Без пяти минут до начала лекции была установлена видео– и аудиосвязь с руководителем группы. Затем потребовалось некоторое время для подключения к сети всех участников группы, хотя, как оказалось, если они видели его изображение на экранах своих компьютеров, то он, в свою очередь, имел возможность слышать всех, но видеть изображение только некоторых из них. Во всяком случае через руководителя группы, изображение которого было красочным и отчетливым, можно было общаться со всеми слушателями. В голосовом режиме выявилась готовность всех к началу работы, после чего он начал общение с аудиторией.
Первые 15–20 минут прошли в атмосфере эмоционального подъема, когда без какой-либо «раскачки», нередко имеющей место в подобных случаях и сопровождающейся установлением официальной дистанции между лектором и слушателями, собственное говорение все больше втягивало его самого в раскрепощенное общение с теми, кто находился по ту сторону экрана компьютера. От общих рассуждений на заданную тему он перешел к обсуждению конкретных проблем.
Однако через какое-то время Левин неожиданно почувствовал прилив тепла, волнами расходящегося по телу. Пересохло во рту, стало трудно говорить. Он потянулся к ранее приготовленной чашке с кипяченой водой и, извинившись перед слушателями, сделал несколько глотков. После паузы продолжил изложение своих мыслей, но ощутил, что нить говорения разрывается на части. По ходу лекции он пытался бороться с испытываемыми затруднениями. Еще немного – и жар отступит, все нормализуется, и он сможет в привычном для себя ритме продолжить общение со слушателями. Но перед глазами начинают расплываться ассиметричные пятна, в голове появляется туманная дымка и в какой-то не фиксируемый сознанием момент он проваливается в бездну.
Неизвестно, сколько прошло минут с тех пор, как он впал в бессознательное состояние, но следующее, что стало доступно его сознанию, – это издалека доносящийся голос дочери: «Папа, что с тобой?». Еще не понимая, где находится и что произошло, он услышал другой тревожный голос, разговаривающий с кем-то по телефону. Чуть позднее понял, что это жена звонит в «скорую помощь» и диктует адрес.
Пришел в себя. Оказывается, он лежит на полу, ничком уткнувшись в него. Уткнувшись в промежутке между столом, на котором стоит компьютер, несколько минут тому назад служивший средством общения с группой слушателей, источавший голубой свет аквариумом, где беззаботно плавают рыбки, молчаливо взиравшие на его падение, и кушеткой, над которой висит картина, изображающая идущего по воде Христа и не обращающего на него ни малейшего внимания. До сознания доходит не столько сам факт происшедшего, сколько ответственность за то, что он должен найти в себе силы подняться с пола, сесть в кресло и продолжить чтение лекции.
Он не помнит, поднялся ли с пола сам или ему помогла сделать это дочь, но через какое-то время он уже сидел в кресле и пытался что-то говорить. Он помнит, что, извинившись перед слушателями за случившееся, даже начал шутить. Кажется, успел рассказать об одном событии, когда на стук в соседней комнате прибежал молодой человек и, увидев упавшего со стула пожилого мужчину, спросил его, что случилось. На что услышал ответ: «Да ничего особенного. Просто упал пиджак, а я вот не успел из него выскочить».
Однако, несмотря на то, что в такой ситуации он смог прибегнуть к шутке, его состояние было не столь блестящим, чтобы продолжить чтение лекции. Мысли путались в голове и никак не выстраивались в последовательную цепочку, соответствующую намеченной логике изложения лекционного материала.
Судя по всему, видевшие его падение по Скайпу обеспокоенные слушатели выражали тревогу. Руководитель группы предложил перенести чтение лекции на следующий день. Но он полагал, что найдет в себе силы и сможет продолжить начатую работу и вместе с тем внутренне ощущал необходимость хотя бы небольшого перерыва.
Пришлось еще раз извиниться перед слушателями и сделать на короткое время перерыв, чтобы окончательно прийти в себя. Он рассчитывал, что 15–20 минут будет вполне достаточно, чтобы обрести прежнюю физическую форму.
Пересел с кресла на диван, сделал глубокий вдох и попытался расслабиться. В это время раздался звонок в дверь. Оказалось, что это прибыла «скорая помощь». К его удивлению, на то, чтобы доехать, «скорой помощи» потребовалось всего чуть больше десяти минут. Обычно в Москве на приезд «скорой помощи» по вызову требуется значительно большее время. То, что это случилось утром в субботу, когда на дорогах нет пробок, и то, что по воле случая «скорая помощь» оказалась недалеко от дома, обернулось большой удачей. Во всяком случае жена испытала значительное облегчение, когда врач «скорой помощи» начал осматривать ее мужа.
Врач послушал сердце, измерил давление, расспросил о случившемся. К тому времени он почувствовал себя значительно лучше и готов был продолжить так внезапно прерванное чтение курса лекций. Однако, обнаружив аритмию сердца, врач настаивал на том, чтобы отвести его на «скорой помощи» в больницу для обстоятельного обследования и оказания соответствующей медицинской помощи.
Испытывая чувство ответственности и вины перед слушателями, специально освободившими свое субботнее время для получения знаний, он не хотел уезжать. Но врач говорил столь убедительно о возможных последствиях перегрузки, а главное – жена и дочь так сильно настаивали на том, чтобы прислушаться к его совету, что ему не оставалось ничего иного, как последовать рекомендации.
Он наскоро собрал кое-какие предметы первой необходимости, взял с собой паспорт, медицинскую страховку и медицинскую карту. Надел кроссовки и вместе с женой, врачом и его спутником, который, судя по всему, был врачом-стажером, спустился на лифте к стоящей у подъезда «скорой помощи». Не без поддержки со стороны второго врача забрался в нее и сел рядом с женой, которая тревожно поглядывала на него, готовая в любую минуту оказать какую угодно помощь.
Завыла сирена, и «скорая помощь» помчалась по сравнительно незаполненным машинами улицам Москвы. Его подташнивало, заносило на поворотах, но он держался, как мог.
Через двадцать минут они прибыли в ту городскую больницу, где, судя по всему, оказалось свободное место для таких попавших в передрягу бедолаг. Не успела «скорая помощь» остановиться, как врач с медбратом подхватили его и, осторожно поддерживая, несмотря на то, что он мог сам передвигаться, повели в неврологическое отделение. Там он был передан дежурному врачу-женщине, которая, выслушав сотрудников «скорой помощи», тут же отдала соответствующие распоряжения и, приняв документы, стала оформлять все то, что положено в таких случаях.
Ему вновь измерили давление, послушали сердце, взяли на анализы кровь и отправили на рентген, чтобы установить, нет ли каких-либо опасных последствий после падения с кресла на пол и удара головой.
Впервые в жизни он оказался в своего рода инвалидном кресле. Крупного телосложения медсестра покатила его к лифту и без особых усилий вкатила в него. Он пытался шутить, а медсестра отвечала тем же. Лифт остановился на каком-то этаже, медсестра подхватила коляску и покатила его в рентгеновский кабинет. Там ему сделали снимки и, убедившись в том, что у него нет никаких переломов и все в порядке с головой, отправили обратно к дежурному врачу.
В это время на другой «скорой помощи» доставили очередного пациента, которым тут же занялась дежурный врач. Его попросили подождать в коридоре, и он имел возможность общаться с женой, которая уже успела расспросить, что это за больница и от какой станции метро можно до нее добраться. Оказалось, что по иронии судьбы он находится в городской больнице № 13, что само по себе вызвало невольную усмешку. Не истерический смех, а именно усмешку, поскольку он воспринял номер больницы как некий вызов самому себе, если в чем и нуждающийся, то только в проявлении юмора по отношению к сложившейся ситуации.
Спустя пятнадцать минут, он вновь оказался в коляске и та же сестра покатила его к лифту, который доставил их на четвертый этаж. От лифта по коридору они направились к палате № 401. Он успел лишь в шутку сказать, что было бы кстати, если бы ему досталась палата № 6.
Так Левин оказался в шестиместной палате, в которой четыре кровати были свободными. На одной кровати, находящейся у противоположной от окон стенки лежал худощавый мужчина, который наблюдал за его прибытием и некоторое время после того, как он расположился в палате, представился: «Виталий». На другой кровати, находящейся на противоположной стороне палаты между двумя незанятыми койками, посапывал упитанного сложения мужчина. Виталий сообщил, что спящего мужчину зовут Николаем и что он еле говорит, точнее, в силу простуды говорит сипло и тихо.
Он выбрал кровать в одном ряду с кроватью Виталия, рядом с окном. Положил взятые с собой вещи в прикроватную тумбочку, начал осваиваться в палате. В целом вид палаты был более чем приличный. Чисто, запах немного затхлый, поскольку два больших окна были закрыты, но вполне сносный. Большая светлая комната, где вдоль стен в два ряда стоят по три кровати. При входе нечто вроде тамбура. По одну сторону его расположен туалет с раковиной, по другую – душ и раковина. В тамбуре стоит холодильник, куда обитатели палаты могут складывать продукты, которые приносят им навещающие родственники или знакомые.
