— Очень необдуманный с твоей стороны шаг, Николай, — сухо произнесла Светлана Ярославна.
— Все мы согласились на эту сделку, — добавил Иван Ярославич. — Единоличные решения недопустимы, когда речь идёт о компании рода.
— Вот только прошу не забывать, что глава семейства — я, — Николай наградил хмурым взглядом вначале одну, потом — другого. — А ещё я, как и все члены совета рода, имею право накладывать вето на любое решение. Я осознаю риски. И не надо на меня так укоризненно смотреть. Я не позволю вам всё просрать.
— Следи за языком, Николай, ты не на базаре, — произнесла Светлана Яролавна таким тоном, от которого по коже пробежал холодок. — Какое ты имеешь право принимать единоличные решения в подобных вопросах?
— Старших надо слушаться, Коля, — нравоучительно произнёс Геннадий. — Светлана Ярославна права. И грубить вовсе ни к чему.
— Дядь Ген, не надо строить из себя главного, — Николай с вызовом уставился на Геннадия. — Я — глава семейства и глава совета. Вы хотите продать завод. Я говорю — нет. Я не разрешаю это делать, и я имею на это полное право. Светлана Ярославна, — обратился он к строгой женщине. — Вы, кажется, занимаетесь безопасностью рода? Вот и занимайтесь своим делом. Почему вы лезете туда, куда вас не просят? Я забочусь о благосостоянии и репутации рода. Я никому не позволю собой помыкать, как не позволю и разбазаривать родовое имущество. Нас не уважают. До чего мы докатились, если другие могут придти и забрать то, что наше по праву? Нет! Подобного больше не повторится. Я останусь в имении. Охрана здесь надёжная, вопросы буду решать по возможности дистанционно. Тут до меня не доберутся. Вы Голицыным не нужны, успокойтесь уже, хватит так трястись.
— Будешь сидеть тут до конца жизни? — спросил Геннадий.
— Сколько понадобится, столько буду.
Воцарилось молчание. Похоже, речь Николая произвела на всех впечатление. С Николаем я был согласен. Сам, скорее всего, так поступил бы так же на его месте.
— Да всё правильно, — решил я поддержать брата. — Голицыны убили главу семейства. После такого на уступки идти нельзя, если мы себя уважаем.
— Тебе ещё рано обсуждать такие вопросы, — пронзила меня неприятным взглядом Светлана Николаевна.
— А зачем позвали? Сидеть и молчать в тряпочку?
— Хватит споров! — вклинился Николай. — Разговоры уже ничего не изменят. Глава семейства сказал своё слово. Завод мы не продаём. Готовьтесь к обороне, усиливайте охрану. Что ещё можно предложить в данных обстоятельствах? Будем ждать ответного хода со стороны Голицыных.
Ещё какое-то время родня обсуждала детали, а потом те двое уехали, и мы с дядей Геной и Николаем снова остались втроём.
— Ну что, Артём, — сказал Геннадий, — ты всё сам видел и слышал. Теперь ты понимаешь ситуацию, в которой мы оказались. Семье грозит опасность. Но что мы можем сделать, раз глава семейства так решил? — он покосился на Николая. — Поэтому у нас к тебе просьба. Побудешь сторожем брата своего? Всё равно пока ты тут живёшь. Вот я и подумал: если Коля куда-то поедет, мог бы сопровождать? Если на него устроят покушение, обычные дружинники могут оказаться бессильны, а терять второго главу семейства подряд как-то, знаешь ли, не слишком хорошо.
— Если не занят буду, могу съездить, — пожал я плечами.
— Вот и прекрасно. А что ты говорил, произошло с Ириной? Кто на неё напал?
Пришлось поставить Геннадий и Николая в известность нашей с Вероникой прогулки по набережной (хотя чем всё закончилось, я рассказывать не стал), и поведать о вчерашнем нападении великокняжеских дружинников, которые угрожали мне, а в итоге, сами же и огребли по полной.
— А сегодня они вломились в мою квартиру и избили Ирину, — закончил я.
— Час от часу не легче, — Геннадий тяжело вздохнул. — Один хочет воевать с Голицыными, второй пытается поссориться с великим князем. Да вы, парни, просто молодцы! Стоите друг друга. Вероника Борецкая — внучка великого князя, дочь главного наследника. Ты хоть понимаешь, какой скандал может разразиться?
— Не, погоди, дядя Гена, — воспротивился я. — А что не так-то? Что с того, что внучка князя? К ней подходить запрещено? Карается законом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Так он подумал, что ты слуга, — догадался Николай, — вот и бесится. Вообще он — странный дед, если честно.
— Но я-то теперь — не слуга. Он ошибся, — сказал я. — И из-за этого пострадала моя сестра… точнее, сводная сестра. Но не суть.
— А это неважно, — объяснил Геннадий. — Василий Степанович — великий князь, и нам придётся с этим считаться. А принимая во внимание то, в каком мы оказались положении, и что защита Борецких нам может понадобиться в любой момент — тем более. Ты, Тёма, конечно, герой, морды бить умеешь, но лучше успокойся. Ты побил дружинников, они побили девчонку. И пусть на этом всё закончится. Слава Богу, если на этом всё закончится!
— Дядя Гена прав, — встал на его сторону Николай. — Не лезь, Артём. Только хуже сделаешь. И так проблем хватает.
— А что, если потребовать наказать их? — предложил я. — Вдруг дружинники Борецкого самоуправством занялись? Обратиться официально, потребовать принести извинения, выплатить компенсацию.
— Нет, Артём, — покачал головой Геннадий, — мы не будем этого делать. Ирина поправится, и всё забудется. Сейчас есть дела поважнее.
— Так говоришь, потому что она — никто? — я посмотрел Геннадию в глаза. — А если бы она была членом рода? Вы бы так просто это оставили?
— Она — не член рода, — строго ответил Геннадий, выдержав мой взгляд, — и даже титул дружинницы пока не получила.
Я вздохнул, но возражать не стал. «Нет уж, — думаю, — пусть для вас — никто, но не для меня. И я так просто это не оставлю».
С одной стороны я хорошо понимал Геннадий. В такой ситуации, в которой мы находились, портить отношения с великим князем — шаг самоубийственный. Когда против нас — такие могущественные враги, друзья должны быть не менее могущественными. А с другой стороны, я не мог смириться с произошедшим. Борецкие были неправы, они учинили произвол, в итоге пострадал невинный человек. Их надо призвать к ответу.
Вот только как? Я пока не знал. Понял одно: Востряковы в этом деле мне — не союзники.
* * *
Василий Степанович нажал кнопу мыши, и на экране появилось лицо племянника. Когда-то давно Владимиру попал в голову осколок, и теперь череп в области левой скулы и надбровной дуги был немного деформирован, а вместо левого глаза стоял протез, который смотрел постоянно в одну точку, что придавало племяннику несколько зловещее выражение лица.
— Добрый вечер, Василий Степанович, — поздоровался Владимир.
— Добрый, Володь, добрый, — ответил великий князь. — Ну как дела, рассказывай.
— Проблема улажена, как вы и просили. Парень получил урок.
— Проблем не возникло?
— Были небольшие проблемы. Двое наших попали в больницу, но я всё уладил.
— Вот так, значит. И где сейчас этот Артём? Жив хоть?
— Он жив. Мы к его сестре наведались. Он получил предупреждение. Надеюсь, это его вразумит. А если нет — у него и другие родственники в Новгороде имеются.
— Хм, — Василий Степанович недовольно свёл брови. — То есть, парень вам начистил рожи, а вы пошли и отлупили его сестру. Я правильно понимаю?
— Э… Вы же сами сказали, попугать. Я сделал всё, как вы просили.
— Хм. Что ж, ладно. А как так получилось, что двое твоих людей оказались в больнице? Сколько ты послал человек?
— Четверых, Василий Степанович.
— Четверых. И все — рунные мастера?
— Трое — мастера, один — энергетик.
— И двое в больнице?
— Именно, Василий Степанович.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну так что ж ты больше-то людей не послал?
— А зачем рисковать-то? Можно же всё проще сделать. На родню надави — кого хочешь, вразумишь. Я, Василий Степанович, знаю, о чём говорю. Будьте спокойны.
— Ладно, Володь. Это действуй, как знаешь. Но мне всё равно этот пацан из головы не вылезает. Кажется, правду Тимофей сказал, что Артём — скорее всего, изгнанный сын Эдуарда Вострякова. Говорят, энергия у парня открылась совсем недавно. В клубе каком-то, говорят, избил нескольких боярских сынков, теперь наших дружинников мутузит. А Востряковы ему новые документы делают, свою фамилию хотят дать. Не нравится мне это, — великий князь потёр подбородок.
