Мимо меня сновали удивительные, незнакомые, пугающие меня люди с жестким взглядом и отстраненным выражением лиц. Среди них были суровые, высокие мужчины, дряхлые трясущиеся старики, понурые исхудалые женщины, и много кто ещё.
Главная улица Тверского отличалась тем, что на ней было великое скопление домов всех видов: от стеклянных новостроек до кирпичных многоэтажек советского времени. Деревья и кустарники разрослись около домов, здесь они выгляделии более живыми, чем за стенами города. Полусухие листья шелестели на кривых ветвях и, облетая, покрывали остатки асфальтированных дорог и тротуаров. Район старых бараков, ржавых фургонов и самодельных построек начинался ближе к самым окраинам, за которым у самых стен были распаханы небольшие поля-огородики. Там же, у границ города, разрослись маленькие рощицы и дикие садики. Земля здесь была высохшей и сухой, и низкие деревья и кустарники выглядели болезненными и едва живыми.
Я охнула, отшатнувшись. Проскочила мимо угла дома, чуть не задев наваленные друг на друга коробки. Мимо меня почти бесшумно прошел мужчина с лицом, исчереченным шрамами. Он был одет в старый пропылённый плащ из тяжелой кожи. Из-за его широкой спины торчал ствол винтовки. Я заметила, что тут почти все как-то так выглядели.
Через четверть часа улица заметно сузилась и вывела меня к окраинам. Я шла медленно, быстро у меня не получалось: ноги очень болели. Зато мне удавалось многое рассмотреть под неярким светом электрических ламп.
Я посмотрела в сторону, и мой взгляд скользнул по покосившемуся крыльцу, застеленному рваной тряпкой. Крыльцо прилегало к кривому домику с заколоченными окнами. Возле ступенек, на маленькой лужайке с редкой травой, я увидела пасущихся коз. Я в удивлении застыла на месте, разглядывая двух исхудалых, покрытых жидкой белой шерстью животных. Они, кряхтя, щипали полусухую траву с лужайки, покачивая узкими мордами. Из их плоских голов росли толстые крепкие рога. Как мне было удивительно и интересно снова видеть этих животных вживую. В детстве я уже видела домашний скот в Куполе. Козы паслись у нас на лугах у речушек, мы часто с ребятами подкармливали их.
— Чего уставилась? Скотину никогда не видела? — спросил писклявый, вредный голос откуда-то слева.
Я обернулась, в удивлении приподняв брови. Передо мной стоял молодой парень, едва ли намного старше меня. Его светлая кожа была покрыта мелкими шрамами и рытвинами, густые брови темнели над бесцветными глазами, а неровно остриженые волосы растрепались от ветра. Парень был одет в грязную белую футболку и длинные широкие матерчатые штаны. В руках он сжимал гнутое, проржавевшее металлическое ведро.
Я хотела его отбрить, но я слишком устала, и в голову ничего не шло, поэтому я молча таращилась на этого типа. Ещё большо нахмурившись, парень с присвистом покрутил у виска и пошёл по направлению к козам.
Тоже мне. Я отвернулась и пошла дальше. Дорога уходила вверх, и мне пришлось ковылять по колее в горку на негнущихся ногах. Колени страшно ныли, ступни, казалось, налились свинцом. Как же мне хотелось просто лечь и заснуть. Даже голод не шёл ни в какое сравнение с желанием выспаться.
Я поднималась всё выше и выше, тяжело дыша и стирая липкий пот со лба. Я пересекла несколько хлипких мостков, что были проложены над глубокими, почти безводными канавами, затем прошла через небольшую рощицу, где туда-сюда сновали люди и караульные с фонарями. Выйдя из рощи, я продолжила идти по дороге недалеко от распаханной земли, огороженной низким забором.
Через несколько минут я вышла в район окраин.
Приютом оказался невысокий двухэтажный домик из кирпича, что стоял в конце улицы, прямо у высокой городской стены. За пыльными стеклами маленьких окон теплился неяркий свет. Над кривым металлическим навесом крепилась доска, на который белыми буквами была выписано: «Уголок у очага. Приют для бездомных».
Вокруг приюта кренились старые бараки и деревянные сараи. Людей здесь было мало. Лишь изредка из ветхих построек выглядывал какой-то очень несчастный с виду, побитый и замерзший народ. У исписанных краской стен с ноги на ногу переминались закутанные в лохматья нищие. Их большие глаза болезненно горели на костлявых лицах.
Я поёжилась, когда кто-то заунывно завёл песню на углу улицы. Старая зелёная дверь приюта была приоткрыта. Внутри теплился неяркий свет. Я поднялась по скрипучей кривенькой лестнице и осторожно заглянула внутрь. Меня обдало теплом и светом. Прищурив глаза, я с удовольствием услышала запах готовящейся еды.
— Ты заходи, заходи, — старческим дрожащим голосом сказала мне появившеся передо мной пожилая женщина, щуря низкопосаженные глаза. — Не закрывай дверь до конца.
Я прошла в теплое, довольно чистое помещение. Узкий коридорчик вёл в просторную комнату, где у стен, обклеенных выцветшими обоями, стояли стеллажи с предметами утвари, посудой и всякой полезной всячиной.
Большие плотяные шкафы были сдвинуты в углу просторной комнаты. В глубоких креслах сидели бледные, уставшие люди, укутанные пледами и одеялами. Двуярусные и одноярусные кровати стояли везде, где только можно было их впихнуть. Даже в лестничном пролёте, ведущем на второй этаж.
— Здравствуйте, — отозвалась я, обратившись к пожилой женщине, которая впустила меня в приют.
Бабуля поправила проеденную молью накидку на плечах и улыбнулась мне. Она выглядела доброжелательно, но очень устало. Её седые волосы, собранные в пучок на затылке, отливали серебром.
— Добро пожаловать в нашу скромную обитель, — сказала женщина. Она коснулась теплой рукой моего запястья. — Ты замёрзла. Пойдём, погреешься немного. Как тебя зовут?
— Маша, — просто ответила я, немного растерявшись.
— Зови меня Мартой, — сказала бабуля. Она взяла меня за руку и повела за собой. — У нас тут приют для бездомных. Но, к сожалению, мест здесь не хватает. В Тверском и своих бездомных-сторожил хватает. Они ждут, пока для них выделят свой угол в городе. Приезжих в последнее время очень много, а мы не отказываем нуждающимся…Ты сегодня пришла, да?
— Да, только что, — отозвалась я.
Марта остановилась, повернулась ко мне и вгляделась в моё лицо. Её взгляд скользнул по татуировке на моей шее.
— Значит, ты из «Адвеги», малышка, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказала Марта без всякого удивления. — Давненько я оттуда никого не встречала. Ну, скажи мне, там всё так же плохо, как и раньше?
— О, я… — мне не удалось сдержать довольную улыбку: первый раз я могла кому-то свободно сказать своё мнение о жизни в бункере. — Я, честно говоря, не знаю, насколько плохо там было раньше, но сейчас там просто ужасно.
Марта весело рассмеялась, затем слабо похлопала меня по плечу.
— Это меня совсем не удивляет, — прокряхтела она. — Ну, идём, идём…
Марта повела меня куда-то через большую комнату, мимо лестницы, в полутёмный коридор.
— Ты мне нравишься, Машенька, мне бы очень хотелось дать тебе приют хотя бы на пару часов, но сегодня здесь всё забито до отказа. Даже на полу яблоку упасть негде. — Старуха остановилась перед узкой дверью в конце коридора и посмотрела на меня. — Но насколько я помню, на кухне ещё осталось кое-что из съестного. Иди, Гоша тебя накормит. Отдохнёшь хотя бы полчаса.
— Большое спасибо, — сказала я, стараясь скрыть досаду.
— Мне жаль, что я не могу предложить тебе ночлег, малышка. — Марта улыбнулась мне, коснувшись моего плеча старческой рукой. — Не уверена, что это лучший вариант, но попробуй заглянуть в старую кофейню на северо-западе города. Она там на самой окраине. Старая карга Рюмочница держит там свою забеголовку в подвале пятиэтажки. Она иногда пускает путников на ночлег в кладовую, хотя и со скрипом.
Я кивнула, не зная, что ответить.
Мне совсем не хотелось блуждать посреди ночи по окраине города в поисках старой пятиэтажки, где вредная старуха скорее съездит мне сковородкой по заднице, чем впустит к себе на ночлег. Марта похоже почувствовала мой настрой, и он её не удивил. Она вдруг в напряжении сжала моё плечо, вцепившись в меня взволнованным горящим взглядом.
— Девочка, ты только в притон Майорана не ходи, — тихо сказала она скрипучим голосом. — Держись от него, как можно дальше. Он подлец и негодяй, и он тут всем заправляет. Свяжешься с ним, и никто тебе и здешних не поможет.
Я растерянно покусала губы, испуганно глядя на пожилую добрую Марту. Снова меня предупреждают об этом Майоране. Кто же он такой? Что-то не верилось мне, что этот Майоран хуже управителя.
Я хотела расспросить бабулю по поводу ревизора, но в этот момент кто-то громко позвал Марту с лестницы в конце коридора.
Женщина похлопала меня по плечу.
— Будь осторожнее, Машенька.
Она указала мне в сторону выцветшей синей двери, возле которой мы остановились, и унеслась. Я с сомнением кусала губы, глядя старушке вслед. Нельзя расслабляться. Даже в относительно безопасной местности надо держать ухо востро.
