никогда не возникало склок и ссор. Айгерим ценила покладистость и мягкость характера своей сестры, поэтому очень любила ее и другой сестры себе не желала. А Ботагоз и не представляла себе как не любить такую смелую, умную и находчивую сестру и где-то в душе очень завидовала ее способности, везде выделятся. Но и очень ей сочувствовала при многочисленных актах наказания со стороны взрослых, которые Айгерим умудрялась с незавидной частотой заслуживать.
Ботагоз трепетала в моменты, когда старшая сестра проникалась к ней своим вниманием. Её круглые черные глаза вспыхивали, смуглые щеки наливались чуть заметным румянцем, пухлые губы незаметно растягивались в смущенной улыбке. Поравнявшись с младшей сестрой, Айкон взяла её за руку, убрала стебель сухой травы, нечаянно запутавшийся в чёрных волосах Боты, и тихо спросила:
– Ботагоз, скоро день твоего рождения, что бы ты хотела себе в подарок?
– Я в магазине видела большую книгу, на ее обложке фотография бабочки и птицы. Бабочка такая большая и красивая, что когда я на нее долго смотрю, мне кажется, что она вспорхнет своими огромными черными крыльями и будет вокруг меня летать. Когда я это себе представляю, у меня даже голова кружится. А птичка напоминает маленький зеленый самолетик. Айгерим, скажи, разве такое бывает, чтоб бабочки были больше птиц?
– Я тебя про подарок спрашиваю, а ты про какую-то книгу. Чего ты выдумала, что бабочки бывают больше птиц, птицы едят бабочек, а не бабочки птиц, – раздраженно ответила Айгерим на вопрос сестренки.
– Но я очень хочу в подарок эту книгу, мне кажется в ней столько всего интересного. И из нее мы стобой узнали бы все про птиц и бабочек и знали больше других.
– Я слышала про эту твою книгу, она много денег стоит, поэтому ее никто не покупает. И мама ее тебе не купит. Посмотри, в каких ты стареньких трико ходишь. Лучше подумай о другом подарке, – по взрослому наставляла старшая сестра младшую.
– Когда я вырасту, буду покупать все интересные книги, и буду больше других все знать, – высказывала справедливое негодование Ботагоз.
– Зачем тебе это нужно? Когда ты быстрее всех бегаешь, это все знают и видят. Только Динара всегда хвастает, что больше меня и быстрее. Лучше бы она вообще не приезжала из города, а то приедет и будет опять хвастать: «Я ездила в город, ходила туда, ела то, купила это». А кто знает про твоих бабочек и букашек? Никто про них и не говорит, – злясь на родственницу соперницу, отчитывала сестренку Айгерим.
– А зачем вы с Динарой всегда деретесь? Потом мама с Ляззат апа ругаются из-за вас. А Ляззат апа как-то сказала маме, что мы все глупые, а ее Максат в этом году поедет поступать в институт и что Динара лучше тебя учится. Мне было очень обидно. Мы ведь совсем не глупые, вон Ербол ага3 с Болатом какие умные. Ербол ага на следующее лето тоже окончит школу.
– Нужно было оставить их коров где-нибудь на улице, – ещё больше рассердилась Айгерим.
Какое-то время они шли молча. Видимо Ботагоз размышляла о заветной книге, которую страстно хотела заполучить и каждый раз, проходя мимо книжного прилавка, усердно всматривалась на яркий глянец обложки, словно своим взглядом хотела рассмотреть книгу сквозь её толщу. А Айгерим скорее всего строила планы как поквитаться с Динарой, после ее приезда из города.
Солнце постепенно заполняло утреннюю прохладу теплом и лаской своих лучей, и они уже не стелились косым касанием, разбрызгивая яркий фонтан света от бисера росы, а испаряя её, наполняли всё светом. У каждого времени года есть своя внутренняя тайна, свой посыл. У этого времени, когда лето только начиналось, было, ощущение, что всё впереди, что торопиться некуда, что жизнь только пробуждаясь, начинается. Что это есть начало всех начал.
Ботагоз нагнулась для того, чтобы поднять красивый камень, лежавший под ногами на дороге, как вдруг в ее сторону с криком бросилась Айгерим, Бота только подумала, что сестра опять придумала какую-то новую игру…
3
Кабжан с клокочущим в груди сердцем выскочил из машины. Его воспаленный алкоголем мозг не мог связать глухой удар о машину с тем, на что он смотрел. Перед его машиной лежало тельце, похожее на плод в утробе матери и перпендикулярно от свернутого клубочком тельца лежала палка, напоминавшая пуповину. Поодаль лежала девочка, похожая на сломанную куклу, с взлохмаченными волосами, ее руки и ноги были разбросаны, словно присоединены к туловищу растянутыми резинками.
Не понимая происходящего, Кабжан засунул двух девочек себе в машину, и машина сама тронулась с места, поехала, сама выбирая маршрут. По пути он остановился, подумал вернуться и оставить их лежать там, где взял. Но нога сама надавила на педаль газа, и он поехал дальше.
Айгуль возилась в летней пристройке, выполняя домашние дела, когда услышала скрежет тормозов машины у ворот, ее подавленное настроение, еще более омрачилось и худенькое тельце, словно сгорбилось под тяжестью воспоминаний вчерашнего вечера:
– Куда ты собрался уходить – на ночь глядя?
– А ты что хочешь меня остановить?
– Мне надоела твоя распутная жизнь, твоё притворство и обман. Мне вообще надоела вся эта жизнь.
– Надоело, не живи. Тебя разве кто-то держит? Или иди, пожалуйся на меня. Кому хочешь пожаловаться? А???
– Хоть бы постеснялся девочек, они уже не маленькие, задают разные вопросы.
– Твоя задача правильно их воспитывать – вот и находи правильные ответы на их вопросы. Их отец самый лучший – день и ночь спасает жизни других людей. Ясно тебе? Или давно тебе этого не объяснял?
– Ты, грязная скотина, доиграешься до неприятностей. Хоть бы тебя кто прибил за деньги и за ваших шлюх.
– Рот закрой! Или ты говорить научилась?! – его короткие пухлые пальцы схватили ее волосы, и толстые губы шипели ей в лицо. Айгуль знала, что в такие моменты ее задача увернуться от удара, но его вторая рука уже больно упиралась ей в грудь.
При звуке подъехавшей машины, Айгуль вся съежилась, стала нервно растирать сухие худощавые руки друг об друга, словно тщетно пытаясь их согреть. Она не знала, чего ей больше хочется: самой не жить или чтобы он не жил. Она с отвращением ожидала его появления с самодовольной физиономией, наполненной чувством вседозволенности.
Когда Айгуль увидела своего мужа и перемены, произошедшие с ним, леденящий холод ужаса лизнул ее спину и она последовала за его жестом, как заколдованная. Открыла ворота, пропуская машину во двор, прилежно закрыла их, еще не понимая, смысла происходящего.
– Принеси какие-нибудь покрывала, – прохрипел он глухим и чужим
