Роджер Сколфид или Сколфилд-старший или туан-рума, как его на свой манер звали даяки, решил построить семейное гнездышко рядом с плантациями. Компания, имевшая свою долю в его бизнесе, прислала туда батальон наемников, которые, по сути, были местной полицией. Для солдат были построены казармы, потом и дома.
Постепенно вокруг дома Сколфилда образовался поселок с больницей для белых и местных, офицерский клуб, гостиница, трактир с бильярдом и магазин. Понятно, что всем, кроме офицерского клуба владел сам Сколфилд. И хотя доходы поселок приносил небольшие, меньше тысячной части того, что давали плантации, старик старался выжать из его жителей максимум прибыли. Сколфилд-старший был настолько прижимист, что даже не стал выстраивать себе каменный дом.
Для семьи он построил большую и добротную деревянную двухэтажную избу, в которой по его замыслу должны были вырасти все его пятеро сыновей. Но планам не суждено было сбыться. Эпидемия лихорадки, в одно лето лишила Сколфилда почти всей семьи. Выжить удалось только третьему по счету мальчику – шестнадцатилетнему Дэвиду.
Похоронив жену с сыновьями, старик вдруг задумался о душе, и, увидев в постигшем его горе, Божью кару, долго размышлял над своей жизнью и сделал неожиданное открытие: все его грехи – это попытка защититься от подлости окружающих. Сколфилд-старший месяцами перебирал в голове все неприглядные поступки людей, встречавшихся у него на пути, начиная от деспотичного деда – основателя династии, похоже, ненавидевшего всех людей без исключения, до деловых партнеров, пытавшихся обобрать его при каждом удобном случае. К его великому разочарованию, религиозная литература Англиканской Церкви не могла ответить на все волновавшие его смущенную горем душу вопросы и объяснить причины возникновения того или иного греха. И Сколфилд-старший обратился за помощью к католичеству. К этому времени он уже почти полностью передал дела своему двадцатилетнему сыну, посчитав, что использование рабского труда даяки – это главный и самый страшный грех, совершенный им. Все его попытки переубедить сына, отказаться от семейного дела, продать плантации и потратить деньги на богоугодное дело закончились полным фиаско. Наоборот, Дэвид, уже достигший двадцатидвухлетнего возраста, предложил выкупить долю отца за счет собственных сбережений, накопившихся за несколько лет управления плантациями. Роджер согласился, по отечески попросив у сына лишь десятую часть от стоимости своей доли. К этому времени душа старика уже полностью была во власти богоугодных стремлений. За шесть лет изучения трудов святых, он убедил себя в несостоятельности англиканского богословия и перешел в католичество. Исповедовавшись во всех своих грехах, список которых составлялся несколько лет, по мере возникавших в памяти воспоминаний, он вдруг почувствовал снисхождение к окружающим. Новое чувство дало Роджеру ощущение отстраненного превосходства над человечеством. И это ему так понравилось, что Сколфилд-старший попросту перестал грешить. Чувство относительной безгрешности, после нескольких лет угрызений совести, очень сильно увлекло старика, и он во что бы то ни стало решил больше не совершать греховных поступков. Роджер перестал общаться с окружающими. Он только читал книги, молился и принимал пищу. То есть, не давал шансов греху снова подчинить себя. Когда же состоялась сделка с Дэвидом, Роджер, не видевший в торговле с сыном ничего предосудительного, в последний раз объехал свои плантации, зашел во все хижины крестьян, прося у них прощения, раздал почти треть из полученных с продажи денег, после чего, благословил сына и отправился в Новую Зеландию. Оставшиеся два года своей жизни он провел в странствиях по селениям воинственных маори, пока, в конце концов, не стал жертвой алчности. Предложив одному из колониальных администраторов построить в джунглях современный госпиталь для маори, Роджер сам того не подозревая, подписал себе смертный приговор. Ушлый чиновник обманул проповедника, показав липовые документы, в которых стояло разрешение министра по делам колоний на строительство сразу двенадцати госпиталей для туземцев. К «разрешению» прилагалось и «распоряжение» нанять десять тысяч отбывших свои сроки каторжан, чтобы, как можно быстрее, приступить к лечению коренного населения.
Обрадовавшийся неожиданной удаче, потерявший бдительность старик, тут же отправился в Веллингтон, откуда привез остатки своих сбережений – сорок две тысячи фунтов стерлингов.
Деньги были помещены в личный сейф администратора района под круглосуточную охрану десяти солдат. После этого чиновник и проповедник отправились в джунгли высматривать подходящие места для больниц. На третий день пути предупрежденные администратором маори напали на их отряд. Им сообщили, что приехавший из Борнео проповедник подкупом получил разрешение на строительство на священных землях маори христианских храмов, в которых под угрозой смерти будут крестить всех туземцев.
Роджер Сколфилд принял мученическую смерть – его привязали к дереву и сожгли заживо под радостные крики разъяренных туземцев. Остальных участников экспедиции маори отпустили, чтобы не ссориться с колониальной властью. А через неделю после этих событий глава колониальной администрации подал прошение об отставке. Перед этим он отправил полное сострадания и подробностей смерти падре Роджера письмо. Спустя еще месяц он уплыл в Америку, везя в багаже заработанные деньги и остатки состояния торговца пряностями, которое собирался вложить в акции какой-то техасской нефтяной компании.
* * *
Дэвид не очень тосковал по отцу. Годы затворничества Роджера отдалили его от сына. А, после того, как отец сообщил, что едет проповедовать среди самого неукротимого колониального народа Британской Империи, Дэвид мысленно похоронил отца. К моменту смерти Роджера, компания Сколфилдов разрослась до огромных размеров. Дэвиду удалось наладить отношения с покупателями по всему миру. Новые связи помогли ему стать известным человеком не только в колониях Индийского океана, но даже в таких Богом забытых уголках мира, как Аляска и Исландия. Представительства компании «Сколфилд спайсес» успешно работали на всех континентах. К тридцати годам Дэвид стал одним из богатейших британских торговцев пряностями.
В тридцать четыре года по совету старших партнеров по бизнесу, он нашел невесту из состоятельной семьи, подобрал хорошего управляющего, и начал готовиться к переезду в Англию. Там он намеревался открыть завод по производству оружия.
* * *
Пожар в доме хозяина, бегство его жены и поездка в Сандакан, не входили в планы Джимми. Поэтому, выехав из поселка, он через несколько километров остановился в гостинице, где служил метрдотелем старый шотландский солдат. Как следует пообедав, Джимми зашел к нему в комнату с бутылкой бренди и предложил сыграть партию в карты.
Джимми не боялся, что до лейтенанта дойдут слухи о его задержке. Пол несколько раз говорил ему, что хорошо знал отца Анны, когда служил в Индии.
«Анна и Дэвид – настоящая пара», – несколько раз говорил он.
Солдаты подшучивали над стариком.
– Что тут настоящего, Пол? У него миллионы, у нее – тысячи? – спрашивали они.
– У нее больше чем тысячи! – отвечал Пол. – У нее сокровищ больше, чем на сотни миллионов.
– Почему ж она с такими деньжищами здесь, а не в Лондоне?
– Потому что ее сокровище – это не деньги.
– Неужели красота? И, как это мы проглядели такое сокровище? – смеялись солдаты.
– Красота – дело проходящее. А ты попробуй, растрать сотню миллионов фунтов за жизнь… – уклончиво отвечал Пол.
Когда об этих разговорах сообщили Анне, она поехала посмотреть на старика. Но разговор у них не получился. Пол был неприветлив и только согласился с тем, что служил у ее отца и знал его задолго до женитьбы.
– Он мог стать святым, а сделался торгашом. За это и поплатился ранней смертью, – довольно грубо сказал он.
На дальнейшие расспросы он ответил, что просто хотел набить цену молодой жене.
– Все считают, что вам повезло выйти замуж за молодого Сколфилда. А я вижу в этом предначертание сверху. И хотя ваш отец сделал свой выбор не в пользу добра, никто не переубедит меня в том, что Бог оставит его потомков без внимания, – туманно объяснился он.
– О каком выборе вы говорите? – спросила Анна.
– Мы брали Дели в 1858 году, во время бунта сипаев. Ваш батюшка поставлял войскам продовольствие в войска. Когда наши пушки пробили бреши в стенах города, генерал Николсон повел нас в город, где всех, в том числе и его, так нашпиговали картечью, что не осталось ни одного целого солдата. Генерал Арчдейл Уилсон приказал отступать, но Николсон, находившийся при смерти, пообещал пристрелить его, если мы сдадим свои позиции. Пока мы удерживали эти кварталы, за стеной, где находились наши, у палаток вашего отца шла бойкая торговля. Перепуганные солдаты раскупали вино и бренди, и к вечеру почти все войско напилось до состояния поросячьего визга. Взбешенный Уилсон приказал уничтожить все торговые ряды. Взамен он обещал вашему отцу хороший куш после взятия Дели. Так оно и случилось. Через две недели Джордж Лансер с огромным караваном самой богатой добычи выехал из города в Бомбей. Он собирался вернуться со всем этим добром в Англию и открыть там свой магазин. Под добычу были зафрахтованы четыре огромных корабля. Но мистер Лансер, добрейшая душа, не отказывавший никогда и никому, подкармливавший местных детишек, струсил.
