– Ты ведь уже видела его, – улыбнулась Гелиэр.
– Этот цвет завораживает. Мы красили свадебные ленты в такой цвет в долине, но седа такого цвета выглядит просто... неприлично красиво.
Тёмные волосы Гелиэр взметнулись над шнуровкой платья.
– Что с обувью?
Гелиэр пальчиком указала на красные туфельки, видневшиеся из-под кровати.
– Нет, Гели, нет. Они убьют твои ноги. Они даже на вид неудобные.
– Мне нужно будет пройти в них до повозки, а потом по лестнице. Дальше я сменю их.
– Погоди-ка.
Аяна решительно шагнула и, не раздумывая, сунула ноги в красные туфельки.
– Ты... Ты же их...
– Ничего не случится за один раз. – Корча свирепые гримасы, Аяна натягивала туфельки на пятку. – О. Вот.
Она села на кровать, вытянув ноги в красных атласных туфельках и глядя, как ступни постепенно сравниваются цветом с обувью.
Гелиэр ошарашенно смотрела на неё. Аяна встала и коряво прошлась по комнате туда и обратно, и трава лейпона показалась бы облаками оурана по сравнению с этой прогулкой.
– Вот. Попробуй сейчас.
Кровожадные туфельки не желали покидать её ноги, но в конце концов сдались. Лицо Гелиэр озарилось восхищением.
– Аяна! Они больше не давят!
– Вот теперь я буду спокойна за тебя. Нет, Гели, – распахнула она глаза, отвечая на внезапно вспыхнувший в глазах кирьи вопрос. – Я не буду разнашивать всю твою обувь. Слушай, у тебя же такая маленькая ножка! Почему и твои туфли такие неудобные? Я всё детство бегала босиком или в мягких сапогах, понятное дело, что моя нога растопталась, но твоя?!
– Их такими делают нарочно. Просто узкая нога изящнее. Как узкая талия, – пожала плечами Гелиэр. – Портниха в эйноте, которая подгоняла платья, рассказывала, что и мужчинам делают специальные накладки на плечи, чтобы они казались шире.
Конда стоял в темноте, и она отряхивала ладонью капли воды с его плеч. Та куртка, которую она шила ему на зиму, была велика в плечах на несколько пальцев даже плечистому Алгару. В глазах помутилось, Аяна зажмурилась, схватилась за талию и зашагала по комнате, морщась от боли, потому что кровь начала возвращаться в освобождённые из алого плена ступни.
– Я рада, что тут со мной только ты, – сказала вдруг Гелиэр, заправляя волосы за ухо. – Обычно, говорят, все эти приготовления – огромная суматоха, все куда-то бегут, суетятся, что-то поправляют... Готовят сундуки...
– Сундуки? – вскинулась Аяна, хватаясь за спасительное дело и еле сдерживаясь, чтобы не замахать руками перед собой, отгоняя видения. – Мне нравится эта мысль!
– Нет... – застонала Гелиэр. – Не надо! Я потом пришлю за вещами! Мы же уже собрали то, что потребуется на первое время!
– Ты хочешь, чтобы я просто сидела тут и ждала завтрашнего дня? – отчаянно спросила Аяна.
– А что, так нельзя? – с не меньшим отчаянием спросила Гелиэр.
Аяна остановилась. Нет, в самом деле, что с ней такое? У её кирьи, у её подруги завтра свадьба, а она... О чём она вообще думает?
– Слушай, а что за повозка завтра будет?
– В которой меня повезут?
– Да.
– Свадебная. Их берут напрокат. Ну, говорят, у крейта своя. Неудивительно.
– О нём столько разных слухов ходит.
– Да. Говорят, он страшный очень, от него волосы дыбом поднимаются.
– Кто говорит?
– Люди... Кто его видел. Советники, их жёны, те, кого приглашают во дворец. Наверное.
– А крейт вообще существует?
– Аяна, ну ты даёшь. Конечно. Кто же страной управляет, по-твоему?
Аяна села на кровать и задумалась.
– У нас есть старейшина деревни. Мы его выбрали сами, на кругу совета, потому что его знают вообще все, без исключения. Он постоянно ездит и решает разные вопросы, или поручает тем, кто может решить их лучше всего, его видят то тут, то там. Я прекрасно понимаю, что наша деревня и ваш Арнай несоизмеримы, но кто-нибудь вообще видел этого Алту без "наверное"?
Гелиэр подняла на Аяну лучистые голубые удивлённые глаза.
– Я не знаю. Думаешь, он как один из твоих зверей? Просто...
– Олицетворение. Нет. Просто интересно.
– Высокие кирио посещают приёмы во дворце. Кир Орман точно посещает с женой, кирой Анеит. Поэтому у неё тут в доме Пай комнаты...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Понятно. А ты теперь, получается, тоже из высокого рода... ты будешь Атар Гелиэр. Жена Атар Мирата. Красиво звучит. Очень благородно. А почему Эрке не считается высоким родом?
– Там была какая-то история... Прадед натворил каких-то дел. Я не знаю. Могу узнать у отца. Он об этом не любит говорить.
– Не надо. Неважно.
Аяна катала на языке имя мамы. Олем Лали. Это звучало ласково. Как круглая галька, обкатанная морем или рекой, влажная, сияющая на солнце, которую ты подобрал летним тёплым днём, гуляя с другом, и держишь в пальцах, рассматривая. Это было как песня, как колыбельная. Как лучи солнца на полном, нежном плече её сестры Нэни по утрам, которые гладили её кожу, просунув длинные светлые пальцы сквозь рейки ставней.
Она вздохнула и в который раз проговорила про себя другое имя, клацающее, отскакивающее, как кинутые Киматом на мощёный двор плоские камешки. укоризненно грозившее ей пальцем. Пай Аяна. Ай-яй-яй, говорило ей оно. Как тебе не стыдно? Какая же ты Пай? Притворщица.
Она не принадлежала роду Пай, но она принадлежала Конде, а он – ей, что бы это здесь ни значило. Они пили из одного стакана на свадьбе, пусть и чужой, и сказали друг другу слова союза, скрепив их её кровью, а тут это значило как раз гораздо больше, чем дома, в долине. Он грозил ей пальцем, но не укоряя, а дразня, и часто задумчиво постукивал соседним пальцем по столам, наличникам дверей, листам бумаги, своей переносице, неизменно смущая, будто она подглядывала за каким-то его внутренним ритмом, случайно открывшимся ей, хотя обычно её не смущало даже то, как он ел, сидя на её кровати, не обращая внимания на то, что штаны валяются где-то в другом конце комнаты.
Она застонала и рухнула на кровать.
– Невыносимо! – Она чуть не кричала. – За что мне это!
Она съёжилась на кровати, подтянув колени к животу. К чёрту дом Пай, к чёрту этого клятого Ормана. Ей был нужен только Конда, но он был в море, а Кимат и Аяна остались тут, на берегу, и Иллира со дня на день должна была родить, а ещё не было новостей о Верделле, и Гелиэр выходила замуж...
Она старательно, усердно рыдала в подушку, пытаясь выплакать всё скопившееся на душе, но облегчения всё не было, и она ощущала лишь слабый запах волос Гелиэр на наволочке и зияющую пустоту за спиной.
– Это последний, – прошептала Гелиэр, протягивая стакан каприфоли. – Больше нет. Не знаю, что мы будем делать завтра...
– Ты будешь переходить в род Атар, а я буду оплакивать, – сказала, всхлипывая, Аяна. Каприфоль пахла разбитыми надеждами Ишке и всех котов, вместе взятых.
– Меня?
– Всё. Я буду оплакивать всё.
Гелиэр неожиданно забралась на кровать с другой стороны, подобралась к Аяне и вдруг погладила её маленькой золотистой ладошкой по голове. Аяна недоуменно подняла на неё мокрые глаза.
– Мне помогло тогда.
– Спасибо, Гели.
Аяна повернулась на бок, и Гелиэр гладила её влажные волосы.
– Всё будет хорошо, – тихо сказала она.– Аяна, всё точно будет хорошо. Я в этом уверена.
3. Вот теперь это похоже на свадьбу
– Лаудар! Орсеме! Прекратить!
– Эйстре Аяна, он первый начал...
– Ты врёшь, и лейпон будет тебе наказанием! – крикнул Орсеме.
Аяна подняла кулаки и стукнула по столу так, что вся кухня вздрогнула.
– Прекратить! Я сказала!
Угрюмые, горящие жаждой справедливости взгляды притихших мальчишек повернулись к ней.
– Бартос, у твоей сестры много ошибок. Я не могу учить её заочно. Пусть приходит сюда, с матерью или без. Это очень плохо.
– Я передам, эйстре... Но...
– Бертеле, поздравляю. Ни одной ошибки. На следующей неделе проверяешь других. Сэмилл, чуть лучше. Фракос, Дукелл, вы молодцы, но нужно сделать работу над ошибками. Но вы молодцы. Остальные – хорошо, с учётом того, сколько вы занимаетесь. Бартос, не забудь про сестру.
