поздно и им приходит конец.
Разумеется, в своих предупреждениях я был далеко не одинок и даже не оригинален. В начале 2000-х годов целый ряд экспертов предсказал, что со второй половины десятилетия начнется развал старой советской инфраструктуры и наступит период техногенных катастроф. По оценкам специалистов, пик неприятностей приходился на 2007 год. Иными словами, худшее — впереди.
К сожалению, эти прогнозы полностью подтвердились, причем не только по тенденциям, но и по срокам. С середины 2005 года идет неуклонное нарастание числа технических аварий и аварийных ситуаций, включая скандальное отключение энергосистемы столицы прошлым летом, на фоне которого вполне реально выглядела и угроза Анатолия Чубайса заморозить Москву нынешней зимой. Что с технологической точки зрения было логично: уж лучше устроить плановое «подмораживание» города, чем допустить неконтролируемый распад всей системы.
Другое дело, что жителям столицы такой выбор пришелся явно не по вкусу.
«С середины 2005 года идет неуклонное нарастание числа технических аварий и аварийных ситуаций, включая скандальное отключение энергосистемы столицы прошлым летом» Здания горят и падают практически еженедельно, так сказать, в штатном режиме. Как на войне, некоторое количество потерь является нормальным. То проводку где-то замкнет, то крыша обрушится, то стены треснут. Обычная жизнь. Несколько странным на этом фоне выглядит лишь то, что новые постройки, порожденные экономическим ростом и строительным бумом последних лет, начинают рушиться даже раньше старых советских сооружений. Те свой ресурс честно выработали и, как настоящие советские ветераны, скрипят, но стоят. А новые и нескольких лет не простояв, начинают сыпаться: по сообщениям прессы, уже и купол храма Христа Спасителя «поплыл», и знаменитые высотки на берегу Москвы-реки — «Алые паруса» — дали крен. Причины происходящего лежат на поверхности. В прежние времена строили некрасиво, без вдохновения, но, как правило, надежно. О комфорте не думали, но за прочность отвечали. Советские изделия вообще отличались массивностью и прочностью (включая продовольственные товары). Современные здания создаются для продажи, а после того как деньги получены, судьба изделия мало кого волнует. Дома — как товары в красивой упаковке. Глаз радуется, все ярко и броско, а про долговечность даже и думать не надо. Это дедушкины вещи делались на поколение вперед. В потребительском обществе вещь служит недолго, и чем быстрее она придет в негодность, тем быстрее вы пойдете покупать ей на замену новую. Дома — заводские здания, объекты инфраструктуры — такие же товары, как и все остальное. Подчиняются той же логике. Так что не надо жаловаться на фальсификацию бетона и воровство на стройке. В советское время тоже воровали и тоже жульничали со стройматериалами (порой вынужденно, из-за постоянного дефицита). Но воровали и жульничали по-другому, в рамках другого системного подхода. Нынешние сооружения падают просто потому, что должны упасть.
Впрочем, если быть честными, то придется признать, что исток нынешних проблем искать надо именно в конце того же советского периода. В 1930-е и 1940-е годы в СССР прошла первая волна массовой индустриализации. В 1960-е прошла вторая волна — разворачивалась масштабная модернизация производства, происходило массовое переселение людей в город. Именно тогда была создана или спроектирована основная часть работающей до сих пор инфраструктуры — дороги, здания, транспортные узлы, аэропорты, энергетические и телекоммуникационные системы. Начиная с середины 1970-х годов темпы роста советской экономики постоянно снижаются. В условиях неуклонно падающей эффективности любое строительство все более удорожается, и страна начинает испытывать дефицит инвестиций. Потому третья волна модернизации, которая по всем расчетам должна была начаться в середине и конце 1980-х, просто не наступает. Вместо нее мы видим системный кризис, а затем и распад СССР.
Если в позднесоветское время капитальных вложений не хватало и они были неэффективны, то в 1990-е годы инвестиции просто прекратились. Иными словами, реформы не разрешили структурных противоречий советской экономики, а усугубили их. Правда, вопрос о модернизации многих отраслей экономики отпал сам собой в результате безвозвратной гибели самих этих отраслей.
Но то, что продолжало работать, стремительно старело и изнашивалось. Причем начавшийся экономический рост только усугубил положение. Законсервированное оборудование снова стали интенсивно использовать, увеличились затраты энергии, нагрузки на транспортные узлы. Усилился и их износ. В странах третьего мира исследователи часто говорят про «рост без развития». Это и про нас сказано. Только у нас еще и рост (почти) без инвестиций.
Нет, конечно, деньги то тут, то там в новые объекты вкладывают. И чем больше будет рушиться, тем больше будут вкладывать. Но бессистемная и частичная модернизация, случайная замена одних элементов инфраструктуры при полном невнимании к другим, удивительное сочетание дедовских технологий с требованиями последней западной моды приводит к тому, что диспропорции и противоречия лишь увеличиваются. Это все равно что ставить очень хорошую стальную гайку в насквозь ржавый механизм: она лишь разрушает соседние детали.
По мере того как проблемы становятся очевидными, общественность начинает тревожиться. Однако наша бюрократия верна себе. Протесты людей, добивающихся элементарной личной безопасности, воспринимаются ею как покушение на свои полномочия. Карл Маркс однажды ехидно заметил: «Чиновник думает, что вопрос о том, все ли обстоит благополучно в его крае, есть прежде всего вопрос о том, хорошо ли он управляет краем». Иными словами, когда местное начальство слышит протесты по поводу разрушающейся инфраструктуры, оно реагирует на них как на протест против себя. И, естественно, стремится эти протесты подавить или замолчать.
Возникает парадоксальная ситуация: многие проблемы, с которыми мы имеем дело, порождены наследием прошлого, личной вины тех или иных сегодняшних чиновников тут может и не быть. Но чем больше эти проблемы становятся очевидны публике, тем меньше власти готовы ими заниматься. И тем самым бюрократия превращается из объективно невиновной в очевидно виноватую.
Именно так обстояло дело с заявлениями Вадима Михайлова и созданного им движения московских диггеров. Так же было с протестами Светланы Разиной и возглавляемого ею профсоюза Московского метрополитена. Официальные лица «уходили в несознанку», молчали, как партизаны на допросе, либо гневно осуждали «провокаторов» и «безумцев», сеющих панику. А потом сами спохватывались и начинали требовать дополнительных средств, чтобы срочно решить проблему, которой, по их собственным утверждениям, не существует.
Между тем перед нами уже не множество разрозненных технических проблем, а одна большая задача, решать которую вообще имеет смысл только в общенациональном масштабе. Если уж стало модно рассуждать про «национальные проекты», то единственный национальный проект, который в самом деле жизненно необходим стране, — это именно инфраструктурная модернизация, которая должна затрагивать все — транспорт, энергетику, дороги, системы связи, жилищно-коммунальное хозяйство. Причем делаться все это должно взаимосвязанно, комплексно. И если взяться за такой проект — остальные просто не
