17. Гагарин
Она испуганно шарила ручкойИ головкой вертела спросоньяУ окна он раскуривал трубкуИ разглядывал птиц на балконеОна падала вновь на подушкуИ ей снились фламинго и ГагрыОн сжимал на груди своей пуфикИ менял воробья на след спутникаИ с трамплина летал как Гагарин
Она шарила снова и сноваОн ложился – она затихалаА в прихожей их рыжая кошкаЗалезала в огромные туфлиВпрочем, зонтику это же пофигНе складной он – как все парашютыНу а утром – халатик и кофеУ окна она – чешет животикОн идет по дорожке к машинеЕго ждет у машины солдатикБрюки черные, черные туфлиДаже губки завязаы в бантик.
А он идет и идет по дорожкеА в сугробах застыли фламингоА из шкафа скелеты любовниц —Терешковы. Спит рыжая кошка.Она спит. Продолжение фильма.Сцена ревности: она над трамплиномЛетит в Гагры и чешет животик.
18
Франция, вечер, в порту Де-Кале.Франция, вечер, в порту до коленВ ожидании груза на свежей волнекачается флагман святого Петра.На вахте двое – я и ЛевинНиколай Иванычс картой мира на волосатой спине.Да еще на стекле за приборнойдоскойдрожит босой рыжеволосый мальчик(это наш рулевой). Он все времяспешит за столярным клеемв мастерскую отца. Юнцадержит за пальчик милая дамаи читает стихи.Изящными при этом являются:линия ее бедра,пульт режиссера,и светло-зеленые большие глазаЭллеоноры Штейнцаг(сорокалетней уборщицы),которая в тактпадающему на пол рулону коврамедленно шепчет вместе со мной:вершится казнь, палящий зной,со страхом, страстью и мольбойпростерлась степь перед грозойраздались неба створки губв преддверье мукчуть вздрогнула зеленая листваи полон мир до днаи вся в слезах траванавзрыд кричит струнаи влажные, огромные глазазвездычто истекает трепетно росойвбирая чуть дышадвижение прохладного дождя …Кончив, Эллеонора тихо улыбается.А на вопрос – что это было во сне?Я отвечаю – да так, просто,некоторые словаи открываю окно …… Ах, что за граница – эта красная линияВатерлоо!Ах, что за границей творится!Там ветер гуляет по крышамтам падают листья и людипо принципу «домино» – вдруг выдает изэфирабожественно алый «Бьюик».Он совершенно внезапно возники включает иллюминацию.А, впрочем, зря. Поскольку становитсявидно,что все это лишь декорацияв прохладной нише театра «Гранд-Опера»,где на дощатой сцененебольшая резиновая актрисапоет сопрано: «Я вызываю ноль пять, явызываю ноль пять!»веером раздвигая смысловую нагрузкудо неописуемых границ.При этом она делает сальто впереди выпадает в уже открытое мною окно. Нозалетает обратно.И так все время – туда-сюда, туда-сюда …Сцена последняя – где рождается Бес.Взрыв, пожар, катастрофа, хаос.Всюду витает запах нефти, электричестваи завершенной любви.Звучит тихая органная музыка.И ангелы в белых сутанахплавно стекают с небес – у них столбняк.Внизу шелестит как будто прибой,это в позе «Миг-29» взлетаетЭллеонора Штейнцаги зажимает бесстыдно ногамибожественно-алый «Бьюик»(им оказался наш танкер «Стальной»).Она – эффектней орла, звезды и серпаи красно-белых полоса навстречу ей летят матросыи с диким «УРРА!» поднимаютнаш гордый Андреевский флаг …
19. Любовь нечаянно обнимет…
Любовь нечаянно обниметкогда в нее совсем нажмешьи так хорошпо телу бархатному мехомот норки до сердца сведешьлюбовь с кормы и якорь выдреттвой парень руки в брюки клёшь…
Любовь нечаянно обниметкогда ее за лес возьмешьи нежно словно голубь клювомкоснешься sosце – кинет в дрожьот напряженья ягодички —сомкнувшись сдавят лепесткии так хорош что прыгнет лифчикна поседевшие виски…
Любовь нечаянно обниметкогда ее оглушит «пли»и в губы сцедит словно с выменигорячей струйкой бель зарикогда в глазах ее огромныхсноп искр-звездочек горити так хорош что говорит…
Любовь нечаянно обниметкогда ее в последний путьс собой наймешь, и там остынетлишь я по трапу вниз спущусьлюбовь нечаянно на грустьсвою наступит, на гранитепрочтя «здесь парень – брюки клёшь»в венке на память мне оставивсвою оброненную брошь —И так хорош…Любовь нечаянно обниметкогда ей этот сих прочтешь,любовь нечаянно порвешьи больше парня не обманетон так хорошон так хорош…
20. Неродившемуся сыну из 8 вагона
Когда-то здесь по радио объявляли: «Воздух!»Вчера здесь почил на волне «Маяка» БачинскийА в катакомбах бомбоубежищ – ночные клубыТам бьют колесами децибелам в иссохшийподдых.По залитой кровью Площади в воскресеньеЛед заливают сегодня – таков периодКаток для катаний на месте катка историиВсе правильно, мальчик, без головы орлинойНа месте крутя колеса рабочий в синемНа сложном экране лечит больной мой хаммерКогда-то левей колодца с броневикамиЗдоровался всеми статуями на крыше ЗимнийА что же будет потом здесь, мой милыймальчик?На месте, где в дыры в небе смотрел ИсакийИ возле колонн щербатых был частоколзениток?Обязательно вырастет сад и такой подсолнухЧто накроет собой и спасет вас, птенцовконопатыхЕсли, правда, мы не успеем сожрать сголодухиОтцов наших посеянные ими злакиИ газенвагены не задушат трубами восковыефигурыЧтобы не мучились больше вопросом вечнымЧто лучше – чистая прибыль или чистый воздухВ Городе десяти миллионов, которых просимИз кунсткамеры на волю не выпустить послекражиВ одноклеточный офисный зал нас-детейбарсеточныхУ которых в геноме хвост из замашек барских.Я передаю вам ключи от Города, дети СолнцаНаверное, вы растопите на речке ОккервильНам лишь хватило воли поднять нас, падшихА за Городом русское поле так просит пашниИ пожаров – уставшие падать кривые домики.
Мой мальчик, я так хочу сделать тебя счастливымИ воздуха полной грудью вдохнуть, и в Город…– —p. s. пояснения к стиху: на Дворцовой площадиоднажды зимой был залит каток, после разборазабора вокруг Александринского Столпавыяснилось что со старинной ограды вокруг негоисчезли наконечники в виде орлов; реставраторыИсакиевского Собора сохранили для историивыбоины на мраморных колоннах, оставшиесяпосле падения рядом авиационной бомбы во времяблокады; прямо напротив Смольного чуть было непостроили небоскреб.
21. Не умирай, мой белый аист, от тоски
Не умирай, мой белый «аист», от тоскиНе умирай – еще горят твои соскиОт прикасания, от спермы до зариОт поцелуя в зубы, в сую и в високНе вымирай, мой друг-подруга, «мотылек»!
Оставь мне это дело для душиОставь мне свое тело и тушиКартофель с мясом или клубни без ботвыИ кровь с полосками говядины-стихов.Не умирай, ведь знает дверь – я был таков —Твой ласковый и нежный тайны Чаун.
Ты дайся выпить, сделай сюр из сигарет —Ных дымов милого отечества, давайНе умирай – забеломорю и вернусь!Не умирай! Ты – поэтесса, я – твой грусть!Чтоб мы состарились, сидели на тахтеНе умирали – ели: «хрусть-да-хрусть-да-хрусть».
Не умирай мой белый аист от тоски!Еще так влажен между ног колодец твой!Еще подвой мне утром: «ой-кукаре-квох»!Пока не сделаешь в скирды пике «кирдык»Пока учу тебя: «курлык-курлык», мой Бог!
Не умирай а улыбнись (ыбысь-ыбысь —Я эхи делать буду), экки ты летишь!Не умирай, вернись, вернись, вернись, вернисьЗамри иконой под оральным потолкомМой белый аист, ставший черным от тоски.
Не умирай когда прочтешь и этот бред.Не умирай, а просто выключи нам свет.
22. Я желаю Вам состариться красиво
Я желаю Вам состариться красиво!Без подтяжек щек и утолщений губСловно липа или деревенский срубЧто остался у пруда с плакучей ивойВ ожиданьи с неба песни лебединойУ разбитой колеи за горизонт.Я желаю Вам в дорогу тихий звонС колоколенки, внимающей окрестИ протяжный низкий вой по Вашу честьПса, входящего с поземкою в оркестрИ поднимАющийся зАнавес лилОвыйПусть откроет сцену таинства; конечноЯ желаю Вам по капле жизни вечнойЧто в глазах застыла словно вечный снег…
23. Вперед, за Сталина, за дом, за горизонт…
Насыпь махорки мне, товарищ капитанЕще дымится вдалеке немецкий танкЕще ползет с майором по полю сестраХоть и погасла жизнь в его глазах.
Нам надо с нею еще деток настругатьИм до Берлина еще двести лет ползтиЧтобы узнать, кто взял в последний раз РейхстагМолчишь? – Молчи…
А тишина такая! Снайпер-соловейПробил мелодией седеющий високИ под березой утром свежий бугорокСравняет с небом дым от наших папирос…
Насыпь махорки мне, товарищ капитанЯ оторву от края времени клочокМы на двоих забьем последний наш бычокИ побежим в атаку, пулям на таран
Вперед, За Сталина! За дом! За горизонт!Готовься, ночью приползти ко мне, сестра!Я буду в новом блиндаже, на облаках!Мы посидим, тихонько греясь у костра…
24. Когда ты медленно прошла, горячим телом…
