Эми угнездилась в своем коконе из простыней. Джимми на цыпочках прошел в спальню, разделся до трусов и нырнул под простыни, нежно погладив тяжелый живот жены. Он начал засыпать, тревожась в полудреме, не унаследует ли Яз лицевую слепоту Эми.
Жена повернулась и хрипловатым со сна голосом сказала:
– Я пыталась дождаться тебя.
– Поздний звонок из Провиденса, – ответил он. – Через пару недель поеду в Род-Айленд.
– Что-то серьезное?
– Важный клиент.
– Джеймс, это же здорово.
Он снова начал засыпать, и тут Эми полусонно спросила:
– У Гика все в порядке?
Кьюсак открыл глаза.
– Только что говорил с ним. А почему ты спрашиваешь?
– Какой-то парень звонил сегодня. Сказал, проверка биографии.
– Гика? Ты узнала, как зовут этого парня?
– Дэрил как-то там. Я записала на кухне.
– И что он хотел узнать?
– Был ли Гик в Уортоне. Сколько мы его знаем. Встречаемся ли мы с ним.
Сейчас Эми говорила более встревоженно и даже раздраженно, она уже почти проснулась.
– Это странно.
– Будто я не знаю. Задал пару вопросов о нас.
Последний комментарий врубил сигнал тревоги.
– Он спрашивал номер соцобеспечения? – Кьюсак заподозрил кражу личных данных.
– Ничего подобного. Но он был довольно… – Эми приостановилась, подбирая слово. – Довольно навязчивым. Я сказала, чтобы он позвонил тебе.
– Хорошо. Ты взяла его номер?
– На кухне.
Кьюсак выскочил из постели. В блокнотике был номер с кодом 646, скорее всего мобильник. Но он замер, когда прочитал имя. Эми написала на листке – Дэрил Ламоника.
«Что за херня?»
За всю историю человечества был только один Дэрил Ламоника. Кьюсак отлично знал это имя. Ламоника, известный как Безумный Бомбардир», был квотербеком «Окленд рейдерс» в конце 60-х и начале 70-х. Его карьера завершилась за два года до рождения Джимми.
Папа Кьюсака презирал Ламонику. Каждую осень, когда «Окленд» разносил его возлюбленных «Нью-Инглэнд пэтриотс», Лайэм разражался руганью, которую большинство сантехников тщательно скрывали от своих семей. Он молил святого Патрика обрушить ад на «Рейдер Нэйшн». Он просил, чтобы страдания постигли все отродье подонков, игравших за «серебристо-черных». Он проклинал их снова и снова.
Его обличения начались с Дэрила Ламоники. Они набрали силу с Кенни Стаблером, сменившим Ламонику. Они достигли апофеоза с Джимом Планкетом, «Бенедиктом Арнольдом»[34], который сбежал от «Патриотов» и привел «Рейдеров» к двум победам в Суперкубке.
Однако именно с Ламоники начиналась очередная буря. Ожесточенная борьба родителей Кьюсака со звездой сокера привела к сцене, навсегда запечатлевшей имя Ламоники в семейном фольклоре. Как-то раз семилетний Джимми Кьюсак спросил у матери: «А правда второе имя Дэрила Ламоники – Гребаный?»
Лайэм Кьюсак, пойманный с поличным, ярко покраснел.
– Иисус, Мария и Иосиф, – ахнула Хелен Кьюсак, мать Джимми.
– Мама, это грешно, – с возмущением священника на воскресной проповеди заявил Джуд, старший брат Кьюсака.
– Это не грешно, – отрезала с ирландским акцентом мать. – Я молюсь, чтобы Господь дал мне силы отколошматить Джимми. А, может, заодно и его отца.
Раздраженные возгласы напугали младшего брата, четырехлетнего Джека, и он заплакал.
– Все хорошо, сынок, – успокаивал его Лайэм.
Наконец Джек вытер мокрые глаза и объявил:
– Я буду молиться Иисусу, Марии и Иосифу, чтобы у мамы не хватило сил вас поколотить.
С тех пор этот эпизод всегда вызывал дружный смех на обеде в День благодарения.
Вернувшись в кровать, Кьюсак спросил у Эми:
– «Дэрил Ламоника», случайно, не один из моих братьев?
– Не глупи. Они не станут звонить тебе с войны ради розыгрышей. И потом…
– Да?
– У Дэрила очень низкий голос. Совсем не похожий на твоих братьев.
– Ты сможешь его узнать?
– Конечно. Я никогда не забываю голоса.
Еще одна деталь, связанная с прозопагнозией. За долгие годы Эми разработала множество приемов для распознавания людей.
– Спи, Джеймс.
Кьюсак был слишком возбужден, чтобы заснуть. Он решил утром первым делом позвонить этому Дэрилу Гребаному Ламонике. Джимми не выносил, когда работа преследовала его в кровати. Но одно дело – не спать, думая о рынках и проклиная себя за инвестиционные решения, которые на поверку оказались дурацкими. И совсем другое – когда кто-то проверяет биографию твоих друзей, прикрываясь вымышленным именем.
Глава 26
7 августа, четверг«Бентвинг» по $50,16
В начальной школе Джимми написал эссе, озаглавленное «Утро – это чистилище». Где-то в тексте он приписал «в одном шаге от Ада». Сестра Розария дала ему линейкой по пальцам и отправила домой с запиской, в которой просила мать Джимми повторить экзекуцию.
За все годы мнение Кьюсака так и не изменилось, что не шло на пользу в отрасли, где чтение, переговоры и обмен идеями происходили до 9.30, времени открытия рынков. Бекон, яйцо и сыр несколько облегчали ранние часы. Однако чаще всего Джимми занимался самолечением с помощью кофе.
Но не сегодня.
Кьюсак поднялся в 5.30 и, против обыкновения, не мутным, а целеустремленным. Одна часть предвкушения. Сегодня они с Эми отмечали пятую годовщину свадьбы. Это важнее всего. А через четыре месяца важнее всего будет Яз.
Одна часть облегчения. Джимми ворочался всю ночь, пытался уснуть на боку, на животе, включал рекламные ролики, выключал их и испробовал всё, кроме снотворного. И каждые пять минут проверял время на будильнике.
И еще десять частей отвратного настроения. Одно дело – финансовые проблемы. И совсем другое – вторжение в личную жизнь. Вчерашний телефонный звонок был и странным, и неприятным. Кьюсак пообещал себе, что выяснит подлинное имя «Дэрила Ламоники». И если это Сай или Шэннон, они зашли слишком далеко.
Кьюсак запрыгнул в свой «БМВ», повернул ключ, стиснул зубы, пытаясь подобрать правильный угол, и старенький двигатель загрохотал, как китайский Новый год. Через сорок пять минут Джимми входил в «Гринвич Плаза», уже шумный от граждан Хеджистана.
По пути к кухне и капучиновому орлу Джимми прошел мимо логова Виктора Ли. Трейдера еще не было, странно для семи утра. Три пустых монитора отдыхали от красных, желтых и зеленых строк рабочего дня. Кьюсак надеялся, что спрос на рынках продержится. С понедельника стоимость портфеля «ЛиУэлл Кэпитал» потихоньку выросла на два процента.
На столе Виктора лежала распечатка. Та самая, которую Кьюсак уже видел, «Рыночная волатильность привязана к тестостерону». Сейчас в статье было столько пометок флюоресцентно-желтым маркером, что сквозь них едва просвечивала белая бумага.
«Отлично. Моя премия улетучивается. А Виктор погружен в какие-то таинственные изыскания».
Кьюсак прикрыл дверь своего кабинета и набрал номер Дэрила Ламоники, начинавшийся с 646. Послышался гудок. Интересно, что делать, если ему ответит легенда «Рейдеров».
Не тут-то было. Ему ответил жестяной и механический голос, ничуть не похожий на описание Эми. «Пожалуйста», пауза, «оставьте», пауза, «сообщение». Гудок.
Кьюсаку захотелось сказать: «Дэрил, это Том Брэди[35]. Ты козел». Но он предпочел не разжигать обстановку и произнес: «Это Джимми Кьюсак. Насколько я понял, у вас есть какие-то вопросы о Димитрисе Георгиу. Перезвоните мне».
Затем Кьюсак набрал Гика.
– Ты не меняешь работу?
– Сейчас у нас ассиметричные переменные факторы.
– Просто ответь на вопрос.
– Перед выплатой годовой премии? – прогусавил Гик. – Ты спятил?
– Какой-то парень звонил Эми домой. Он занимается проверкой твоей биографии.
– Да ты смеешься!
– Я говорю, – продолжал Кьюсак, – что какой-то человек задавал о тебе разные вопросы.
– Какого плана?
– Сколько мы тебя знаем. Встречаемся ли мы. В таком роде.
Гик замолчал. Кьюсак едва ли не слышал, как его друг моргает за своими круглыми очками, склеивая кусочки вместе и соображая, что сказать. Спустя несколько секунд – молчание уже становилось неловким – Гик спросил:
– Может, кто-то изучает тебя?
– С чего ты взял?
– Формулировки вопросов. Возможно, парень выясняет подробности о тебе и Эми.
На этот раз замолчал Кьюсак.
– Эми сказала, он был «навязчивым».
– Еще что-нибудь странное?
– Ага. Он назвался Дэрилом Ламоникой.
– А кто это?
– У тебя есть пара минут?
Гик закончил разговор с Кьюсаком и уставился на Лонг-Айленд, видневшийся из окна его офиса на Пароходной дороге. Сегодня вода была спокойной, легкие волны покачивали стоящие на якоре яхты. Резкий контраст с тем, как себя чувствовал Гик.
Димитрис Георгиу не принадлежал к числу нерешительных. Или вспыльчивых. Но сейчас он пришел в ярость и начал набирать 974, код Катара.
Он дозвонился до офиса своего главного инвестора, шейха Фахада бин Талифы, с первого раза.
