– Вы же сказали, что всё началось немного раньше? – напомнил чиновнику Брюнет. – С куклы?
– Да-да, точно так. Спасибо, Виктор. Действительно, всё началось с куклы.
– Однако! – хмыкнул Петрухин. – «Три карты». «Кукла». Считайте, вы меня заинтриговали.
Флэш-бэкНачало октября. Отзолотившая своё осень только-только сменила «аватарку» на уныло-слякотный дагерротип.
В городе стыло, ветрено, мокро. Словом – противно.
Елена Ивановна Нарышкина выходит из угодливо-автоматически распахиваемых дверей знакомого нам универсама «Всячина», толкая перед собой нагруженную доверху тележку. Что именно в данный момент дополнительно транспортируется в карманах ее плаща, нам неведомо, да это сейчас и не столь важно.
Супруга чиновника подкатывает к машине, пытается открыть багажник и с удивлением обнаруживает, что тот, оказывается, и не заперт.
Зело подивившись такому обстоятельству, Елена Ивановна заглядывает внутрь и натыкается там на ручной работы, неуклюже сшитую куклу с выпученными глазами-пуговицами. Подобного рода игрушки частенько мастерят ученицы начальных классов – впервые и вынужденно взявшие в белы рученьки иголки на уроках по домоводству.
К слову – об иголках: самопальная кукла истыкана оными, что называется, с головы до пят.
Елена Ивановна испуганно озирается по сторонам, затем хватается за мобильник и, вызвав номер супруга, начинает отчаянно блажить:
– Стасик! Срочно приезжай! Я на парковке, возле магазина!.. Что?! Ты издеваешься? Какое совещание?! Какой еще губернатор?!. Да! Именно что случилось! Да!.. Твою жену хотят убить!!! Вот что случилось!!!
* * *
– …Стоп! А почему ваша супруга вот так вот, с ходу, решила, что ее хотят убить?
– Леночка клянется, что, когда заходила в магазин, специально проверила багажник – тот был закрыт, – пояснил Нарышкин.
– И чего?
– Согласитесь, что злоумышленник, который сумел открыть багажник, с таким же успехом мог подложить туда не куклу, а, скажем, бомбу.
– Резонно! – авторитетно заметил Брюнет.
– А смысл? – не менее авторитетно пожал плечами Петрухин. – Кабы в тот момент рядом с машиной находились вы оба – еще куда ни шло.
– Борисыч!
– Прошу пардона! Я всего лишь хотел сказать, что по роду деятельности у Станислава Аркадьевича всяко на порядок больше… пускай и не кровных врагов, но недоброжелателей точно.
– Я понимаю ход ваших мыслей, Дмитрий Борисович. Признаться, и сам немало размышлял над этим. Потому что у Леночки действительно нет врагов. Она очень открытый, очень общительный человек. А что касается ее недуга… Ну, вы понимаете?.. Я всегда старался… э-э-э-э… загладить… э-э-э-э… ущерб, который она…
– Хорошо-хорошо. За «недуг» всё понятно. А, скажите, ваша жена всегда ездит за покупками одна?
Нарышкин развел руками:
– В том-то и дело, что обычно ее возит наш персональный шофер, Миша. Но именно в то утро он отпросился к врачу. К зубному.
– Ясно. А через… сколько вы сказали? Десять? А через десять дней на той же самой парковочке возникли эти три карты. Так?
– Да, – подтвердил Станислав Аркадьевич. – Три, как выяснилось позже, карты Таро.
– Еще раз напомните расклад.
– Перевернутые: туз мечей, десятка мечей, девятка мечей. Если верить специальной литературе, такой расклад символизирует порчу, которая может привести к смерти. Через, дословно, «усыхание человека».
– Лично я, братцы, не верю во все эти карты, – проворчал Виктор Альбертович. Который на заре своей туманной криминальной юности немало времени провел на катранах и почти профессионально играл в ныне практический забытый терц[1].– В куклу с иголками – еще куда ни шло, всякие там «вуду-шмуду». Но вот карты…
– Я тоже, до недавнего дня, не верил, – печально согласился Нарышкин. – Вот только факты.
– Какие факты? – оживился Дмитрий.
– Видите ли, моя жена сильно комплексует по поводу своей внешности. В части… э-э-э-э… форм.
– Да? А по мне так с формами там как раз все в порядке.
– Борисыч! – исторг суровую укоризну Брюнет.
А вот Станислав Аркадьевич, напротив, соглашательски закивал:
– Да-да, я тоже так считаю. Но вот Леночка… Уж на каких диетах не сидела, уж по каким врачам не ходила. Массажеры-тренажеры. Всё впустую, ни грамма не могла сбросить.
– Природу не переделаешь, – важно заключил Виктор Альбертович и невольно скосил глаза на свою солидное брюшко. – Кому сколько отмерено, столько тому и весить.
– А тут, сразу после истории с картами, за два дня потеряла почти три с половиной кило. Собственно, после этого с ней случилась форменная истерика, и мы вынуждены были обратиться в клинику неврозов. Где Леночка в настоящий момент и пребывает.
Как Петрухин ни старался, однако сдержать ухмылочки не смог:
– Хотите сказать, началось то самое «усыхание»?
В ответ Виктор Альбертович наградил подчиненного та-а-аким взглядом, что Дмитрий невольно закашлялся.
– Я допускал, что мой рассказ вызовет у вас… э-э-э-э… иронию, – обиженно среагировал на ухмылочку Нарышкин. – Но, поверьте, Дмитрий Борисович, лично мне сейчас совсем не до смеха.
– Извините, я это… того, глупость сморозил. Скажите, Станислав Аркадьевич, ваша супруга всегда пользовалась услугами именно этого универсама?
– Напротив, он ей очень не нравился.
– Почему?
– Во «Всячине» небогатый выбор свежей зелени. Да и овощи, в основном, заморские, безвкусные.
– Есть такое дело, – подтвердил Брюнет. – По этой причине моя покупает овощи исключительно на рынке.
– Вот-вот. С шофером Леночка тоже старается ездить на рынок, на Кузнечный. Но так как сама она – водитель неважнецкий, в одиночку не рискует выбираться далеко. Тем более в центр. Старается обходиться теми магазинами, что ближе к дому.
– То есть в день «трех карт» ваш водитель снова отсутствовал? Что, опять зубы?
– Представьте себе – да. Там у него какой-то сложный, запущенный случай.
– Бывает, – задумавшись, машинально подтвердил Петрухин.
Между тем Нарышкин посмотрел на часы и присвистнул:
– Ого! Прошу прощения, господа, но через сорок минут я, кровь из носу, должен быть в Смольном, на совещании у губернатора.
– Конечно-конечно, – закивал Брюнет и, натужно кряхтя, стал выбираться из-за стола.
– Что, опять «проклятые рудники»? – понимающе вопросил Петрухин.
– Ага, болят по осени старые раны. Спина, будь она неладна… Пойдемте, Станислав Аркадьевич, я провожу. Борисыч, а ты дождись меня! Можешь пока попросить Аллу, чтобы сварила кофе.
– Всенепременно. Дождусь, – подтвердил Петрухин.
Надо ли говорить, что ни за кофе, ни за чем-либо еще обращаться к секретарше Дмитрий не стал?
Ибо уж лучше умереть от жажды, чем попадать под руку дважды.
Ведь рука нынче у Аллочки была та еще. Горячее не бывает.
Кстати, а сколько они вообще среднестатистически длятся?
Ну, эти? Которые «критические»?..
* * *
Пока Петрухина активно втягивали в очередной сыскной блудняк, его напарник – Леонид Николаевич Купцов, манкируя служебными обязанностями, проводил время в отдельной больничной палате на отделении военно-полевой хирургии ВМА. Где уже три недели кряду томилась жертва циничного дорожно-транспортного происшествия – юрисконсульт «Магистрали» Яна Викторовна Асеева[2].
К слову сказать, за время вынужденной обездвиженности госпожи Асеевой в их с инспектором отношениях наметились воистину тектонические подвижки в сторону взаимной приязни. С перспективой дальнейшего поступательного движения.
Тьфу-тьфу-тьфу – чтоб не сглазить…
– …И чего сказал врач? Когда снимают гипс?
– Если все будет нормально, обещают в понедельник.
– Ух ты! – восхитился Купцов и с лукавой прищуринкой добавил: – Ну что ж, в таком случае откладывать дальше никак нельзя.
– Чего откладывать?
– Представляешь, я еще ни разу в жизни не занимался любовью с женщиной в гипсе!
– Леонид Николаевич! Да вы форменный извращенец!
– Не скрою – так и есть. Но это – мой единственный недостаток.
С такими словами Леонид сделал попытку приобнять Яну.
И в ответ был незамедлительно удостоен шутливого шлепка по лбу загипсованной конечностью.
– Инспектор Купцов! Прекратите немедленно! Иначе…
– Иначе что?
– Я пожалуюсь вашей сестре, – как бы сурово докончила фразу Яна Викторовна. – Кстати, в отличие от вас, она произвела на меня самое благоприятное впечатление. Вот и верь теперь в недалекое от яблони яблочко.
Здесь Асеева невольно улыбнулась, снова припомнив недолгий тет-а-тетный разговор с младшей сестрой Купцова, случившийся в тот момент, когда Леонид ненадолго отлучился из палаты.