— Две тысячи?
— Том отказался и спросил, зачем вообще тащиться в Канаду. Канадцы начнут орать, что у них свои проводники есть. Может, вообще их не выпустят.
— И что же ему ответил тот парень?
— Сказал: не беспокойся, мы обо всем позаботимся. И предложил Тому три тысячи долларов.
— Бог ты мой!
— А Том: когда же вы за мной заедете?
— Винни, а что это был за тип?
Винни грустно покачал головой:
— Том сказал, что его зовут Олбрайт. Чем занимается, неизвестно, но похоже, он из тех, кто ни в чем не знает отказа. Он еще сказал, что с ним еще четверо дружков, которые хотят оттянуться в лесу.
— Видал я таких, — кивнул я. — Такие любители оттянуться у меня осенью тоже дома́ снимают. Пьют всю ночь напролет, а потом выходят и палят по всему, что движется. И каждому нужен олень покрупнее, чтобы рога дома повесить.
— Эти собирались идти на лося. Поэтому и отправились в Канаду. Хотели зверя посерьезнее.
— Лось — еще лучше. А что, сезон уже открыт?
— Он в Канаде раньше открывается.
— Понятно. Значит, на три тысячи он сказал «да». Когда они его забрали?
— В позапрошлую субботу.
— Выходит, еще до того, как я взялся за дом.
Винни кивнул:
— Но хуже всего то, что Том делает вид, будто он — это я.
— Как это?
Винни молча смотрел в окно.
— Эй, погоди-ка! — воскликнул я. — Уж не хочешь ли ты сказать?..
— Он же освобожден условно и не имеет права никуда выезжать.
— Чудесные подробности.
Мы свернули к резервации Бей-Миллс. Если бы не указатель, никому бы и в голову не пришло, что это земля индейцев. С виду обычный поселок, дома по обе стороны дороги.
— И когда он должен был вернуться? — спросил я. — Два дня назад?
— Да. Они обещали забросить его на обратном пути.
— А телефон этого типа у тебя есть?
— Том дал мне номер его сотового. Я оставил пару сообщений, но мне никто не перезвонил.
— Так, может, он их еще не получил? — предположил я.
— Алекс, им до места нужно добираться по воздуху. Тебя доставляют самолетом в охотничий домик, а через неделю забирают. К этому времени все уже мечтают вернуться.
— А куда они поехали? Должна быть какая-то база, с которой они отправляются.
— Я пытался туда дозвониться, — сказал он. — Никто не берет трубку. У меня сердце не на месте.
— Однако в полицию ты не звонишь.
— Сам ведь знаешь, что будет, если я это сделаю. Если они найдут там Тома, его снова упекут в тюрьму.
Во дворе уже стояли четыре машины, поэтому я остановился на обочине.
— Еще родственничков понаехало, — буркнул Винни.
Я пошел за ним следом к двери. Как только он ее открыл, на нас пахнуло жаром. В кухне собралось человек двадцать, не меньше. Мужчины сидели за столом, женщины возились с детишками. Один человек встал и положил руку Винни на плечо.
— Ты ведь знаком с моим кузеном Баком? — спросил Винни.
Мы с мужчиной пожали друг другу руки, но я его не узнал.
Винни представил меня всем остальным. После первых трех-четырех имен я запутался окончательно. Один из дядюшек Винни, не говоря ни слова, налил мне чашку кофе.
— Винни, твоя мать в спальне, — сказал Бак. — Она хочет тебя видеть.
Винни попросил меня подождать на кухне и пошел по коридору, словно на казнь.
Вокруг стола носились двое ребятишек. Какая-то женщина сидела и качала на руках младенца. Младенец мирно спал — шум ему, по-видимому, не мешал.
На меня никто и не взглянул. Я постоял немного, переминаясь с ноги на ногу, потом отошел к окну, уставился на пустой двор. Вот что оставил Винни, подумал я. Дом на земле, принадлежавшей его племени. И всю эту семью. Если бы он жил в другом доме резервации, от семьи все равно было бы никуда не деться. Так у них заведено. Твоя дверь всегда открыта. Раньше мне казалось, что это здорово. Сегодня у меня голова шла кругом.
Винни уехал из резервации, и семья его так за это и не простила, хотя большую часть свободного времени он проводит здесь. Черт, может, они думают, это из-за меня он живет вдали от семьи, одиноко, как какой-то белый?
Я простоял так, не зная, куда себя деть, еще несколько минут, наконец Винни сунул голову в дверь и позвал меня.
— В чем дело? — спросил я, выйдя в коридор.
— Она хочет с тобой поговорить.
Он подвел меня к спальне и открыл дверь.
Мать Винни подошла ко мне. Высокая женщина, крупная, округлая, с печальными карими глазами. Она центр всей семьи, а может, и всей резервации. И держится так, словно давно уже приняла на себя весь груз ответственности.
— Добрый день, миссис Леблан! — Я пожал ей руку.
— Алекс, рада тебя видеть. Проходи, садись.
Она подвела меня к единственному в комнате стулу, а сама присела на край кровати. Винни стоял в дверях.
— Спасибо, что приехал, — продолжала она. — Надеюсь, мы тебя не очень побеспокоили.
— Вовсе нет, мадам.
— Ты ведь уже знаешь, что мой сын Томас пропал.
— Я бы это так не назвал, мадам. Он просто задержался на несколько дней.
— Он не вернулся с охоты, — сказала она. — Он младший из моих детей. И у него уже были неприятности.
— Знаю, — кивнул я. — Но мало ли что могло его задержать… Не думаю, что есть основания для беспокойства.
Она отмахнулась — словно отгоняла рукой дым.
— Видишь ли, когда родился мой старший сын, свекровь попросила меня назвать его Мисквогижигом. Тебе известно, что это значит?
— Красное небо, — ответил я.
— Вот именно. И это очень странное имя. Так говорили уобуновин, члены «Общества зари». Красное небо — это рассветное небо, оно краснеет на востоке. Уобуновин были изгоями, и, когда свекровь попросила меня назвать так моего первенца, я не очень обрадовалась. Решила, что из-за этого мой сын тоже когда-нибудь станет изгоем.
Я взглянул на Винни. Он стоял не шелохнувшись.
— Но свекровь сказала, чтобы я доверилась ей. И я доверилась. Вот так Винни и получил имя Мисквогижиг.
— Мне кажется, это хорошее имя, — вставил я.
— Ну а потом у меня родились две дочери. Свекровь не предлагала для них имен. И я подумала: вот и хорошо. Больше она не будет называть моих детей. Но потом родился мой второй сын, Томас. И она сказала, что его нужно назвать Минунигижиг, что значит «ласковое небо». Ласковое небо, — объяснила она, — это небо запада. Это конец дня. Конец жизни. Я всегда считала это имя несчастливым, Алекс. Я не должна была его так называть.
— Миссис Леблан…
— Ты только не говори, что я просто глупая старуха.
— Я этого и не собирался говорить.
— Но наверняка так подумал.
— Прошу вас, не надо, — взмолился я. — Я вообще не понял, зачем вы мне это рассказали.
— Я прошу тебя поехать с Винсентом. Докажите, что я ошибаюсь. Идите и найдите моего сына с несчастливым именем. Приведите его домой.
Глава вторая
Винни постучал в мою дверь еще до рассвета. Через несколько минут мой грузовик уже мчал к Лейкшор-роуд — точно как вчера. Но на сей раз мы не завернули в резервацию. В этот час признаки жизни подавало только ярко освещенное казино.
Проехав резервацию, мы направились в Су-Сент-Мари, или просто Су, как называют этот город местные. А затем выехали на 75-ю автостраду и направились к мосту Интернэшнл. Наш путь лежал мимо сталелитейного завода. В предрассветных сумерках огни печей напоминали о кругах ада.
— Приготовь водительские права, — сказал я, когда мы подъехали к канадской границе.
— Есть одна проблема, — ответил Винни.
— Что за проблема? — обернулся я к нему.
— Мои права у Тома.
— Шутишь?
— Мы решили, что они ему нужней. У нас похожие лица.
— Чудесная новость, — буркнул я, притормаживая у будки пограничника: перед нами была всего одна машина.
Иногда удается проскочить за считанные мгновения, а бывает, торчишь в очереди часами — все зависит от того, какое у дежурного настроение.
— У тебя ведь есть какое-нибудь еще удостоверение личности? — спросил я.
— Я отдал ему бумажник, Алекс. Со всем содержимым.
Машина передо мной наконец отъехала.
— Притворись спящим, — велел я и поехал вперед. — Лежи и не шевелись, иначе мы застрянем здесь на целый день.
Он послушно откинул голову и закрыл глаза. Человек в пограничной будке посмотрел на меня, потом на Винни и снова на меня:
— Ваши документы, сэр.
Я достал свои права. Он взглянул на них и спросил:
— А на вашего друга?
— Его и пушкой не разбудишь, — ответил я.
Пограничник прищурился:
— По какому делу вы едете в Канаду, сэр?
— Везу его домой.
— Он канадец?
— Боюсь, что да. Один из ваших.
— Может, попробуете вытащить его бумажник?
— Бумажника давно нет. То ли потерял, то ли украли. У него была тяжелая ночка. Я закрыл бар и решил, может, лучше будет отправить его на родину.
