надежды на ошибку. Их мольба была столь мощна и глубока, что в какую-то секунду Александр чуть было не спросил у одного из прохожих, чем он сможет помочь.
Сперва это казалось блажью, наследием дурного сна. Но чем больше он обращал внимание на бьющуюся в подсознании тревогу, тем отчетливее ощущал страх за всех тех, кто шел ему навстречу.
«Да что это они все? Сговорились, что ли? – думал Александр. – Нет, я просто схожу с ума. Тоже мне, боженька, спаситель душ человеческих. Совсем рехнулся. Пора возвращаться в Лозанну и приниматься за работу».
Увы, с каждым встречным чувство опасности росло. Все жители Вены думали об одном. О грядущем. И грядущее пугало.
Александр заставил себя остановиться и закрыть глаза. Так он простоял несколько секунд. Успокоившись, он обнаружил, что стоит под афишей того злополучного кинематографа, с которого вчера и начался очередной приступ ужаса.
– Стал как столб посреди дороги, – захрипел за спиной Александра уже знакомый голос, – всюду русские. Совсем обнаглели.
Музыкант опешил. Показалось, что сейчас его ударят топором по затылку. Он резко обернулся. Кряхтя и охая, его обходила давешняя старуха.
– Что за черт! – не сдержался Александр.
Старуха остановилась, крякнула, услышав ругательство, внимательно посмотрела в лицо Александра совершенно не старческими глазами, вынула из сумочки пистолет и выстрелила в голову музыканта. Пуля ударила в лоб. Запахло порохом и свежей кровью…
***
Перед креслом стояла Анна.
– Вы меня звали?
– Я? – Александр начал приходить в себя.
– Вам плохо?
– Что? Ах, нет, ничего. Нормально.
– Вы меня звали? – повторила девушка.
– Да. Что вы делаете сегодня ночью?
Анна пожала плечами.
– Приходите ко мне.
– Во сколько? – невозмутимо спросила горничная.
– Как освободитесь.
– Хорошо, – сказала Анна и вышла за дверь.
Три часа кряду он не мог найти себе места. Ночь перепуталась с днем, сон с явью, и этот конгломерат вызывал лихорадку. Где-то под сердцем ежилась тоска, потихоньку переходящая в боль. Хотелось спать. Но спать было страшно. Какая-то особенная тревога, предчувствие, упорно ковырявшее нутро. Что-то надо было делать.
Одевшись, Александр спустился вниз и попросил мадам Рауш позаботиться об обратном билете для него на послезавтра.
– Может быть, еще побудете? – предложила хозяйка.
– Нет, – сухо ответил Александр и вышел на улицу.
Солнце спряталось. Зрел дождь.
Неизвестно почему, музыкант решил, что надо идти на площадь Героев. «Там уютное кафе, – думал он, оправдываясь перед самим собой. – Посижу, успокоюсь». Отметив для себя полную нелепость этого объяснения, он все-таки пошел уже знакомым маршрутом.
Афиша «Коварства и любви» сменилась афишей «Второго любовника», однако это ничуть не ободрило молодого человека. Он уверенно шел к площади Героев, не замечая даже того, что улицы Вены опустели. Вот уже минут десять он не встречал на своем пути ни одного человека. Впрочем, странного ничего в этом не было. Городу предстоял дождь, и горожане не желали мокнуть… Последний дождь на Земле.
Александр чуть не сбил с ног мужчину, который стоял у входа на площадь, рассматривая небольшой уличный вернисаж. Вернисаж состоял из семи-восьми картин, вполне уместных среди старого венского квартала.
– Простите… – пробурчал музыкант.
– О, вы русский? – удивленно поднял брови незнакомец. Александр хотел было нагрубить, вспомнив вчерашнюю проницательную старуху, но тут же сообразил, что, как и давеча, извинялся по-русски.
– Да, я – русский, – выжидающе ответил молодой человек.
– И давно вы из России? – с искренним интересом продолжал свирепствовать мужчина.
– Восемь месяцев, а что вас интересует?
– Меня интересует все. Меня интересует Россия, потому что я там никогда не был. Или вас стесняют мои вопросы?
– Да нет. Просто…
– Вам странно, что я так бесцеремонно пристаю с расспросами к незнакомым людям? Увы, это мой недостаток. Но как с ним быть, если он есть?
Музыкант пожал плечами.
– Я уже второй день бездельничаю. Ничего не лезет в голову. Наверное, погода изменится. Впрочем, все к тому и идет. – Незнакомец поднял глаза к небу, давая понять, что он имеет в виду. – Хотите, я покажу вам Вену?
– Спасибо, я неплохо знаю Вену. Мне уже приходилось здесь бывать.
– Как будет угодно. А что вы скажете по поводу этой картины? – желая продолжить разговор, спросил незнакомец.
Алекс посмотрел на полотно, предложенное его вниманию, и опешил. На нем в совершенно чудовищных тонах была изображена та самая горбатая старуха в пестром кимоно, сидящая за столом, на котором стоял крохотный китайский болванчик. От несоответствия пропорций и совершенно нелепого колорита Александра даже передернуло.
– Что за чушь? – вырвалось у него.
– Вы имеете в виду краски или сюжет? – поддержал его любознательный мужчина.
– Да все вместе. Почему тень зеленая?
– Картина действительно неудачна. Но вас ничто не настораживает?
– Настораживает? А впрочем… – Действительно, что-то жутковатое просвечивало сквозь плотный слой масла. Прямое и наивное, как деревенский дурак у дороги. Цвет! Вот что раздражало Александра. По-ученически точно выписанные границы тонов, их почти хрестоматийное и в то же время нелепое сочетание резали глаз и напрягали сознание. Ни ломаная перспектива, ни услужливая композиция не фиксировались в памяти. Цвет… Вернее, свет, воздух картины был как из покойницкой.
– Вы тоже заметили? Этой рукой водил явно не ангел. При всей заурядности исполнения, от нее веет опасностью. Я не суеверен, но, по-моему, здесь что-то неладно. Странно, что больше никто этого не заметил. Автор явно преисполнен нездоровых амбиций.
– Бог с вами! Присмотритесь. Это ему угрожает опасность. Гляньте, как напряжены линии, как сдавлены тона. Должно быть, невесело живется этому художнику.
– А мне кажется, что он сам настроен весьма агрессивно. Впрочем, мы сейчас узнаем. Любезный! Это ваша работа? – обратился мужчина к стоящему чуть поодаль человеку.
– Что угодно господам? – учтиво осведомился здоровенный детина.
– Вы автор этой картины? – повторил новый приятель Александра.
– Нет, я ее продаю. А нарисовал ее мой друг. Вы желаете ее приобрести?
– Пока нет. А где можно найти вашего друга?
– Это неподалеку. Штумперт-аллее, 29. Он там снимает квартиру.
– Как вас зовут?
– Кубичек.
– А что, господин Кубичек, кто-то интересовался этой картиной, кроме нас?
– Да я сегодня только первый день ее вынес. А тут дождь собирается. Может, вам ее все-таки завернуть? А то таскаться…
– Сколько вы за нее хотите? – спросил мужчина.
– Обычно такие большие картины я продаю за сорок шиллингов, но дождь вот. Согласен уступить за тридцать.
– Вот вам тридцать пять и моя визитная карточка. Не сочтите за труд. Отвезите это произведение ко мне домой. Это недалеко.
– Охотно, – обрадовался Кубичек и стал заворачивать картину в бумажные листы, приговаривая: – Вот и хорошо. А то дождь собирается. Из-за одной картины торчать…
– А что вы можете рассказать о своем друге? Какой это человек? – продолжал собеседник Александра.
– Человек какой? Нормальный. Картины хорошие рисует. Хотел поступить в Академию, да не приняли. «Еще пожалеют», – говорит. Денег у него совсем нет. Все на краски тратит. Говорит, что скоро наследство получит. Да какое уж там наследство? Откуда? Хотя черт его знает…
– Вы говорите, что художнику грозит опасность? – спросил Александра его новый знакомый, когда Кубичек скрылся за углом.
– Да, мне так кажется.
– А
