— Есть, шеф, — сказала Овчарка, зевнула и оглядела темную бухту.
В поселке не горел ни один фонарь, непонятно почему. Только в монастыре прожекторами были красиво подсвечены купола главного собора. На причале уже толпились паломники. Отец Панкратий тоже был там, уткнувшись в список экскурсантов, и женщина, которая ехала с ним на Бабий остров, стояла рядом. Все прошло без сучка без задоринки. Отец Панкратий даже на них не взглянул. Подруги назвали свои фамилии, отец Панкратий поставил две галочки в своем списке. Васса и Овчарка по трапу прошли на катер. Когда все погрузились и судно отошло от причала, Овчарка подмигнула Вассе: ну вот, мол, дело сделано.
Катер обогнул Бабий остров и долго шел вдоль берега. Овчарка спустилась в нижнюю каюту и заснула на лавке, положив под голову пакет с едой. Море было спокойно, и ее ничуть не мутило на этот раз. Васса осталась на палубе. Всю дорогу паломники пели акафисты. В основном на остров ехали пожилые старушки, которые надеялись, что матушка Ефросинья избавит их от хвори. Они все время говорили о своих недугах, делились друг с другом рецептами постных блюд и спорили, чей духовный отец лучше.
Давно проснувшаяся Овчарка загрустила. Они с Вассой вышли на палубу и устроились на носу «Святителя Николая». Ветерок дул несильный, но студеный, как теркой прохаживался по лицу. Овчарка пониже надвинула свою шапочку-чеченку и покрепче затянула завязки капюшона.
— Где же этот остров? — сказала Овчарка. — Уже больше трех часов плывем.
— Скажи спасибо, тебя матросы не слышат, — рассмеялась Васса, которой ветер разрумянил докрасна щеки и нос, — они бы обиделись и, уж конечно, тебя поправили бы, сказали: «Не плывем, а идем, плавает кое-что другое».
— Сегодня море как топленое молоко, — заметила Овчарка, — так бы и спустила на веревочке кружку и напилась. А перед «Лорелеей» оно было как адская смола, черное, а когда мы только приехали и вышли поутру из «Поплавка» — серебряное.
Когда они подошли к острову, оказалось, что катер не может близко подойти к нему из-за подводных скал, и паломников в четыре захода перевезли на берег в лодке.
На берегу отец Панкратий собрал паломников и предупредил, что все желающие попасть в дальний скит должны будут идти очень быстро, чтобы успеть вернуться на Бабий остров к вечерней службе. Если кто слаб ногами, тот пусть посетит ближний скит и ждет потом остальных на берегу. Оставаться никто не пожелал, все хотели в дальний скит. И они пошли в глубь острова по очень грязной дороге. Кое-где были набросаны в грязь доски и деревянные какие-то сваи с железными скобами, об одну из которых Овчарка разорвала себе ботинок. Это немного испортило ей настроение. Но потом она повеселела. Овчарка всегда любила собирать грибы, но в Подмосковье она их почти не находила из-за своих близоруких глаз. Но здешние северные грибы не заметил бы только слепой — такие они были огромные. Некоторые поговаривали, что это оттого, что при совке неподалеку от острова устроили небольшой ядерный взрыв. Но мало кто в это верил.
Овчарка, идя по тропинке, вдруг замечала очередную большую рыжую шляпку подосиновика и бросалась за ним в мокрую от росы траву. Она складывала грибы в их пакет с едой, несмотря на ворчание Вассы. Паломники смотрели на Овчарку с укором — время было душой готовиться к поклонению мощам, а не собирать грибы. Когда Овчарка опять было кинулась за очередным грибом-великаном, Васса схватила ее за рукав:
— Прекрати, ты что, не видишь, как все на тебя смотрят!
Овчарка вздохнула и пошла дальше, жалея о грибе. Так они прошли не менее пяти километров. Овчарка с Вассой, которые сначала шли впереди всех, подустали и скоро плелись почти уже позади всех. Столетние старухи топали бодро, как застоявшиеся жеребцы.
— Кто бы мог подумать, что в этих постящихся старушках столько сил, — пыхтела Овчарка, — там в дальнем скиту всех, наверное, бесплатно мясом кормят, вот они и бегут.
В конце концов Овчарка уселась на придорожный валун, подстелив свою шапочку. Васса села рядом. Мимо них промаршировали отставшие старушки, которых подгонял отец Панкратий. Одна из них поглядела на подруг удивленно:
— Что это вы уселись?
— Устали, — ответила Овчарка.
— И надо устать, чтоб матушка Ефросинья видела, как вы хотите к ней поскорее попасть, и ваши молитвы услышала.
Овчарка стала раздражаться.
— Раз она действительно святая, то услышит наши молитвы и отсюда, — ответила она.
— И не стыдно, пожилые идут, а из вас уже и дух вон.
— Не стыдно, — буркнула Овчарка, разозлилась и только приготовилась нагрубить старухе, как отец Панкратий поравнялся с ними и поглядел на Овчарку так, что она поежилась. Она вскочила, Васса за ней.
Они пошли рядом с отцом Панкратием, стараясь не отставать. Овчарка все выбирала удобный момент, чтобы заговорить с ним. Отец Панкратий рассказывал о здешнем чуде — крестообразной березе, а старушки задавали ему вопросы.
«Чтоб она пропала, береза эта. Ну, крестом, так по мне, хоть кругом», — думала Овчарка.
Наконец старушки ушли вперед. Так что замыкали экскурсию только отец Панкратий, женщина, с которой он ехал тогда на «Святителе Николае», Овчарка и Васса. Они из леса вышли на поле, где стоял большой мокрый стог. Васса и Овчарка по очереди попили из термоса и предложили чаю своим попутчикам. Женщина отказалась, покачав головой. Овчарка уже сомневалась в том, что она может говорить. Женщина смотрела себе под ноги угрюмыми глазами, как можно ниже натянув на лицо темный платок. Отец же Панкратий с явным удовольствием выпил две пластмассовые чашечки чаю и поблагодарил. Разговор все не получался. Овчарка не знала, как надо говорить с попами. Наконец Овчарка, подумав, что, может, стоит начать с погоды, сказала:
— А какой был тайфун ужасный, правда? Хорошо, что прошел мимо нас.
Отец Панкратий с ней согласился. Но тут же он прямо на глазах изменился. Он размахивал руками и брызгал слюной от возмущения — как можно было пустить в монастырь этих развратниц, которые живут в противоестественном, блудном грехе.
— Но в храм-то их не пустили, — возразила Овчарка, — все же сидели в хозяйственном помещении, это не так уж и страшно.
— Страшно! — злился отец Панкратий. — Сегодня они в хозпомещении, завтра они в храме совокупляться будут!
— Но их могло всех смыть в воду вместе с домами, — возразила Васса.
— Смыло бы, очистил бы землю Господь от них, для всех благо было бы!
— Сомнительно, — сказала Овчарка, — я вот маленькой как-то в деревню к бабушке поехала. У нее была настоящая русская печь, и там жили тараканы. Они везде ползали, а однажды один залез ко мне в кровать. А я их так боялась — маленькая все-таки. И вот я давай визжать. Бабушка пришла, говорит: «Что ты кричишь, раз их Бог создал, значит, нужны они. Они тоже жить хотят. Погляди — он сам тебя испугался». Вот я тоже так думаю, как бабушка.
Однако отец Панкратий все не мог успокоиться, не слушал никаких Овчаркиных доводов и злился еще пуще прежнего. Он говорил о том, что теперь есть нужда в воинах Христовых, которые будут приводить грешников к раскаянию не словом, а силой. Что дьявол теперь так силен, что против него надо бороться с оружием в руках.
Васса пихнула Овчарку в бок и шепнула ей, чтобы она замолчала — его все равно не переделать. Они миновали поле и снова пошли лесом, вдоль пруда с кувшинками. Пруд Овчарке так понравился, что она попросила Вассу сфотографировать ее «мыльницей» на бережке. Васса сделала несколько снимков.
— Очень хорошо, — сказала она, — прямо Аленушка.
Когда они бегом догнали отца Панкратия, оказалось, что он все еще ругается, а его спутница его слушает по-прежнему молча. Овчарка не выдержала и сказала громко:
— А злиться — грех.
На это отец Панкратий разразился очередной обличительной речью. Когда он на минутку умолк, она спросила его:
— А вот если бы вам надо было только пальцами щелкнуть и тогда все эти женщины исчезли бы с острова, взяли бы и пропали, вы бы так сделали?
Отец Панкратий ответил, что конечно бы так и сделал.
— Но ведь это получается убийство, разве не так? — спросила Овчарка.
— Я такой грех на душу возьму, чтобы другие люди в грех введены не были. Если своей душой надо для их спасения пожертвовать, я это сделаю.
Некоторое время все молча шагали по грязи. В двухстах метрах от скита дорога стала подниматься на холм. Когда они взобрались наверх, Овчарка увидела большую долину с пестрыми лугами и прочих паломников, цепочкой растянувшихся впереди. Наверное, от такой картины отец Панкратий немного остыл. Скоро он совсем спокойно рассказывал своей молчаливой спутнице и подругам о том, что иноки, которые поступали в скит, привозили из своих родных мест семена трав и сеяли их на этих лугах. Овчарка набрала букетик незабудок и пристроила их за отворот своей шапочки-чеченки. И вот, когда не более ста шагов осталось до скита — большой ободранной каменной церкви и деревянного двухэтажного корпуса, Овчарка решила, что пора спросить напрямую, и сказала отцу Панкратию:
