Виктор Авин
Чуть-чуть высунув язык
(сборник стихов)
Дорогой читатель, воспринимайте мои стихи как я — как живые ураганные картинки…
«Город мой, синагоги и блинной…»
Город мой синагоги и блиннойвдалеке от тропы журавлинойнад столпом манекенщиц витринныхсапогами в садах листья подданныхи на сплине дающие бороныволны.Город мой от доменов до домнымарширующий в небо колонноюво главе с барабанщиком Воландомчайки все еще до смерти голодны,маленькийГород мой на салазках и в валенкахмерседесов, украшенных палехомдля оказии в желтое ворономокрестованный Ангелом в бородулазиювход где выход в европпину азиюв лабиринте я, выведи Город мойнам породу головок и винтиковпогоди же, я сам только б дырочку…— молодой, ты буравчкам вкурчивайгоспожам или девочкам ссученныма потом пеленай в тени выручкудурочку
«Бабье лето»
Лунный вечер томно трогает за плечиэто Господи придумал бабье летовыдыхает на морщины теплым ветроми в глазах твоих оставит счастья меткумеждуног пушистым мехом горностаяласкаясьОкуная дольки слов в бокал с шампанскими ресницами играя с синим светомнаклонив чуть набок голову поэтаВечер думает о том что уже былоэто где-то и в окно стучитсяветкойТихим свистом вдалеке ответит поезди замрут в блаженстве юноша с подругойседины его коснувшись она втянетпокраснев слегка в дряхлеющий животикпламя бабье что внутри ееклокочетА снаружи и не видно смерти ночью!А Душа, что молодеет, в тело хочет!На свету в обрыв в прожилках желтых листьев!На постели отлетая к Богу, в мысли!Бабье лето. Лунный вечер.Время вышло.
«В темпе Авина»
Ямбы, зомби, линий стаи, мягкий почерк звонче стали,самбо, ноты, пишем, таем, над стокатто восклицаем,Под вопросом знанье темы, девы, демон, вкус удачи,На охоте в малой Охте на кровати в той палатеГде над стенами — планеты, под столом — пустые рифмы,На столе бутылка водки, сводки, цифры, диаграммы,Кредит, сальные убытки, томный крик, цепочка, ниткиВен, нейронов, децибеллы и октавы криков, звонаЖуравлей, и под вуалью смеха только после плача,Палачей икота, рвота, клип «Негоды», сверхзадачаУказать планете элипс, отвернуть луну и солнцеС потолка у самой люстры и прибить их над кроватьюВместо крестика и жути пустоты желаний, сути,Вольной жизни, пьяной смерти, и на черной беглой точкеСиних глаз пятнистой лани замереть.Лежать в тумане освежая чью-то память…
«Тебе!»
Ладонью волны создаваяу брега финского заливачтобы следы твои облизывалкогда меж трех высоких сосенко мху с оттенком перламутраты нагибалась, камасутруя обновлял прохладным утроммакнув в чернила от черникиязык… ты крикнула: «Навеки!»и унесли с собой по шишкена память… море там не дышиттеперь без нас, любви, опекимоих ладоней и обетовна верность,влаги в нежной впадинкезалив стеклянной стынет гладьюи на фарфоре спят оливызастыли тени среди сосену ветра нет качнуть их силычтоб отогнать печальных мыслейна камне ждущего АкелыО сердце, аура и Тело!Ко мне! Ко мне! Прыжками! Смело!Любовь, сбежим к тому заливу!Еще разок… скажи мне «милый»еще разок целуй мне рукиеще разок меня помучийсними Обет твой исловамичто производят прикасаньяколечко входика раздвинемв иное — красное и синеев печаль и радостное, с клиньямигде улетают Души грешных…Читай меня. Читай неспешноНе выходя из сна, оргазмаи все окутанное плазмойна том оставленном заливеи пляж и мамонтовы бивнимои забудь, предтече ливнятот моросящий мелкий дождикпусть остужает твое тело.Потом шепни: «я так хотела…»
«Когда ты медленно прошла, горячим телом…»
Я вспомнил запах скошенной травы!Она волною только что играла,и профиль еJ выгнутой спиныладонью щекотал июньский ветер,и «Иван-чая» маленький букетикворона прятала под крышу, плача,когда я вспомнил запах скошенной травы,листы катАлога одежды от «Версачи»перебирая воином «аппачи»в ногах у глянцевой натурщицы бутика.Когда ты медленно прошла, горячим теломедва задев мои бурлящие флюиды,я надкусил плоды у будущей победы!И я вспОмнил запах скошенной травы!Когда вот только-что, на срезах капли сока,и в душном мареве испарина земли,и звон бруска о лезвие косы,обратный ход,движения в такт,и хохотокидущих бабза косарями,по колкой выбритой земле, с граблями,и птиц, сводящих мужиков с умасвоим стремленьем увести их от гнезда.И длинноногий контактер — кузнечик,сидящий под одеждами, на плечиках,бросающий свой треск в хоры, на ветер,должно быть, тоже в это время впомнили звонкий смех девиц в коротких платьях,с напевом, целый день снопы творящих,избы иссохшие за годы жизни бревна,чернеющие, в трещинах; оконныенекрашенные, в грязных стеклах рамы,красивое лицо бабули Тани,колдунии, известной всей округе…Я вспомнил запах скошенной травы!Я вспомнил дерево шершавое на козлахи зубы той извилистой пилы,когда расписывался мой злаченый паркерза узелок с одеждой, у колонки,в которой перекачивают звонкиемонеты.Я вспомнил себя маленьким мальчонкой,хватающим шлифованные ручки, лемех,и в плуге,уткнувшемся в фундамент, столько силыя вспомнил!К венцу приставленные силосные вилы,высокое крыльцо, и гаммы,овеществленные в крестьянском снаряжении.Я вспомнил сении запах дуба в теле толстых бочек,и конской черной гривы клочья,и седел кожу, хомутов,поленья дров,и половиц качеливедро с холодной ключевой водойу самой двери. Я вспомнил — генийСтроителя-крестьянина поставилв стыкованном космическом причалезагон для телки и быка, свиней, курей,два места козам.И смесь парного молока с парным навозомя вспомнил, убиваемый «Клема»такими нежными, и древними духами.Должно быть, Музы их потрогали рукамипред тем как ты осмелилась войти.…Я вспомнил запах скошенной травы!
«Обыкновенное чудо-иудо…»
В тебе расцветает жизнь!Не дай ей обвить плющомразвалины замка смертиизмерий ее от церквидо слова где стрянет комВ тебе полыхет свет!Не дай ему линзы в точкерождения новой мысликачай головой как бочкойиз глаз огонечки выплесниВ тебе возрастает Бог!Не дай ему выйти «за»для ловли его же блохв шерсти твоего хвостаиВ тебе зародится лохобычное буржуа…
«Терновый пенис»
На самом деле я хорошийкогда меня как хлеб не крошаткогда идет ко мне в калошахПреображенский.На самом деле я порошоймету за санями и лошадьюкогда почую запах женскийкогда на лбу умрет снежинкауслышав такты Венских вальсовНа самом деле я на пальцахвяжу слюнявя паутинупротивный, всасывающий в тинумежду клыков парного сальцалюбви обильной. Жирным иломв туннели тайной Пирамидына самом деле я — твой Идолна мешковине-церкви с твидомна самом деле Он — хорошийкогда ни Богом-чертом брошенныйни ими в свалке мертвечинойа Имя мусору — причинатут стыну.На самом деле я с алтыноми ты. Еще идем без сынабез совести, а значит вынуиз сердца жало.Я слонки точное лекалово фраке к сценетех-нобель-премийя — ужас плевро-сновиденийКто мне изменитиз Муз, что выбраны из тенитерновый пенисна твой лобокнаденет.
«Как будто жираф…»