Когда же он увидел одного Кумоху, то глазам своим не поверил.
«Такого бы мне в работники!—подумал Тайпо, н глаза его стали желтыми, как яичный желток.— Я бы за один год вдвое стал богаче!»
Только Тайпо хотел спросить Кумоху, чей он сын, как старик отец из лесу вышел. Тайпо обрадовался: еще бы — ведь, значит, этот лесоруб сын его старого должника Ийвана!
От радости глаза Тайпо стали желтыми, как сердцевина ромашки.
И сказал богатый хозяин Ийвану так:
— Если сын твой ко мне на три года в батраки пойдет, тогда мы с тобой в расчете будем.
Конечно, эти слова Тайпо сказал не сразу — он на слова был скуп так же, как на деньги. И если уж описывать все по-настоящему, как оно было, то сказал Тайпо так:
— Если (тут он слез с конька и оглядел стоящего перед ним Кумоху три раза с ног до головы и с головы до ног)… сын твой (тут он разжег погасшую трубку)… ко мне (тут он сел на свежий пенек и докурил трубку до конца)… на три (выколотил трубку, спрятал ее в карман)… года (достал нож и вырезал себе длинный прут)… в работники (прут ему не понравился, он его отбросил, начал вырезать новый)… пойдет (срезал с прута сучки, помахал им в воздухе — свистит!)… тогда (полюбовался гибким прутом, подстругал толстый его конец по руке, чтоб удобнее было)… мы (вытер о пенек лезвие, спрятал нож)… с тобой (сбил прутом шишку с молодой елки, посмотрел, куда она упала)… в расчете (еще сбил три шишки)… будем.
От такой наглости богатого хозяина старый Ийвана все слова растерял, лишь руками развел. Ведь Кумоха только-только под родной кров вернулся, всей семьей начали о будущем годе думать, судить-рядить, как хозяйство поднять, и вдруг этот Тайпо как снег на голову! Хочет Кумоху на три года отобрать!
Кумоха врубил топор в толстую,, хоть лошадь за нее прячь, сосну и подошел к богатому хозяину. Тот, словно невзначай, на пенек встал, чтобы повыше быть. И все равно Кумохе даже до плеча не достал макушкой своей высокой шапки.
Кумоха посмотрел сверху вниз на Тайпо. Встретил взгляд желтых глаз, усмехнулся:
— Лучше умереть дома смолоду, чем у скупца с голоду!
Но Кумоха не только говорил, и поэтому эти слова надо
было бы написать так:
— Лучше,— сказал Кумоха и пятерней сгреб богатого хозяина за загривок,— умереть (тут он поднял ошалевшего Тайпо с пня так высоко, как позволила рука)… дома (другой рукой он сорвал с ближайшей елки несколько шишек)… смолоду (пока богатый хозяин барахтался в воздухе, Кумоха подложил шишки под седло его конька)… чем (он начал медленно опускать Тайпо в седло)… у скупца (он усадил его на седло лицом к хвосту)… с голоду!
Богатый хозяин шлепнулся в седло, шишки впились в спину коня. Коню это почему-то не понравилось - он взвился на дыбы, рванулся, метнулся, не разбирая дороги, в лесную чащу.
Первый же сук сбил седока на землю. Но Тайпо тотчас же вскочил на ноги и побежал ловить коня, умчавшегося в лес.
Кумоха посмотрел на отца. Улыбка, как тихий порыв ветра над озерком, легкой рябью пронеслась по морщинам Ийвана.
— Он нам это не простит,— вздохнул старик.
Кумоха беззаботно махнул рукой и свистнул так громко, что белки посыпались с деревьев, как шишки. Потом он вытащил топор из сосны и весело принялся за работу.
Про карельсную баньку и про разницу между чурбаном и лесорубом
Карел без баньки — это не карел, а уж он и сам даже не знает, кто он… Просто непонятно, кто он такой!
Как же можно жить без баньки?
Зимой, в самый злой мороз, когда речки выстывают до дна и могучие сосны трещат, поеживаясь от холода, что спасает продрогшего лесоруба или охотника?
Банька!
А сырой, дождливой осенью, когда все кругом мокро и туман такой плотный — хоть выжимай его! — что спасает от простуды и ломоты в костях рыбака или пахаря?
Банька!
А летом, когда от зари до зари стучит топор и кости зудят от работы и кажется, уже сил нет добраться до порога дома, что прогоняет усталость и возвращает силы?
Банька!
Неказиста она на вид да и внутри красой не блещет, а все же, как добрая волшебница, спасает от бед и напастей.
«Вели уж баня тебя не лечит, то ложись и помирай»,— говорят старые карелы больному.
Потому что банька лечит от любой хвори — и от кашля, и от круженья головы, и от болей в пояснице, и от лихорадки, и от корчей, и от колотья. Только нужно натопить ее пожарче, да душистых веников навязать, да воды натаскать вдосталь.
…Отец и Кумоха пришли с подсеки домой, едва ноги волочили, а зашли в баньку, да как дохнуло на них жаром да хвоей (сосновую смолку в камни мать бросила для духа лесного), да как ухнуло от первого ковша воды паром, да как зашипели камни — усталое тело вздохнуло свободно и радостно.
Деревянный потолок каплями, как росой, покрылся. На полке такой жар, словно само солнце под доски засунули.
Кумоха взял в обе руки по венику березовому да как прошелся ими по отцовской спине — только закряхтел от удовольствия старик.
А по пяткам отца парил Кумоха веником еловым: есть такое поверье, что все болезни из тела выходят, когда еловый веник по пяткам бьет.
Парились так отец с сыном в баньке часа два, и так им легко стало, хоть снова в лес еще одну подсеку рубить!
Облепленные березовым листом, среди кучи разбитых веников, красные, распаренные, они сидели в клубах пара.
— Сколько ни мойся, чище воды не будешь!—сказал отец.
Борода, как плющ, окутывала его тело. После парки и колено не свербело, и в боку уже не кололо, и в шее не сверлило. Он отжал мокрую бороду, посмотрел на сына. Кумоха задумчиво обирал с себя прилипшие березовые листья — следы, оставленные веником. Глаза отца и сына встретились. И оба поняли, что они думают об одном и том же — о Тайпо.
Отец вздохнул, пожал плечами.
«Даже не знаю, сколько мы ему должны»,— понял Кумоха.
Кумоха закряхтел огорченно: сыну отца наставлять не положено, но как же это своих долгов не знать? Ведь обведет должников богатый хозяин вокруг пальца, обязательно обведет!
Понял Кумоха, что выход один остается: идти в работники к Тайпо. Сделать так, как сказал богатый хозяин. Три года? Там видно будет… Время ведь и не по годам можно считать, а по делам.
— Ладно, - ударив себя веником, сказал Кумоха.— Завтра пойду к Тайпо…
Бежали в лесу тропки и стежки, вились, змеились, сходились и расходились. Чем к селу ближе, тем их больше, тем они приметнее среди палой листвы. Наконец, как нитки сплетаются в веревку, сплелись они все вместе, стали дорожкой, а та слилась с другими и обратилась в дорогу.
Дорога лесная вся в узлах корней, в хребтинах — из земли, как ребра большого зверя, корни лезут. По краям дорога изъедена, будто ее по ночам дикие звери грызут. Но все-таки дорога! Значит, и село близко!
А в селе самый большой двор и самый большой дом у Тайпо.
Возле церкви богатый хозяин построился. Хитро дом стоит: издали если смотреть, то крест словно в крышу Тайпо воткнут.
Постройки во дворе богача приземистые, коренастые, как сам Тайпо. Амбар, зерном набитый, словно брюхо обжоры, вперед торчит. Забор крепкий, бревенчатый. Ворота сразу не откроешь: сначала одну створку отвести надо, потом вторую— уж очень тяжелы.
Кумоха стучать в ворота не стал, ухватился за гребень забора да и перемахнул через него.
Собака, что на цепи сидела, так ему удивилась, что даже не тявкнула. А сам Танпо посреди двора стоял, трубку курил, даже и не вздрогнул, словно ждал Кумоху. Только борода ходуном заходила и в глазах рыжие костры от радости заполыхали.
— Отец…— глубоко затянулся Тайпо и словно вместе с дымом выдохнул слово,— прислал?
Кумоха кивнул.
Богатый хозяин вперед пошел, Кумохе, как исправному работнику, положено следом шагать.
Подошли к сараю. Наверху сеновал. Тайно трубкой показал на сено.
— Тепло,— сказал Тайпо.
Кумоха понял: пока еще тепло, можно спать здесь.
Опять кивнул согласно и забросил свою тощую котомку на сено.
Из дома вышел лежебока Юсси. Его безоблачные голубые глаза с интересом уставились на Кумоху. Парни были ровесниками и встречались не один раз, но Юсси каждый раз рассматривал Кумоху так, словно впервые его видел.
Рослый, широкоплечий Кумоха казался вдвое больше плотненького, узкоплечего, уже слегка пополневшего Юсси. Когда Юсси подошел к Кумохе вплотную, то оказалось, что соломенно-золотистая борода Кумохи достает Юсси до затылка.
— Сын,— сказал Тайпо, кивнув на Юсси.
— Знаю! — Кумоха похлопал Юсси по плечу.— Здравствуй!
Лежебоку это рассердило: его, хозяйского сына, по плечу, как ровню, бьет работник!
Он отошел на шаг от Кумохи, оглядел его.
— Этот чурбан будет нашим работником? — спросил Юсси отца.
Тайпо кивнул.
Кумоха огляделся по сторонам.
— Чего смотришь? — усмехнулся Юсси.
— Где, какой чурбан? — Кумоха недоуменно посмотрел на Юсси.
