Александр Пушкин
ВОЛЬТЕР В НОЧНОМ КОЛПАКЕ
Переведённый же, учителем разряда «эФ» («чтобы занимать хроменьких, горбатеньких и косеньких»), был тут же заподозрен в основной нелегальности.
Может потому, что сразу бросилась в глаза разница? Сам Цинциннат был без всяких недостатков и уродств (чьей-то другой рукой приписано остроумно: «внешних») – отнюдь, был сработан «так тщательно», хотя, как заметил автор, был мал для взрослого мужчины, и башмаки его жали Марфиньке.
Заподозрен в нелегальности. Это как без билета в трамвае. Все с билетом, а ты без билета. Чувствуешь себя отвратительно нелегальным. Бедненький Цинциннат. Зато, когда с билетом – хочется, чтоб зашёл контролёр и обязательно проверил у тебя билет. А когда он к тебе не подходит, хочется самому подойти к нему и предъявить.
3. Имеет заурядную внешность, но не лишённую отклонений от нормы. («Будто он отблеск солнечного зайчика, убегающего от зеркала – шутка», - в шутку было снова приписано другим писателем).
– Смешно!
4. Интеллект средний, либо чуть выше среднего.
Исследование тестов, поднятых из архива детского дома:
Тест на интеллект:
а) Белоснежка и семь гномов.
б) Белоснежка и семь малышей.
в) Белоснежка и семь невест для семи братьев.
(Воспитанников выстраивать в живые картинки).
Правильный ответ: а) Белоснежка и семь гномов.
Ответ исследуемого – «б», что и расценено как «средний, чуть выше среднего», хотя, с другой стороны, всякому понятно, что гномы не малыши и не невесты.
5. Воспитывался в неполной семье.
Профилёр ошибся: Воспитывался вне семьи: у оставшейся (после исчезнувших в темноте ночи: странника, беглого матроса, лесного разбойника и загулявшего ремесленника), у оставшейся матери-одиночки было своих забот, как сказал защитник, полон рот. У оставшейся матери-одиночки: Она была белокура и белолика. Большеглаза и красногуба. Голенаста… А почему, собственно, она должна была, ах! как же вы не понимаете? хоронить себя, в том смысле, что закапывать в землю (как закопал Родин бесхвостую кошку) свою привлекательность? Когда вокруг праздник, хочется и самой… разве у вас не так? «…было темно, и была я девчонкой…» коты выли так, что со всех концов света сбегались кошки, и был март. Ах, у неё своих забот был полон рот! Но разве в этом дело? Дело совсем не в этом! Дело совсем в другом!
6. Преступник почти не пытается поддерживать разговор (это понятно, так как не хочет быть уличён в нелегальности), хотя, по всему видно, что хотел бы поделиться мыслями.
7. Пережил сильное унижение со стороны женщин или женщины. Унижение это, возможно, было связано с физическим недостатком (напр. маленький размер пениса, половая слабость, бесплодие на этой почве10).
Марфинька! Ах, Марфинька!
«Марфиньке, – как говорит филёр, – всякие фрукты полезны».
Художник Tsuguharu Foujita
Там! Там… там-там! «…там обитали китообразные существа с нежной кожей, с головой и торсом женщины, чарами своих чудовищных грудей они губили мореплавателей», – сказал автор, который до сих пор ничего в нашем парафразе не говорил.
Сказал, и сказал!
Когда ты спала, я набирался дурацких сил. Смотрел на тебя и заставлял себя думать, воображать, что я, в твоих снах, самый главный. Мягкая, твои коротенькие реснички подёргивались в такт твоим сновидениям и рассказывали всё – как на самом деле, ничего потаённого, о том же самом, только чуть опустив глаза, «исподлобья», «низким голубиным голоском: Ах! «А Марфинька нынче опять это делала»…
Поскольку постольку… постольку поскольку… insofern als тема ревности автором мастерски раскрыта, ах, как автором мастерски тема раскрыта:
«Я безысходно, гибельно, непоправимо…»…
…«запирался в уборной… топал, шумел водой, кашлял…»
…да и Цинциннату хотелось или, правильнее, не хотелось лезть в потаённое и не совсем легальное (если, например, объяснять немцу что такое нелегальность с помощью примера «зайца» в трамвае, тебя не поймут), не хотелось лезть в спрятанное за коротенькими, белесыми ресничками (тушь она на ночь смывала), а хотелось того что хорошее, доброе, безобидное – простейшие историйки разгадывать по белесым коротким ресничкам, с которых на ночь смывают тушь, безобѝдные сновидения, простейшую в себе историйку о всегда преследующей тебя тени, например, которая, как всегда тебе казалось, запаздывает за тобой на какой-то миг, зацепившись, как сказал автор, за шершавую стену.
Смешно.
Смешно было играть с тенью в прятки. Зашёл за угол, и, поди, найди тебя. У тени запрет! Сюда нельзя. В светлое ни шагу, свет съест её, съест свет её, её свет съест.
И твоя бархатка на шее!
«Каждый смутно воспринятый шум вызывает соответственное сновидение, раскаты грома переносят нас на поле сражения, крик петуха превращается в отчаянный вопль человека, скрип двери вызывает сновидение о разбойничьем нападении. Когда ночью с нас спадает одеяло, нам снится, что мы ходим голые или же что мы упали в воду. Когда мы лежим в постели в неудобном положении или когда ноги свешиваются через край, нам снится, что мы стоим на краю страшной пропасти, или же что мы падаем с огромной высоты. Когда голова попадает под подушку, над нами висит огромная скала, готовая похоронить нас под своею тяжестью, локальные болевые ощущения вызывают представление о претерпеваемых побоях, неприятельском нападении или тяжелом ранении и увечье… Накопление семени вызывает сладостные сновидения».11
Стόит чуть пошевелить воздух ладошкой, ладошкой воздух пошевелить над сияющим, как полная луна под луной личиком стόит… и сновидения, как рифмы у поэта Пушкина в бекеше, польются ручейками, потоками… (Читатель ждёт уж рифмы розы; На, вот возьми её скорей!) и блаженство… шесть, семь, восемь – ничком в колосистом безудержьи трав и цветов… ветерок (пошевеленный воздух) играет высоко в небе с остатками облачков… Солнечная муть разбивается о тебя квантильонами сверканий. И не оторвать глаз: «прелестные оживлённые ноги», «обнажённая под платьицем», с «выражением русалочьей мечтательности», « «кошачий очерк скул», «тонкость и шелковистость членов», «неуловимая, переменчивая, душеубийственная, вкрадчивая прелесть» и «таинственность черт»… Цинциннат, казалось, сам уже спал под жужжанье всех этих метафор и вот явился сам себе задумчивым юным шмелем, зависшим над ромашкой.
Елена Хлебникова
Ромашка – смешно.
Уж кто-кто, а ромашки впитывают науку прикосновений ещё в семяпочке, сквозь нежные серебряные покровы, когда разомлевшие от любви мотыльки и бабочки устраивают свои охи и ахи…
На Земле существует триста пятьдесят видов ромашек. Ромашка ободранная или Немецкая ромашка, Ромашка пахучая и Ромашка безъязыковая, что одно и то же, Камилла, Бродея, самая известная Нивяник, то же самое Поповник и Пупавка, Белюшка, лесная марьяша, белоголовник, рамонок, тягун, белица-трава, солнечник, иванов цвет, девичник, невесточка, стоцвет, крылька, ворожка, правда (правду говорит). Ромашками не только заваривают чай: они снижают газообразование, вздутие живота, помогают при ревматизме, ушибах, отёках, болях в суставах, фурункулах, они обладают дезинфицирующим и потогонным действием, нормализуют нарушенную функцию желудочно-кишечного тракта, возбуждающе действуют на центральную нервную систему и расширяют сосуды головного мозга; мыло, кремы, лосьоны, шампуни, ополаскиватели… да я бы, если бы не недоумённый читатель… я бы, пожалуй, пожалуйста… надо только сказать, что эфирные масла ромашек, испаряясь в эфир, расширяют сосуды головного и всякого другого мозга до таких пределов, что, забыв всех богов, ошарашенные такими эфирами, возникают образы: ночная тишь, лесная сень, трепетное лоно, вздохнувшая невинность, оплодотворённая печаль, преступная страсть и музыка стенаний.
Или вот ещё: могильная прохлада… земная суета, жалостливая лира.
«Ещё задумчивая кра-со-та», – задумчиво добавил Родион, пробившись сквозь жалостливую лиру и земную суету и заплакал, как тогда, когда закапывал кошку.
– Ах, что вы там бормочете?! – замахал руками директор, отрываясь от музыки стенаний.
– Ах, ну что вы там бормочете?! – махал руками директор, махал гораздо медленнее, чем мог бы махать в правдоподобной жизни, махал, как в псевдоправдоподобной жизни, но так махал, чтоб само псевдоправдоподобие казалось таким правдоподобным, будто это само правдоподобие!!! Махал, будто отмахиваясь от непрошенных мыслей и образов:
– Это всегда праздник! Да! Рьяз, рьяз, рьяз! – будто разгоняя мух ладошкой по воздуху, от непрошенных мыслей отмахиваясь, махал, – Праздник красоты!
– Пусть и преступной красоты? – наступали мысли и образы.
