– Хорошо, замечательно!
– Но у меня есть три условия.
– Какие?
– Во-первых, ни при каких обстоятельствах не вмешивайся в ход моего расследования.
– Договорились.
– Во-вторых, никакой цензуры быть не должно.. По итогам работы я напишу всё именно так, как увижу, ничего не скрывая. Разумеется, за исключением твоей роли в деле, если ты того пожелаешь.
– Замётано.
– И последнее – мне необходим максимум информации по делу. Это, кстати, в наших общих интересах – чем больше мне известно деталей, тем эффективнее я сработаю.
– А об этом я уже подумал, – торжественно произнёс Ястребцов. Достав из-под стола глянцевый кожаный портфель, он извлёк оттуда толстую пластиковую папку и подтолкнул ко мне. – Я нарушил несколько наших внутренних правил и скопировал для тебя кое-какие следственные матерьялцы. – Он тяжело опустил на папку ладонь. – Тут всё – протоколы допросов, фотографии с мест преступлений, сведения об убитых. Смотри только – поосторожнее со всем этим, хорошо? Не показывай никому, а то секир-башка мне будет, – улыбнулся он.
Перед тем как разойтись, мы утрясли с Николаем кое-какие второстепенные детали, придумали мне легенду и псевдоним. Легенду сочинили следующую: дескать, я московский журналист, работавший в небольшом издании, но временно вынужденный поселиться в Терпилове. В городе, якобы, живёт мой больной отец, которому с недавних пор нужен постоянный уход. Что же до псевдонима, то я сохранил своё имя – так легче привыкнуть к новой роли, но вместо Свиридова стал Кондратьевым.
Глава вторая
C делами я разобрался быстро. Шаховской, редактор моего отдела, по первой же просьбе и без особого, сказать по чести, сожаления предоставил мне месячный отпуск. На сборы ушло пять минут: в кожаный походный рюкзак отправились макбук с зарядкой, две пары джинсов, три свитера, и выходной костюм на случай какой-нибудь маловероятной официальной надобности. Подумав немного, я достал из сейфа и травматический пистолет, стреляющий стальными шариками. Конечно, в настоящей перестрелке он бесполезен, но всё-таки сможет на время обездвижить даже сильного соперника, особенно если знать, куда целиться…
Один из немногих плюсов моего холостяцкого положения в том, что теперь я сам себе хозяин. Никаких долгих проводов и слезливых сцен, которые так любила устраивать мне Рита. Подхватив рюкзак и забрав с полки ключи и мобильник, я уже через двадцать минут топтался в очереди к билетной кассе на занесённом мокрым снегом перроне Ленинградского вокзала. Место в электричке мне попалось плохое, у самого входа. Через разбитое в тамбуре стекло в вагон со свистом рвался упругий ледяной ветер, внося с собой сухую порошу, которая обжигала лицо, как иглами колола шею, и норовила пробраться за воротник. Совокупное дыхание сотни пассажиров наполняло пространство призрачным паром, который клубами поднимался над головами и медленно обращался под потолком, но воздух не нагревало, и стужа здесь стояла уличная. Вдобавок к тому не повезло мне и с попутчиками. На ободранной сидушке по соседству со мной устроились двое работяг, видимо уже успевших в честь пятницы принять где-то на грудь. Всю дорогу они о чём-то громко спорили, дыша перегаром и энергично размахивая своими корявыми багровыми ручищами. Я не мог даже пересесть – в вечерней электричке было тесно как в банке шпрот. Поближе придвинувшись к окну, я поднял воротник пуховика и достал из сумки папку с данными по расследованию, переданную мне Ястребцовым. Первыми в ней лежали материалы из дела судьи. На фотографию с места убийства нельзя было взглянуть без отвращения. Обухов, невысокий лысый толстяк, лежал на синем кафельном полу в ванной, весь сжавшись, скрючившись в позе эмбриона, как будто и теперь, после смерти, защищаясь от ударов неведомого убийцы. Его руки были переломаны, шея неестественно закинута, ноги напоминали две колонны – так они распухли от побоев. Судя по материалам дела, судья халатно относился к собственной безопасности. Его огромный, выстроенный в классическом стиле особняк с колонным фасадом и мраморной лестницей перед входом, охраняли всего два человека. В момент нападения один из них спал, а другой решал сканворд, время от времени поглядывая на мониторы системы наблюдения. Ничего подозрительного он не видел и не слышал. Правда, во время ночного обхода территории он заметил на снегу чьи-то следы, но принял их за отпечатки ног своего напарника, и не только не вызвал полицию, но и не сделал в журнале дежурства соответствующей пометки. Записи с камер наблюдения, установленных вдоль забора, окружавшего виллу, также оказались бесполезны для следствия. Одни из них были неисправны, и их месяцами не чинили, а в поле зрения других было множество слепых зон. Этим и воспользовались убийцы. Отогнув две массивные деревянные доски в заборе, они пробрались на задний двор виллы, невидимый из помещения охраны. Затем, неслышно вырезав стекло на первом этаже, проникли и в сам дом. Несмотря на поздний час, Обухов не спал и, вероятнее всего, ждал гостей. Он был полностью одет, а на маленьком резном столике в гостиной обнаружились два бокала, бутылка дорогого виски и кое-какая закуска на две персоны. Скорее всего именно тот, кто назначил чиновнику эту ночную встречу, и подослал к нему убийц… Но кто это мог быть? Тут следователи терялись в догадках. Ни изучение логов телефонных звонков, ни анализ личной переписки убитого ничего не дали. В день гибели Обухов вообще не пользовался мобильным телефоном, а по служебной связи ему не звонили. Его секретарша, Аронова, сообщила только, что в последнее время шеф находился в приподнятом настроении, часто шутил, и даже как-то обещал ей прибавку к зарплате. Девушку последнее обстоятельство удивило – судья был скуповат. В остальном же не было ничего необычного – никаких особенных поручений Обухов в последнее время не давал, не замечала у него Аронова и каких-либо странных посетителей. Иных зацепок в деле не было. На безрыбье следователи рассматривали даже вариант участия в убийстве охранников виллы, но он подтверждения не получил. Оба охранника были уже пожилыми людьми, оба всю жизнь прослужили в милиции и хорошо зарекомендовали себя, оба лояльно относились к своему сановному шефу, и никогда не имели с ним никаких конфликтов…
Обстоятельства убийства Пахомова были гораздо интереснее. Угрюмое жилище отставного олигарха, подробно запечатлённое на фотографиях, напоминало средневековый замок. И это было не обычное у новых русских вульгарное строение с декоративными башенками, пластиковым сайдингом под старину и медным флюгером на конусообразной крыше. Нет, Пахомов заказал заморскому архитектору настоящую крепость, такую, что возводили в старину с утилитарными целями – для защиты от свирепых врагов, подкатывавших к стенам катапульты и тяжёлые осадные орудия. Толстые стены из крупного нетёсаного камня, узкие проёмы окон, защищённые коваными решётками, массивные дубовые двери, обитые железом… Декоративных элементов, говорящих о желании хозяина украсить своё жилище, я заметил мало – наличники на окнах кое-где были расписаны французскими геральдическими лилиями, да на стенах то тут, то там виднелись декоративные выемки с головами львов, испускавшими из оскаленных пастей фонтанчики воды. Во дворе, таком же угрюмом и неприветливом как само здание – с редкими корявыми деревьями и грубо проложенными дорожками, обнаружились несколько каменных, в тон дому, скамеек, такая же беседка и три скульптуры, изображавшие каких-то средневековых дев, молитвенно сложивших руки у груди и скорбно глядящих в небо. Статуи находились в плачевном состоянии – все они потрескались и почернели от времени, а одна из них к тому же опасно клонились набок. Очевидно, хозяин не придавал им особого значения и не ухаживал за ними. Я предположил, что Пахомов заказал заморскому архитектору отнюдь не волшебный замок, навеянный детскими сказками, а просто серьёзный, крепкий дом, призванный защитить будущего владельца от конкретной, хорошо известной ему опасности. А уж старательный итальянец сам, из любви к искусству, добавил к запланированной хозяином примитивной каменной коробке кое-какие украшения. Дальше в папке обнаружились скреплённые степлером фотографии убитого. Огромное, почти двухметровое тело Пахомова было распластано на персидском ковре в углу огромного кабинета, обставленного с восточной роскошью. Вокруг трупа валялись обломки мебели, обрывки бумаги и осколки китайской вазы, которую он, вероятно, зацепил рукой при падении. Впрочем, особенных следов борьбы, во всяком случае таких, какие оставил бы этот гигант при активном сопротивлении, заметно не было. Видимо, преступники или застали Пахомова врасплох, или их было так много, что он оказался просто бессилен против них. Даже мёртвым он вызывал какое-то инстинктивное, смешанное с ужасом отвращение. Корявые жилистые руки, мощный торс, поросший густым рыжим волосом и напоминающий обезьянье тело, выразительное круглое лицо с толстым носом, жирными щеками и тупым, словно расплющенным лбом. Когда-то этот человек должен был внушать ужас тем, кому не повезло сойтись с ним в битве за место под солнцем. Как он шёл по жизни, как добывал свои миллионы, дома, машины, женщин? Кого сбивал с ног своими огромными кулаками, кто и теперь помнит, как дрожал от страха под взглядом его маленьких, близко посаженных свиных глазок? И кого опасался он сам, окружая себя вооружённой до зубов охраной и сложными системами наблюдения? Найденный рядом с Пахомовым телохранитель – высокий плотный мужчина лет сорока, имел на лице спокойное равнодушное выражение. Вероятно, он погиб едва войдя в комнату, и, может быть, даже не успев заметить преступников. Его лицо и верхняя часть груди были густо осыпаны мраморной крошкой. Те самые плиты, одна из которых была использована для убийства охранника, были сложены на деревянном настиле в углу кабинета, возле планировавшейся к ремонту стены. Это были мраморные бруски площадью метр на метр и не меньше сорока сантиметров в толщину. Поднять подобную махину было бы непросто и двум сильным людям, а уж с размаху нанести ей удар… Но главный вопрос был в том, как преступники вообще проникли на территорию особняка. В случае с судьёй следователи обнаружили на месте преступления и человеческие следы, и признаки взлома. А вот в крепость олигарха убийцы словно бы просочились при помощи магии. На территории виллы не нашлось никаких посторонних следов, ни одна из камер не засекла взломщиков, ни один из пятнадцати охранников, находившихся в это время в доме, не услышал ни единого подозрительного шороха. Следователи ощупали каждый сантиметр пахомовского кабинета, отыскивая какой-нибудь тайный проход, или, по крайней мере, нишу, где могли бы скрываться люди, но ничего не обнаружили.
