Боль Вьетнама
Бомбы падают близко — у самого сердца.Не забыть, не забыться, товарищи, нам.Разбомбленная старость, убитое детство —Нашей жизни открытая рана — Вьетнам.Забывать не хочу и забыться не смею.Вижу хижины, вижу изгибы траншей.В джунглях хищники есть, в джунглях водятся змеи,Но незваные гости лютей и страшней.Парни рослые — сплошь как в команде бейсбольной.Только это со смертью игра, а не в мяч.На горящие джунгли взирает без болиАккуратный, окончивший колледж, палач.Вот следы интервентов — дождями не смыть их.Поднимается мир на вьетнамский набат.Превращаются там Сулливаны и СмитыВ неизвестных солдат, в неизвестных солдат.Мне на Эльбе встречаться пришлось с их отцами,Как известно, с фашизмом сражались они.Сыновья показали себя во Вьетнаме.Виноваты вы сами, что доброе «ами»Как позор, как проклятье звучит в наши дни.Я не радуюсь гибели диких пришельцев —Горе их матерей безутешно. А все ж,Рисовод и зенитчик — точнее прицелься.Отбомбились? Уходят? Нет, врешь, не уйдешь!Кровью крашены красные волны в Меконге,Но Вьетнам до победы сражаться готов.Мистер Джонсон! Ужели рыбацкие джонкиУгрожают дредноутам ваших флотов?Против морд этих бритых с оскалом злодейскимНепреклонность фарфоровых матовых лиц,И фигур узкоплечая хрупкая детскость,И язык, мелодичный, как пение птиц,Мы-то знаем: у тех, кто за правое делоВ бой идет, есть геройства особый запас,Наливающий сталью тщедушное тело,Приводящий в смятенье рискнувших напасть.
1966Я смогу!
Движенья акробатов отработаны,Блестит в лучах прожекторов трико.Простившись с повседневными заботами,Под куполом юнцы парят легко.
На этот блеск толпа глядит восторженно.Сиянья детских глаз не передам.И на колени капает «морожено»,Которое разносят по рядам.
Гимнасты голенасты, светло-розовы.В испуганной оркестром тишинеОни плывут, как рыбы в круглом озере,И кланяются на песчаном дне.
Но меркнет это царственное зрелище,Когда выходит рыжий на манеж,Ногами двигать толком не умеющий,В широких путах клетчатых одежд.
Мысы штиблет он поправляет палкою,Приподнимает шляпу-канотье,Смущает первый ряд улыбкой жалкою…И вдруг взмывает к звездной высоте.
Блестящие трико такие тусклые!Куда там акробатам до того,Кто под лохмотьями скрывает мускулы,Небрежно прикрывая мастерство.
Легко расправясь с неуклюжей робою,Он лихо выгибается в дугу…Приду домой и сам взлететь попробуюЯ тоже неуклюжий. Я смогу!
1965«Юбилеи вокруг, годовщины…»
Юбилеи вокруг, годовщины,Круглых дат центробежный полет.Были мальчики, стали мужчины,Зря надеялись — нас обойдет.Закругляемся, крутимся тоже,Начинаем отсчитывать дни.Изумляемся тем, кто не дожил:Сколько сделать успели они…
1965«Я верил в детстве искренне и твердо…»
Я верил в детстве искренне и твердо,Что мир не существует без меня.Лишь отвернусь — и очертанье стерто,Сомкну ресницы — вот и нету дня.Глаза открою — мир возникнет сноваВ цветах и красках.И всесильно слово.Но отрочество разом оглушилоФантазию.Я начал понимать,Что все и без меня и есть и было,Уйдет и без меня придет опять.А все же не исчезло ощущенье,Что я устроен чуточку не так,Как все,И не могу попасть в крушенье,Меня минует пуля и сыпняк,Любимая до гроба не разлюбит,И мама вечно жить на свете будет…Со мной считаться не желает времяИ обходить не хочет стороной.То, что могло произойти со всеми,Безжалостно случается со мной:Вагоны под откос.Осколок в темя.И ни одной поблажки… Ни одной!
1965«Во второй половине двадцатого века…»
Во второй половине двадцатого векаВырастает заметно цена человека.И особенно ценятся мертвые люди.Вспоминают о каждом из них, как о чуде.Это правда, что были они чудесами,Только, к счастью, об этом не ведали сами.Но живые в цене повышаются тоже,Это знают —Особенно кто помоложе.Дескать, я человек —Наивысшая ценность.Но, прошу извинения за откровенность,В лисах ценится хвост,В свиньях — шкура и сало,И в пчеле почитается мед, а не жало.Человеку другие положены мерки,Целый мир называет его на поверке.И цена человека —Неточный критерий,Познаваемый только ценою потери.Велика ли заслуга —Родиться двуногим,Жить в квартире с удобствами,А не в берлоге?Видеть мир, объясняться при помощи речи. Вилкой с ножиком действовать по-человечьи?Тех, кто ценит себя, я не очень ругаю,Но поймите — цена человека другая!
1965«Иносказаний от меня не ждите!..»
Иносказаний от меня не ждите!Я вижу в них лишь разновидность лжи.Что думаешь о людях и событьях,С предельной откровенностью скажи.Я знаю силу выстраданной правдыИ мысли обнаженной и прямой,И мне противны хитрые тирады,Рожденные иронией самой.Испытанный и радостью и болью,Искавший путь не по чужим следам,Ни плакать, ни смеяться над собоюИ сам не буду и другим не дам.
1965Напоминаю
Поэт обязан напоминать,Не но секрету — через печать.Напоминаю молчащим врозь,Надувшим губы, глядящим вкось,Что я их помню — пять лет назад,Ладонь в ладони, глаза в глаза.Напоминаю — не без причин,Тому, кто нынче — высокий чин,Что путь нелегкий он начиналС пренебреженья ко всем чинам.Напоминаю клеветникамЗакон, известный по всем векам,Что с опозданьем большим, но все жВ мученьях адских сдыхает ложь.Напоминаю друзьям своим,Равно — и старшим и молодым,Что возраст — это условный счет,Не поддавайся — не подсечет. Напоминаю…И вас прошуНапоминать мне — пока дышу.
1965День победы в Бомбее
Вновь испытанье добром и злом.Над храмом, над лавкою частника,Всюду знакомый паучий излом —Свастика, свастика, свастика.Она была нами как символ и врагВ атаках растоптана намертво,Но свастика здесь — плодородия знак,Простая основа орнамента. …Сейчас на Красной площади парад, Знаменами пылает боль былая, Радиоволны яростно трещат, Перебираясь через Гималаи.В клубе со свастикой на стенеСегодня мое выступление:Москва в сорок первом,Европа в огне, Берлинское наступление.Смуглые парни сидят вокруг,Всё в белых одеждах собрание,Всё в белых одеждах… Мне кажется вдруг,Что я выступаю у раненых. Сейчас ты вспоминаешь там, в Москве, И эти двадцать лет, и те четыре, Как жизнь твоя была на волоске, Как «фокке-вульфы» свастику чертили.Арийцы не просто шли на восток,Их планы историки выдали:Когда мы сердцами легли поперек,Путь их был в Индию, в Индию.В обществе дружбы кончаю речь,Слушают миндалеглазые,Как удалось от беды уберечьМирные свастики Азии. Прохлада с океана наплыла, Седое небо стало голубее. Ты и не знаешь, что со мной была На Дне Победы в городе Бомбее.
1965Отпечатки ладошек
