– Дверь – это дыра, «да то, что сделали столяр и плотник» – сказал автор.
На самом деле это сказал тот второй Цинциннат, а первый сказал: Смерть – это дверь, «смерть никак не связана с внежизненной областью…»
«Выйти как-то нужно…» – резюмировал третий… а принцесса сказала: «Да-да, это гораздо страшнее, чем я думала. Смерть-то, оказывается, груба. Да еще и грязна. Она приходит с целым мешком отвратительных инструментов, похожих на докторские. Там у нее лежат необточенные серые каменные молотки для ударов, ржавые крючки для разрыва сердца и еще более безобразные приспособления, о которых не хочется говорить».
Ведь что такое компилятор? и контаминатор? И пересказчик? И глоссатор6?..
«Не думаешь ли ты, что глосса не знала текста так же, как и ты, или, что она не так же хорошо понимала его, как и ты?»7
У-у-у, мракобесы!
У них, кстати – всякий знает – были великие достижения (Марсельеза и Библия, например). Красивейшую человеческую мечту, пронзительнейшую человеческую утопию о душе, порхающей бабочкой над здешним миром, они превратили в мракобесие, в Райскую богадельню, переполненную лишёнными полового признака телами ли, душами; да ещё! за то, чтоб попасть туда, надо отбить себе весь лоб в молитвах и просьбах простить неизвестно что и за что. Много ли надо, чтоб изуродовать красоту?.. этих – некоторые их достижения – принято в определённых кругах принимать вне сомнения. Ведь что такое компилятор, контаминатор и пересказчик? кто они такие, все эти присоски к мёртвому, а то и живому ещё телу? но, которые, к тому же (в защиту), не являются наглыми плагиаторами, всегда «безсморщенно»… хочется повторить ещё раз это слово: безсморщенно переписывающими оригиналы?
– Но, глосса на глоссу, на глоссу, на глоссу… сколько глосс на глоссах лежат?.. Такие морщины!..
«Выйти как-то нужно…» – резюмировал третий… а принцесса сказала: «Да-да, это гораздо страшнее, чем я думала…»
Выходим.
Перед выходом хочется сказать, что не надо ругать скромного, более чем скромного сочинителя, если он позаимствовал пару слов и пару мыслей у других. Тем более что не Библию же он сочиняет, в том смысле, что не начинает же он с начала, что не с «В начале» же он начинает, хотя согласен, что в начале было слово, а потом уже…
Выходим.
«Ах, Марфинька, если бы ты, как принцесса, если бы ты так, Марфинька, ты ощутила, что такое эта дыра, это изделие столяра и плотника, Марфинька, если бы ты! – кричали в унисон, может в терцию, да хоть и квартой, как хотите, оба Цинцинната, – если бы поняла… «ржавые крючки для разрыва сердца»!
Кто-то из двоих, дальше, тихо спрашивал: «…или я уже там?.. правильнее – здесь? («всё же было кончено!»), а те за дверью, которые за дверью – те – что летели «гипсом», «афишами» и «картонными кирпичами», там?.. Значит я уже не здесь!»
Оба Цинцинната встали с кровати и, пользуясь паузой, пока Роман Виссарионович раскладывал на столе протоколы, проекты и диаграммы, дробью, с остановочками напоследок, в дребезжащую от пустоты «утку»8.
– Ах, этот пассаж: «Какие глупости. Конечно, ничего потом нет… Ничего нет. Это так же ясно, как то, что идёт дождь… – помните? – …между тем, за окном играло на черепицах крыш весеннее солнце, небо было задумчиво и безоблачно, и верхняя квартирантка9 поливала цветы по краю своего балкона, и вода с журчанием стекала вниз».
Так думал, inzwischen, кто-то второй, может третий, трудно теперь сказать,
– Позвольте Вам напомнить, – напомнил директор тюрьмы Родриг Иванович, – страница двести семьдесят девять, в издательстве…
– Грамотный!..
Из небытия, или из межск-ла-доч-ного бытия, или из морщин, сморщенных всеми на свете глоссаторами и контаминаторами, из самого потаённого журчания стекающей вниз по краю балкона воды складывались стишки:
там, на том светке,
ничего нетка,
ну, разве что… может быть…
может быть, может быть, может быть!
Похоже на… Августѝн, Августѝн, Августѝн…
– Нет, Цинцин…Цин-цин-цин-натик мой, мой рыжий… там ничего…
Тот парик растрепался, тот халат изорвался, туфли стоптались, и помпоны, оторванные, валяются где-то под кроватью; глаза ослепли, нюх отбило, та душка выпала (какая без душки скрипка?)
Смешной какой у нас автор… да? бутафоры и костюмеры сделали новое (на то они и бутафоры), только душку не вставили, потеряли? Ну, что же из этого?.. Выпала и забилась куда-то в щель между плитами каменного, холодком хватающего за пятки пола. Может это и лучше, чтоб не так надрывно. Кому он нужен – этот надрыв? Халат теперь зелёный, как у Ромео под балконом, а парик теперь, как у Родиона борода – рыжий.
На свете существует два-три (от всего количества человечества) процента рыжих. Компетентный исследователь сообщает, что рыжие – это самые непостоянные, самые неопределённые, самые непредсказуемые, самые кляузные, самые неустойчивые и, к тому же, самые униженные, самые больше других унижаемые представители человеческого рода, словом – рыжие такие парни, – говорит компетентный исследователь.
Рыжий цвет волос, говорят, у них (у рыжих) от неадертальцев… «а неадертальцы, – шипит третий, – были каннибалами и питались сырым мясом».
Все настоящие колдуны и ведьмы – рыжие. Их преследует инквизиция.
«Рыжий да красный – человек опасный», – говорит народ.
«…понеже Бог шельму метит!», – указывает Государь и не разрешает рыжим свидетельствовать в суде, и запрещает рыжим и косым (обязательно тать, если на левый глаз) занимать государственные должности, не говоря уже о левшах. Ещё про евреев: Идёт Рыжый Иудей, прячься, детка, он злодей!
И сколько ещё всего можно было бы нарассказать про рыжих, лысых, косых и леворуких! но, стань я всё это проделывать сейчас (а я бы, пожалуй – пожалуйста!), перед, как говорят, изумлённым взглядом читателя, перед вопрошающими: «Причём здесь?.. К чему?..» Но, это дальше! Сказать только надо, что все эти суеверия и приметы, подделывающиеся под научное и историческое знание или подтачивающие научное и историческое знание и предвидение, ничего не стоят и, что называется – die Kleinigkeit по сравнению с настоящею, мяснистою, рыжею жизнью.
Из ЖЖ, a_xuili
У нашего! паука тело не плюшевое! и ножки не пружинковые! – всё настоящее. И ещё, чтоб быть точнее: все эти нападки и выпады против рыжих не имеют никакого отношения к Цинциннату. Такой парик попался! И к Родиону тоже. Такую бороду подсунули… И чтоб уж совсем точным быть: рыжий может быть и в том смысле, что не такой как все, мол: Я что, рыжий?
Речь – как все уже поняли – пойдёт сейчас о настоящих «драгоценностях Цинцинната», к которым рыжий парик относится так же, как, я бы сказал, сарказм к оргазму, или, как тот же, уже упомянутый кабриолет к кордебалету, или, как, если хотите (одна из разноцветных, как называет их мой любимый автор, блошек): «мечта к мачте». А вот ещё, у любимого автора моего любимого автора: «С точки зрения Бон-Бона – сотерн относился к медоку так же, как «Катулл – к Гомеру». Речь пойдёт не «о его плотской неполноте», пребывающей в «трепете другой стихии», в «другой глубине», в «световой щели», за «кулисой воздуха»; не о том, что «главная (я бы сказал – заглавная) его часть находилась (я бы сказал, находится постоянно) совсем в другом месте»…
– В каком, таком ещё месте? В каком таком «трепете другой стихии»? в какой «другой глубине» и «световой щели»? и за какой, такой «кулисой воздуха»? Что это за поэтические изощрения? и кто это? этот тот, второй?
Конечно же, это он, тот, который обитает, обретается в складках, в складке, в складочке («сырой сладкой и проклятой»), который может воспарить! в то время как первый, своим телом, невыразимо истязаемым, и шутовским париком своим (всё равно рыжим) будет прикрывать его, отдуваться за него – фантазёра, философа и борца за справедливость, защищать его, того второго, вкушающего и покушающегося на стороне на всякие невыразимые блаженства.
1. Преступник – мужчина в возрасте около 35 лет.
2. Преступник является социально неорганизованным. Притворяясь легальным, работает в мастерской по изготовлению Пушкиных в бекешах, Гоголей, похожих на крыс в цветистых жилетах, толстоносеньких Толстых в зипунах и Добролюбовых в очках без стёкол (каждому понятно, что Пушкины, Толстые, Гоголи и Добролюбовы в очках и без стёкол названы, я бы сказал, ради красного словца, чтоб лицеприятнее сказать – как обобщённый пример. Потому что, с таким же успехом в мастерской изготавливали ещё слепых Гомеров и Вольтеров в ночных колпаках).
Александр Пушкин
ВОЛЬТЕР В НОЧНОМ КОЛПАКЕ
Переведённый же, учителем разряда «эФ» («чтобы занимать хроменьких, горбатеньких и косеньких»), был тут же заподозрен в основной нелегальности.
