Год спокойного солнца
Этот год называетсяГодом спокойного солнца.Я не спорю с наукой,По сердцу мне это названье,Только в этом годуКрылья бомбардировщиков наглыхНад вьетнамской землейЗаслоняли спокойное солнце.Только в этом годуНаша дочка, мудрец-несмышленыш,Улыбаясь, прошлаНад разверзшейся бездной сиротства.И бесились тайфуны —У каждого — женское имя.(Кто-то их окрестилИменами своих ненавистных.)И три месяца крядуТашкент колотило о землю,Так, что с хрустом ломалисьИголки сейсмических станций.И ФлоренцияГрязью затоплена до подбородка,И на улицах АккрыТемнокожие люди стреляют друг в друга,И в УэллсеГора наползла на шахтерский поселок.Я отнюдь не хотелЗаниматься обзором текущих событий,Просто вспомнилось мнеТо, что былоИ что происходитВ год спокойного солнца.Постой!Ты сегодня не слушал последних известий.В катастрофе погибСамолет с водородною бомбой.С января по декабрьТесно году спокойного солнца.Он легко переходитГраницы листков календарных.Я не спорю с наукой.По сердцу мне это названье,И мучительно хочется,Чтобы оно оправдалось.…Далеко-далеко от земли рассиялось спокойное солнце.
1966«Человек, укрощающий молнии…»
Человек,Укрощающий молнии,Каждое утро смотрящий буре в глаза,Очень скверно играет на скрипке.
Человек,Который под пыткойУлыбался зло и презрительно,Улыбается нежно ребенку.
Человек,Рубающий уголь,На пластах крутого падения,Любит пить жигулевское пиво.
Человек,Для спасения многихДважды себя заражавший холерой,Рассказывает анекдоты.
Человечек,Который скверно играет на скрипке,Улыбается нежно ребенку,Любит пить жигулевское пивоИ рассказывать анекдоты,Размышляет:Как я похожНа укротителя молний,На того, кто молчал под пыткой,На шахтера и микробиолога.Впрочем, я даже больше их —Я собрал в себе их черты и приметы.
1966В защиту канарейки
Эта птичка попаласьВ силки репутации, в клетку:Старый символ мещанства —Сидит канарейка на рейке.Только я не согласенС такой постановкой вопроса.И прошу пересмотра,И срочно прошу оправданья.
Биография птички:Она из семейства вьюрковых.Уточняю по Брему,Что это — отряд воробьиных.Ей бы жить на Мадейре,На Канарских бы жить, на Азорских,Заневолили птичку,Еще и мещанкой прозвали!
Кто бывал в Заполярье, тот видел:В квартирах рабочих,Моряков, рудознатцевСидят канарейки на рейках.С ноября и до мартаМерцают они словно звезды,Всю полярную ночьКрасный кенарь поет, не смолкая.
В министерство ли, в отпускПриедет в Москву северянин,Он найдет канарейку,Заплатит безумные деньги.
И везет самолетом,Потом сквозь пургу на собакахЭто желтое счастьеИль красное — счастье двойное.Соловьи Заполярья!От вашего пенья зависитНастроенье людей,Выполненье заданий и планов.Канарейка на рейке,Какая чудесная птица!
У мещанства сегодняДругие приметы и знаки.
1966«Люди добрые! Что нам делать…»
Люди добрые! Что нам делатьС нашей вечною добротою?Мы наивны и мягкосерды,Откровенны и простодушны.А мерзавцы и негодяиВидят в этом лишь нашу слабость.Верно: если душа открыта,То в нее очень просто плюнуть.Неужели так будет вечно?Неужели светлому мируНе избавиться от негодяйства?Люди добрые! Что нам делать?Я вас к подлости не призываю,Но зову на помощь суровость:Доброта — лишь только для добрых,Чистота — лишь только для чистых,Прямота — для прямых и честных.А для подлых — ненависть наша:Надо их же собственной грязьюБеспощадно забить им глотки.
1966Когда он остается один
Что делает человек,Когда остается одинВ комнате, где нету зеркала,В котором он мог бы себя увидеть?
Он улыбается или хмурится?Напевает или ворчит?Сгорбился или расправил плечи?Какое у него выраженье лица?
Не чтение, не сочиненье письма,Не подготовка к экзамену или зачету —Я именно хотел бы увидеть,Что делает человек,Когда он ничего не делает.
Как семена в перезревшем цветкеВырастали мы в коммунальных квартирах;Койки студенческих общежитийТолпились, как шлюпки около пристани;Прочитайте в энциклопедии,Что такое барак,Где по очереди спят на нарахДневная и ночная смена.Я уж не говорю о солдатских годах,Где даже могилы были общими,А когда красноармеец оставался один,Он вызывал огонь на себя.
А теперь мне очень хочется знать,Как ведет себя человекС самим собой наедине,Когда никто на него не смотрит.
1966«Вдруг оказалось…»
Вдруг оказалось:Глаза — это вовсе не синие звезды,А только сетчатка и роговица,Хрусталик и радужная оболочка.
Вдруг оказалось:Ночь — это вовсе не заговорщица,А только темное время молчания:Я тоже имею право на отдых.
Вдруг оказалось:Письмо — это вовсе не голос сердца,А только конверт, бумага и марка,И ты же знаешь, что все в порядке.
Вдруг оказалось:Что я — это вовсе не тот человек,А только ошибка и заблужденье.И все это выяснилось за три минуты.
1965Без обратного адреса
Едва потрясенный ТашкентОт контузии первой очнулся,С полустанков и станцийПоспешили к нему эшелоны.Стеновые панели,Лекарства,Провиант и одежда.От колхозов и строек,Обкомов и горисполкомов.На тюках и контейнерахНадписи: «Срочно! Ташкенту!»Ниже — адрес отправки,Здесь всю географию видно.
На Товарной — разгрузка.Аврал — в отделеньях почтовых.Горы белых посылокИ надписи: «Срочно! Ташкенту!»А на многих посылкахОтсутствует адрес обратный:Передать кому надо…Неразборчива подпись.
Что в посылке?Домашние вещи —Костюм — широченные плечиИ цветастое платье —Подросток иль просто худышка.Что в посылке?Нарядная кукла,Ботинки (разок надевали)И белье в магазинной оберткеИ пакеты сухого печенья.
Вам спасибо, колхозы и стройки,Обкомы и горисполкомы,За бетонную вашу поддержку,За всю многотонную помощь.Как спасибо сказатьШироченным плечам и худышке?Дорогие мои,Что ж вы адреса не указали?
Прожил я свою жизньВ государстве обкомов и строек,Много всякого было —Больших потрясений и малых.Но всегда, если горе,Товарищ приходит на помощь.Нет обратного адресаИ неразборчива подпись.
Только нам этот адрес известен,Далекий и близкий.Пробиваемся мы в этот крайЧерез бури, проклятья и штормы,Это город Грядущий,Проспект Беззаветного сердца,Номер дома любой назовиИ любую квартиру.
Эшелоны несутся в ТашкентИ летят самолетыОт колхозов, строительств,Обкомов и горисполкомов.Больше всех беспокоитсяСамая трудная стройка —Это стройка души человека,Открытая людям,Так, что даже не надоУказывать адрес обратный.
1966«Обезумевший атом…»
