Шипы шиповника и колючки терновника становились все жестче и цеплялись все цепче, пока путники пробирались через чащу, где трещали сотни сверчков. А по тропинкам и болотцам лягушки взад-вперед скакали, и квакали ужасно звонко, и лес окрестный оживляли. Над головой кружили мухи, мешались овцы под ногами, брели по лесу, будто духи, стекались с гор они ручьями. А змеи скользкие скользили в потоке быстром, неприметном, казалось, путникам твердили о чем-то древнем и заветном, свои извивы извивая, секреты страшные скрывая. Яркая комета ясным светом озарила небо, и друзья увидели хижину Ягини, высоко висящую в вышине на вершине высокого холма.
— Если она умерла, там могут оказаться чужие, — заметил Голукс.
— Много ли времени прошло с тех пор, как мы покинули замок? — спросил принц.
— Если бы нам удалось собрать слезы за час, мы были бы спасены и счастливы, — ответил Голукс.
— Надеюсь, что она жива и печальна, — промолвил принц.
— А я чувствую, что она умерла, — вздохнул Голукс. — Чувствую это желудком. Я так устал, все по холмам скакал. Идти не в силах, я пропал. Пожалуйста, взвали меня на спину и понеси, как будто я корзина.
Цорн из Цорны взвалил Голукса на спину, и они двинулись дальше.
Глава 6
На холме, где стояла хижина Ягини, было хмуро и холодно. Пропаханные поля пестрели бороздами, проложенными плугом. Крестьянин в красной куртке крался по курящейся борозде, бросая в землю семена. В воздухе витал запах Вечности, слегка смешанный со слабым ароматом сладко благоухающих цветов.
— Ах, нет огня в ее окне, — заметил Голукс, — темно, как в склепе, и становится еще темнее.
— И дыма нету в дымоходе, — добавил принц, — там холодно и будет, думаю, все холоднее.
Голукс прерывисто вздохнул и печально промолвил:
— Но что меня тревожит здесь всего сильнее, то паутины сеть густая, которая опутала оконца, проемы двери, косяки, щеколду.
Принц почувствовал пустоту в темени и тяжесть в пятах.
— Постучи в дверь, — попросил Голукс дрожащим голосом.
Цорн постучал, никто не ответил.
— Постучи еще раз, — закричал Голукс, и принц постучал снова.
И вдруг произошло чудо: дверь приоткрылась и на пороге появилась Ягиня. Она прислонилась к дверному проему и приглядывалась к пришельцам. Принц с удивлением понял, что перед ним совсем не старая женщина: ей можно было дать лет тридцать восемь-тридцать девять. Голукс, как это часто случается со стариками, ошибся лет на пятьдесят.
— Поплачь для нас, — попросил Голукс, — иначе принц никогда не получит в жены принцессу.
— Нет больше слез и нет печали. Я плакала, когда тонули корабли, когда ручьи пересыхали, когда плоды перезревали, когда овечки пропадали. Но нету больше слез и нет в душе печали, — ответила Ягиня, и глаза ее оставались сухими, как пески пустыни, а губы казались высеченными из крепкого камня. — Из этой двери вышли тысячи людей, но ни один из них не нес камней. Добро пожаловать, друзья, но вам помочь не в силах я, — добавила Ягиня.
Принц и Голукс вошли. В комнате стояла кромешная тьма, и они еле разглядели стол и кресло, а в углу нечто, напоминающее сундук, сделанный из дуба и по углам обитый медью. Голукс грустно улыбнулся, а затем печально промолвил:
— Я знаю дикие, ужасные истории, которые заставят плакать даже палача, и из злодея выжмут слезы горькие, и сон дракона страшного смутят. И даже Тодал жуткий зарыдает, когда мои истории узнает.
При имени Тодала прядь волос Ягини побелела и она прошептала:
— Раньше печалилась я и рыдала, когда чья-нибудь свадьба на апрель выпадала. А теперь, если в мае девицу хоронят, ни слезинки Ягиня уже не уронит.
— Ну и ну, у тебя эмоции, как у рыбы, — раздраженно пробурчал Голукс. Уселся Голукс тут на пол и речь свою он так повел: во-первых, гибель короля он описал, но вышло — зря. Потом о детях рассказал, которых удушил Тодал. Но тут опять их ждал провал.
— У меня больше нет слез, — напомнила Ягиня. Тогда ей Голукс рассказал про лягушек в курятнике и про кур в лягушатнике, как разграбили они все чепухятники и разрушили все ерундятники.
— Я больше не плачу, — повторила Ягиня.
— Смотри и слушай! — торжественно промолвил Голукс. — Прекрасная принцесса Саралинда не выйдет замуж за молодого принца, пока юнец не выложит на стол дубовый, перед дядей Саралинды, блестящих тысячу камней бесценных.
— Я бы поплакала для принцессы Саралинды, если бы пришли слезы, — печально вздохнула Ягиня.
Принц, плутая по комнате, приблизился к дубовому сундуку, приподнял крышку и открыл сундук. Яркое сияние наполнило комнату и даже темные углы осветились сияющим светом. В сундуке лежали, светясь и переливаясь, тысячи тысяч драгоценных камней: сапфиры и алмазы, жемчуга и рубины — здесь было все, чего мог только пожелать холодный герцог. Алмазы сверкали, рубины пылали, сапфиры обжигали, изумруды ослепляли. Цорн и Голукс посмотрели на Ягиню.
— Эти камни — добыча смеха, — пояснила она. — Две недели назад я нашла их на кровати, пробудившись поутру, когда мне приснилось что-то смешное. Я так смеялась во сне, что смех вызвал слезы на моих глазах.
Голукс схватил светящиеся сапфиры, потом сгреб искрящиеся изумруды, вереща от возбуждения и восхищения.
— Положи немедленно назад, — приказала Ягиня. — Ты, Голукс, должен понимать, что камни эти — добыча смеха, и нам приходится признать, что слезы тут — одна помеха. Но главного еще я не сказала. Вот что недавно я узнала: как только две недели минет, волшебный дар их вмиг покинет, и вместо сладостных камней здесь будет горьких слез ручей. Сегодня срок тому подходит, волшебный дар из них уходит. Сегодня ровно две недели, как камни я нашла в постели.
Пока Ягиня произносила эти слова, свет постепенно мерк и наконец совсем угас. Опалы опадали, сапфиры съеживались, изумруды истаивали, рубины растворялись, и наконец все драгоценные камни, добытые смехом, со звуком, напоминающим печальный вздох, обратились в слезы. В сундуке не осталось ничего, кроме прозрачного потока, который, казалось, насмешливо подмигивал.
— Ты должна припомнить, — завопил Голукс, — что тебе приснилось и почему ты смеялась, когда проснулась.
Глаза Ягини по-прежнему оставались пустыми.
— Не помню, что приснилось мне и как нашла я камни те в постели, ведь минуло с тех пор уж ровно две недели.
— Подумай! — взмолился Голукс.
— Подумай! — присоединился к нему принц.
Ягиня нахмурилась:
— Я никогда не могу вспомнить, что мне приснилось.
Голукс судорожно стиснул руки и задумался.
— Как я отчетливо припоминаю, добытые слезами камни вечны. И я совсем уж точно знаю, что Гвейна дар — был дар сердечный. Но что он делал, непонятно мне, в такой дали, в чужой стране?
— Охотился, — ответила Ягиня, — насколько помню, на волков.
Голукс нахмурился.
— Люблю я жить согласно логике. И надо мне решить по собственной методике, что в день ужасный произошло, что Гвейна в ярость привело, и почему он слезы предпочел, что в смехе скверного нашел. Ответь на мой прямой вопрос: чем смех настолько хуже слез?
— Когда в капкан король попался, над ним злой фермер посмеялся, — напомнила Ягиня. — Тогда король добавил строго: «Свой дар улучшить я желаю. Печали камни чти глубоко — их вечными я оставляю. Но камни смеха станут шуткой и проживут они минутку».
Голукс застонал:
— Есть одна вещь на свете, которую я ненавижу, это всяческие исправления и улучшения. — Глаза его сверкали все страстнее и он стискивал руки все сильнее. — Попробую заставить ее смеяться, пока она не заплачет, — порешил он наконец.
Голукс поведал Ягине множество прелестных историй о происшествиях, которые произошли или могли бы произойти, но глаза ее оставались сухими, как пески пустыни, а губы казались высеченными из крепкого камня.
— Меня не может рассмешить ничто, случившееся в этом мире, и ничто, что могло бы здесь случиться, — сказала Ягиня.
Голукс улыбнулся:
— Тогда мы подумаем о чем-нибудь, что может еще случиться, но чего никогда не было. Сейчас я что-нибудь придумаю. — И он думал, пока не надумал. Жил на свете дурак очень меткий,
Очень метко он резал салфетки,Метко камни швырял,Метко в прорубь нырял,Но не метко он рухнул с кушетки.
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь опалов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол. — Она плачет полудрагоценными камнями! — запричитал Голукс. — Попробую еще разок:
В графстве Дебо прославился Шир,Вам готовит он сказочный пир:Но не лакомый кус,А на шее укусНа пиру вам подарит вампир.
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь сверкающих бриллиантов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол.
— Теперь она плачет ювелирными изделиями, — горестно вздохнул Голукс.
