Инга в электричках сто лет не ездила, поэтому сначала с любопытством разглядывала заоконные пейзажи, а потом углубилась в чтение.
Когда она вышла из вагона на предпоследней на этой ветке железнодорожной станции, сумерки сгустились, пора было зажигать фонари. Но тот, кто был ответственным за это дело, видать, забыл о пассажирах, и они чертыхались в темноте. Инга не сразу сообразила, в какую сторону идти. Еще бы! Она вообще впервые приехала сюда на электричке! Вспомнила только, что все ловят попутки возле железнодорожного переезда: сама видела, как это происходит, когда проезжала мимо. Сообразила, что переезд там, где «хвост» поезда, и потихоньку потащилась в ту сторону.
Чемодан на колесиках подпрыгивал на выбоинах в асфальте и пару раз чуть не перевернулся. Пока Инга доползла до края платформы, начался дождь со снегом, да такой, что в двух шагах ничего не было видно.
И у переезда, как назло, ни одной попутки! Все, кто хотел уехать, уже уехали: красные «стопы» последней из ожидавших поздних пассажиров машины мелькали на ухабистой дороге вдалеке.
Инга поставила на скамейку свои сумки, нашарила в боковом кармане чемодана складной зонт. Купол с едва слышным шелестом раскрылся над ее головой, и снежно-дождливая круговерть осталась где-то высоко над ним.
* * *
Она увидела подъезжающую к станции машину, помахала из-под зонта рукой в бежевой перчатке.
В широкой, как пароход, «Волге» водитель был один-одинешенек.
Машина качнулась и остановилась, стекло плавно опустилось вниз.
– Подвезете до поселка?!
Водитель кивнул, подсуетился – выскочил из машины, взял Ингин чемодан и, распахнув заднюю дверцу, легко воткнул его между сиденьями. Инга тем временем сложила зонт, вытрясла из него воду, устроилась впереди. Она не заметила, как внимательно-внимательно смотрел на нее водитель «Волги». И еще одного взгляда она не заметила. Того, кто с упорством маньяка провожал ее всю дорогу от дома... до дома.
Водитель сел на место. Он смотрел на Ингу завороженно, она не могла не почувствовать его взгляд. Покосившись в его сторону, Инга сказала:
– Мне, если можно, за ручей, как можно ближе. Я оплачу...
И в тот же момент услышала:
– Это ты, Гуся?
Инга вздрогнула: так звали ее только два человека на всем белом свете, причем один из них давно был в лучшем из миров.
Инга – имя сложное, снежно-холодное, поэтому дома Ингу мало кто звал полным именем. Вот для сына Инга всегда была «мамой Инь-Инь». Это он у отца научился. Стас придумал ей это имя – Инь. Братец всегда называл ее Иней, иногда – Инюшей. А Гуся... Гусей ее звал только папа. Это кусочек от «Ингуся».
И еще один мужчина, который слышал это имя с детства, называл ее Гуся. Тот самый рыжий мальчик...
Инга медленно повернулась, внимательно посмотрела на случайно попавшегося ей по дороге водителя с «Волгой». Он не был рыжим. Он был седым... Ее рыжий мальчик из далекого детства...
* * *
– Гуся!
Илья Баринов слышал, как голос его дрогнул. «Господи! – подумал он. – Я это имя вслух не произносил двадцать лет! Но я помню, как оно звучит».
– Гуся...
– Илья?! – Инга удивленно вскинула на него глаза.
– Я так изменился? – Баринов немного смутился. Вопрос какой-то бабский.
– Изменился... – Инга внимательно смотрела на него. – Ты перестал быть рыжим. И теперь тебя, наверно, никто не дразнит.
Баринов нервно рассмеялся:
– Ну, «рыжим» меня давным-давно никто не дразнит! Знаешь, после того, как мы в лодке горели, меня больше «белым» дразнить стали...
В машине повисла пауза. И он и она много раз представляли себе эту встречу. Сколько слов было сказано. И обвинительных, и извинительных, и нежных, и тех самых, которые совсем не для чужих ушей. А встретились – и растерялись. Надо было о чем-то говорить, а не говорилось.
Баринов завел двигатель. Они в глубоком молчании доехали до ручья.
– А что ты тут делаешь? – нарушил наконец тишину Илья. – Едешь отдыхать к кому-то?
– Ага! Отдыхать!.. Зимовать!! – Инга рассмеялась и почувствовала, как это искусственно у нее получилось. Она не знала, как себя вести, что говорить. Ну не о событиях же двадцатилетней давности?!! – Живу я тут с некоторых пор. Вон в том домике!
– Стоп! Так ты моя соседка?!
У Баринова перед глазами, словно кадры кино, замелькали картинки: пустой огород под серым небом, кот-инопланетянин, гуляющий сам по себе, дым из трубы, улетающий в никуда, унылая задница... И это все Гуся?! Вот эта элегантная женщина, сидящая на переднем сиденье его машины, и та унылая задница в огороде – это одно и то же?!!
Баринов помотал головой. Не может быть! Фантастика!
– Я же на тебя всю осень из окна смотрел! – Он чуть не кричал. – Да если б я раньше знал! Ну хоть сходил бы к тебе за солью или за спичками...
– И что было бы? – Инга посмотрела на Баринова так, что его холодом обдало от ее взгляда.
– Как – что???
– Вот именно – что?
– Ну, мы же не чужие люди... – Баринов не ожидал, что Инга так ответит. – А вообще, что ты здесь делаешь, Гуся?
– Я здесь живу, Илья. Ты спросишь – почему? По стечению обстоятельств. И наша встреча – стечение обстоятельств. А чужие не чужие – дело десятое. Все в прошлом. Мы приехали.
– Я провожу, – потерянно предложил Баринов.
– Проводи.
Он взвалил на плечо ее чемодан, она подхватила свои пакеты. До ее дома они добрались, не проронив ни слова. Баринов опустил чемодан на крыльцо. Онждал, когда она откроет двери, и,только собрался сказать ей, как все эти годы думал о ней, она его словно из ушата ледяной водой окатила:
– Ты написал, чтобы я забыла тебя и не писала. Я не писала. И забыла. Спасибо за то, что довез и донес. – Она достала из сумочки деньги, он не успел и глазом моргнуть, как купюра оказалась у него в кармане, а дверь перед его носом захлопнулась.
Баринов потерянно стоял на крыльце, плохо соображая, что все это только что произошло с ним. Это была Гуся. И не Гуся. Та милая девочка Гуся никогда бы не смогла вот так... жестоко... «Впрочем, – подумал он, – Гуся выросла. Наверное, жизнь ее изрядно поколбасила, и она изменилась». От этих мыслей Баринову легче не стало. Он действительно искренне обрадовался встрече, столько всего передумал, пока в молчании доехали до ручья, и на тебе! Деньги всучила!
Баринов вытащил из кармана бумажку, положил ее на крыльцо и прижал камнем. А потом без путей и дорог проломился, как медведь, огородом к своей избушке, одним махом выдрал вместе с гвоздями три доски из забора и пролез в дыру. Он не стал перегонять машину на ее постоянное место. Черт с ней! Пусть стоит, где бросил, никому она тут не нужна. Он хотел только одного: скорее в дом, скорее остаться наедине со своими мыслями, подумать, оценить, решить наконец что-то. Только что и как решить, если она сказала, как отрезала...
