де
ревенской глу
бинки у нор
мальной жиз
ненной чер
ты. Ро
жать и рас
тить де
тей, учить их и вос
питывать, вкус
но и сыт
но пи
таться, при
лично оде
ваться. Рас
полагать и пи
щей ду
ховной, имея те
левизор и ра
диоприёмник, ре
гулярно под
писываясь на га
зеты и жур
налы. Те
левизор «Изум
руд» Ва
силию хо
чется иног
да прос
то выб
росить, что
бы не пор
тить пос
ледние нер
вы. Из га
зет те
перь вы
писывают толь
ко ра
йонную, и то из-за те
левизионной прог
раммы. Рань
ше га
зета вы
ходила три раза в не
делю, те
перь толь
ко раз. Те
перь в ней в ос
новном пе
чатают пос
тановления мес
тных влас
тей. Пос
тановлений ста
ло мно
го, а чего хо
рошего в жиз
ни, ста
ло мало. Рань
ше, бы
вало, поч
тальонка при
носила в дом це
лую пач
ку га
зет и жур
налов. Себе Ва
силий вы
писывал об
ластную га
зету «За
байкальский ра
бочий», цен
тральную «Сель
ская жиз
нь», жур
налы «Вок
руг све
та» и «Кро
кодил», Анне — «Ра
ботницу» или «Крес
тьянку» и «Здо
ровье». Доч
кам — «Пи
онерскую прав
ду», «Ком
сомольскую прав
ду», жур
налы «Мур
зилка», «Пи
онер». Те
перь та
кая пач
ка боль
шинству лю
дей ста
ла не по кар
ману. Рыночная экономика. Это словосочетание столь прочно вошло в разговорную речь россиян, столь часто зазвучало по радио и телевидению, замелькало в печати, что все кругом почти уже свыклись с ним, вполне осознавая, чему быть — того не миновать. Однако внутренняя тревога не отпускала. Мало успокаивала и рыночная телереклама, созерцателем которой невольно приходилось становиться, едва включив голубой экран. Едва ли она была нацелена на всех простых смертных. Ведь всем стать бизнесменами невозможно. И это, как полагал Василий, оказалось очевидным на примере местных доморощенных фермеров. В начале 90-х в районе их было зарегистрировано несколько десятков. Если представить, что все они окрепли, оперившись, крепко встали на ноги и заработали во благо района, это какой же мощный поток сельскохозяйственной продукции насыщал бы сейчас, как стало модно говорить, внутренний рынок?! Увы, Василий сейчас не мог вспомнить хотя бы одного из тех первых, о которых слышал несколько лет назад. И в газете по это дело теперь замолчали, хотя куда с добром шла когда-то пропаганда фермерского движения! Правда, знал Василий лично одного мужика из соседнего села. Тот, получив площадь земли в несколько гектаров, занимался с семьёй выращиванием картофеля. Создал рабочие места, хотя и сезонные, для нескольких местных безработных мужчин и женщин. Он так определил основное правило для своего небольшого фермерского хозяйства: чёткая организация труда, обильная подкормка органическими удобрениями, строгое соблюдение приёмов интенсивной технологии. Именно эти три составных он считал залогом высокой продуктивности картофельной плантации. И потому большое внимание уделял таким вопросам, как подбор сорта картофеля, работа с семенами, подготовка почвы, уход за посевами, борьба с болезнями и вредителями. Кроме того, этот картофелевод следовал существующей технологии выращивания. Это посев клубней, боронование по всходам, межрядная культивация, окучивание, срез ботвы. Не последнее место имели механизация уборки и хранение урожая. Если первый аспект он в ту пору считал делом будущего, мечтая со временем приобрести картофелеуборочный комбайн, а пока же обходясь ручной копкой, то вопросу хранения придавал особое внимание. Кто не помнит, сколько раньше терялось картофеля по причине банальной: клубни просто сгнивали, не успев дойти до стола потребителя. Имеются в виду не личные подполы и погреба, а складские помещения государственной торговой сети, монопольно обслуживающей городское население страны в былые годы. Сколько на эту тему печаталось фельетонов на страницах журнала «Крокодил», показывалось сюжетов в сатирических выпусках экранного «Фитиля»! Время сменилось, а проблема осталась, не сняв того же вопроса: почему у частника картофель сохраняется, а, скажем так, у нечастника — нет?! Сгнивает до весны «по полной программе». Начатое же дело у того мужика не получило развития. Сам он считает причиной слишком сложный механизм финансовой поддержки и вообще отсутствие всяческой поддержки со стороны местной власти. Мало своими руками разработать заброшенную землю, мало вырастить ценой невероятных физических усилия хороший урожай, а картофель был отменный. Тяжело гружёные КамАЗы отъезжали от его плантаций посреди продуваемой пыльными ветрами степей. Надо ещё выстоять перед бюрократической машиной, продолбить головой глухую стену невнимания, не утонуть в бумажно-бюрократическом водовороте, искусственно создаваемом чиновниками всех мастей и рангов. И тогда? Тогда, может быть, что-либо и выйдет путное и стоящее из того, за что в наше время берутся крестьянские смельчаки на деревне, трезво памятуя о том, что они-то, одни-то, возможно, народ не прокормят, однако, дармоедами не будут и какую-то продукцию да принесут на все тот же внутренний рынок… Василий как-то столкнулся с тем знакомым и спросил, как дела теперь? «Скот теперь выращиваю, тем и живу. Не до жиру, быть бы живу. А картошка все-таки дело прибыльное. Столько брошенных земель в районе, демократических, вернее сказать, дерьмократических», — устало ответил бывший картофелевод.
Помнит Василий шумные в пылу нешуточных страстей собрания односельчан по поводу дальнейшей деятельности колхоза, вставшего уже почти на четвереньки от непосильных проблем, свалившихся с приходом реформ нового времени. Колхозники решали: оставаться коллективным хозяйством или в поисках лучшей доли разбегаться по единоличным углам.
«Мы никогда не были хозяевами на земле. Расценки на сельхозпродукцию нам спускали сверху. Оттуда же приказом заставляли сеять и убирать урожай. Не ценились ни инициатива, ни способности людей. Жили по принципу «Приказал — делай!» — распылялся перед земляками один.
«Если кто-то может заняться фермерством, пусть выйдет из коллективного хозяйства и занимается подсобным. Разводит скот и свиней», — предлагал другой.
Да, расценки спускали, но сверху же поступала в хозяйства новенькая, только что с заводского конвейера, сельхозтехника. Не было ограничений ни в горючем, ни в минеральных удобрениях.
Возможно, на фоне всеобщего охаивания колхозного строя у людей возникала эйфория. В радужном свете вдруг представлялось личное материальное благополучие, которого можно достичь исключительно в том случае, если выйдешь из коллективного хозяйства и станешь единоличным собственником в новом, взятом «из-за бугра», значении — фермер. Фермерское движение посчитали панацеей от всех деревенских проблем и бед.
Вспомнилось Василию и одно из затянувшихся допоздна собраний, отчего под потолком висело густое облако самосадного дыма, с покупным табачком к той поре стало туго, колхозники до хрипоты спорили, отпускать ли из хозяйства на вольные хлеба четверых решивших отделиться мужиков. Все четверо, кстати, работящие, хозяйственные, спиртным не балующиеся, корнями из родной деревни, «получили свободу». Теперь никакого принципа «Приказал — делай!» Теперь полная экономическая независимость. Стремясь к ней, колхозы один за другим меняли вывески. Стали называться товариществами. А впереди непременно три буквы: либо ОАО, либо ООО. Получили мужики земельный пай. На четверых вышло девяносто гектаров. Выделили им автомобиль ГАЗ-53 и девяносто голов овец. Да ещё лошадь. Занялись мужики оформлением документов. Оказалось, прежде чем объединиться, надо каждому из четверых оформить индивидуальное крестьянское хозяйство. Второй вариант означал регистрацию малого
