– Зачем? – удивился Артем, а Петров, соответственно, удивился его удивлению:
– Так а там другого ничего и не было… Не было! Нет, вру, был еще мячик для игры в бассейне. Ну, такой… детский… Так его Жаринов к себе домой унес, а он оказался бракованным – воздух пропускал…
Вот так, со смехохулинками, и доплелись они все до отдела беспощадной борьбы с хищениями социалистической собственности.
Прогалько встретил их, можно сказать, нежно:
– А-а, вот и УР в подмогу!
– Да мы завсегда, – несколько развязно поприветствовал старшего по званию и должности Петров – и на этот «непорядок» немедленно среагировал старший опер-«бэх» товарищ Каликов:
– Завсегда… когда наживой попахивает!
Отвечать оперюге-«бэху» представители уголовного розыска посчитали необязательным. Прогалько зыркнул на всех серьезно и начал с ходу вводить пополнение в тайну спланированного мероприятия. Если перевести историю с казенного языка на нормальный разговорный, то заключалась она в следующем: разрабатывали «бэхи» одного красавца. Разумеется, разрабатывали формально как спекулянта. А спекуляцию – это все знают – доказать очень трудно, потому что для этого надо задокументировать не только скупку, но и умысел на перепродажу с барышом. В общем, – гиблое дело, но… приходится делать вид, что борьба со спекулями идет не на жизнь, а на смерть… Но тут – подфартило, потому что разрабатываемый красавец умудрился у «Березки» скупить фунты-стерлинги, правда, не простые, а фальшивые… С ними его и задержали по набою[6] сожительницы вышибалы из бара «Сфинкс» Светланы – под предлогом проверки документов рядом с работой… А тут – фальшивые фунты-стерлинги… (Говорят, что задержанный гражданин Овчаров буквально обомлел от радостных воплей старшего оперуполномоченного товарища Каликова, когда тот понял, что за фунты: «Голубчик ты мой! Страдалец ненаглядный! Ты про 154-ю забудь! Для тебя „спекуляция“ теперь – это как „с облегчением“! У тебя теперь – сбыт фальшивой валюты, а это, мил человек, – под расстрел!»
От слова «расстрел» Овчаров обомлел, кстати, в буквальном смысле – то есть натурально грохнулся в обморок. Каликов тут сам перепугался до полусмерти: «Э-э! Ты это… чего?! Ребята, ребята! Засвидетельствуйте! Я этого мудилу пальцем даже не тронул! А!» С горем пополам откачали, хотя нашатыря, как всегда, не нашлось. И с испугу Овчаров начал сдавать всех – то есть абсолютно всех, кому перепродал и фунты, и стерлинги. А при этом все пытался убедить оперов, что умысла, тянущего на расстрел, у него не было, поскольку он и сам скупал фальшак за настоящую валюту…
Среди тех, в отношении кого Овчаров дал исчерпывающие показания, народец подобрался разношерстный. Один, например, был дважды судимым квартирным вором – некто Пивоваров Кузьма – и ведь не стеснялся, наглец, с такими данными иностранные деньги скупать! И зачем ему фунты? Другое дело Гер Цыкович Буднер, он готовился выехать на ПМЖ – тут все ясно как стемнеет – надо брать… Но больше всего Овчаров заложил представителей советской торговли – следак целую стопку обысков понавыписывал, а главного «валютчика» определил покамест на трое суток в камеру. Недобро глядя на оперсостав, следак раздал постановления, потребовал докладывать о ходе обысков по телефону на дом и убыл. (Дома он, кстати, первое что сделал, когда снял ботинки и надел тапочки, – это как раз отключил телефон и только потом уже всласть наорался на дочку, забывшую вовремя полить кактус.)
Сотрудники уголовного розыска слушали вводные с одинаковыми недовольными лицами. Для них и свои-то обыски – после того как расколешь, опросишь, следователя вызовешь, допросишь – не в радость были, а так… положено. А чужие обыска! Одним словом – тоска. Артему было чуть интереснее, хоть он и бывал на обысках не раз. Но молодым и должно быть интереснее, молодые себя на таких мероприятиях не то чтобы частью системы ощущают – они чувствуют себя среди своих, и не просто своих, а своих, выполняющих важную и нужную работу…
Наконец на старой «шестерке» и двух газиках разъехались в разные адреса. Артему с недовольным Лаптевым, Каликовым и еще одним «бэхаэсником» пришлось ехать в Куйбышевский район.
Всю дорогу до адреса Лаптев бухтел, не особенно заботясь – слышат его критические замечания коллеги или нет:
– На обыск – и вчетвером! А? А на задержания они, наверное, всем отделом ездют… А у старшего их, слышь, Тема, – видел, какая рожа гладенькая? Заметь – и все при галстуках, прям как комитетчики… И где они столько глаженых галстуков берут…
Иногда Артем фыркал в воротник куртки, «бэхи» же делали вид, что ничего не слышат. Токарев-младший, кстати, тоже обратил внимание на красивые галстучные узлы у сотрудников ОБХСС. Завязать такой узел – это же целая наука! Сам Артем как-то раз попытался научиться по схеме на галстучной упаковке – продержался у зеркала стойко минут пятнадцать, сопя и прижимая концы губами и подбородком, потом ахнул, затянул в узел, рванул и окончательно испортил отцовскую обнову, подаренную ему одной знакомой на день рождения…
Когда доехали наконец до адреса, Лаптев, выгружаясь, сразу же ступил в глубокую лужу. Его многострадальный носок намок тут же чуть не доверху. Материться Лаптев не стал, а лишь заметил кротко:
– Теряю былую легкость.
Артем, зная характер старшего опера, понял: что-то будет. Настроение у старшего товарища – совсем говно. И это надолго. И лучше бы он выматерился.
– За мной! – скомандовал между тем Каликов, элегантно перепрыгивая очаги липкой грязи перед парадной.
– Это мы что – из окопов в рукопашную встаем, что ли? – немедленно раздражился Лаптев, пытавшийся безуспешно оббить об асфальт листья, прилипшие к промокшему дырявому ботинку.
Артем догадывался – лучше сейчас к Сергею не лезть с сочувствием и урезониванием. Токарев еще не до конца правильно понимал глубинные причины раздражения Лаптева на «бэхов». Возраст Артема пока не позволял безошибочно делить людей на «своих» и «чужих» не юридически, а нутром. Токарев считал, что все, с кем он едет на обыск, – свои, а те, к кому едет, – чужие. Ему не хватало опыта, который мог бы подсказать, что бывает по-всякому.
Квартира, которую собирались обыскивать, располагалась на втором этаже.
– Странно, что не на последнем, – откомментировал Лаптев. – По всему сегодняшнему раскладу должна она была быть на двенадцатом этаже при сломанном лифте…
Каликов уже нажимал на кнопку звонка, вскоре из-за двери послышался встревоженный женский голос:
– Кто там? Мужа нет дома, открыть не могу…
Каликов откашлялся и начал скандировать свою должность, полномочия, санкции… Лаптев вежливо отодвинул коллегу, оперся плечом о косяк и, прикуривая, сказал по-простому:
– Давай, мать, открывай, сама знаешь – дверь вышибем… Да тебе, наверное, дружки-то уже сообщили.
– Какие дружки? – зашипел нервно Каликов. – Не могли они…
– Сообщили, сообщили, – отмахнулся от него Сергей.
Дверь, как ни странно, открылась.
– Ну что же делать… Проходите!
Открывшей женщине – усталой и взвинченной – было лет под тридцать. Видно было, что она не знает, как себя вести, – то ли хамить, то ли, наоборот, молчать. Картина, в общем, грустная, но достаточно типичная. Хуже, когда с порога ор начинается или слезы с соплями – надо как-то успокаивать, а, успокаивая, можно и самому – в такое сорваться…
В общем, вошли. Среди соседей быстро нашли понятого, второй был не нужен, вторым был Артем. Несмотря на позднее время, соседа упросили быстро – соседям, кстати, почти всегда интересно, в отличие от прохожих на улице. Прохожих-то – поди отлови да уговори – замучаешься.
Для проформы показали хозяйке постановление, она сделала вид, что прочитала. Люди редко всматриваются в постановления дотошно – сами все понимают…
Помаленьку начали шукать. Каликов сразу полез в секретер, достал коробку из-под московских конфет «Тройка» и пригласил понятых подойти поближе. В коробке лежала валюта – оперативники знали, что фальшивая, но, кстати, до того, как эксперт подпишет справку, все денежные знаки считаются настоящими.
– Что вы можете сказать по этому поводу? – торжественно спросил у хозяйки Каликов.
У нее глаза уже набухали слезами:
– Вам и так муж уже все рассказал, раз вы махом деньги отыскали…
Второй сотрудник ОБХСС – молчаливый, собранный, вежливый – внес «валюту» в опись.
Квартирка-то, кстати говоря, была так себе – не хоромы, хотя и не сказать, чтобы хозяева голодали. Попадались в ней и западные этикетки, и диковинные пепельницы, и стаканчики с изображенными на них невиданными гоночными машинами. Обыск подходил к концу – всем и так было ясно, что все нашли сразу и в одном месте. Лаптев вообще с самого начала не столько «шмонал», сколько делал вид. В туалетном шкафчике он обнаружил ящик для инструмента, а в нем маленькую-премаленькую отверточку. Брат Сергея подхалтуривал на ремонте радиоаппаратуры всех мастей и разновидностей – Лаптев подумал о нем и сунул инструментик себе в верхний карман пиджака.
