Я уставилась в телевизор. Да, перед Андреем вышло неудобно. Точнее, вообще безобразие вышло.
Михаил вернулся через пять минут, в рекламную паузу.
- Еду в Екатеринбург, с двадцать восьмого по двадцать девятое. Пригласили детей наградить на спортивных соревнованиях.
- Как вовремя... - процедила княгиня. - У них нет своих чемпионов?
- Да там неприятность вышла с местной звездой, - завалившись в кресло, ответил Михаил. - Он по глупости одному барану в рыло кулаком двинул, и теперь под подпиской о невыезде и с десквалификацией. Его и решили снять с награждения.
- Так серьезно ударил? - спросила я.
- Да нет, - Михаил поморщился. - Потасовка на стоянке. Пьяный водитель встал поперек парковки, его попросили переставить, а он полез в драку. Получил в челюсть. Другое дело, что руками нам махать не положено. Все равно, если бы мы применяли оружие.
Я вытаращила глаза.
- Ничего себе.
- Да, - Михаил задумчиво потер подбородок с двухдневной щетиной. Надо сказать, что брился он почти каждый день и терпеть не мог бороду. - Есть такие... люди... молодежь в основном, которые специально провоцируют спортсменов, занимающихся борьбой или боксом. Вроде как "покажи, такой ли ты крутой на самом деле". Иногда это всего лишь петушиный вскукарек, а иногда, редко, правда, но драка имеет место быть. Эти шакалы не ходят поодиночке. Только толпой. И если их товарищ огребает, в ход идет оружие. Травмат, нож, бита... А когда мы бьем... Мы приравниваемся к тем, кто это оружие использует.
- Но если это самооборона?
Михаил горько усмехнулся.
- У нас в стране нет самообороны. Точнее, за нее сажают.
- Тебе нельзя такое говорить, - заметила Маргарита Васильевна, поднимая пульт и перематывая очередную рекламную паузу.
- Да, - Михаил отвел глаза. - Лучше держать при себе и руки, и язык. Так... Ладно...
Он хлопнул себя по коленям. - С чего начнем?
- Ты помнишь, что в Екатеринбурге живут наши родственники? - Маргарита Васильевна строго посмотрела на внука, который округлил глаза, явно не поняв, о ком речь. - Брат твоего деда с семьей. Илья Платонович Белоозеров.
- Хм... Наверное, когда-то я это знал.
- Он поздравляет меня со всеми праздниками. Очень душевный человек, - Маргарита Васильевна отвернулась и покачала головой. - Как жаль, что связь рвется. Каждое поколение все дальше и дальше. Хотела бы я его увидеть... И Инну, его дочку. Она сейчас главный врач Родильного отделения. Хорошая, умная девочка. Я ее помню совсем маленькой.
- Так поехали со мной, - Михаил потянулся за телефоном. - Попрошу Андрея взять два билета.
- Миша, это муторно. Долго.
- Два часа. Туда и обратно.
Маргарита Васильевна снова включила передачу.
- Это был мимолетный порыв. Я только попрошу тебя заехать к ним и передать подарки. И познакомиться, в конце концов.
Она хотела поехать. А отказывалась из-за меня. Я сглотнула ком в горле.
- Я полечу с вами.
Михаил, видимо вспомнив о моей фобии, нахмурился.
- Вера, это не...
- Вера, не стоит жертв. Это мое решение, - Маргарита Васильевна не смотрела на нас. - Мне будет тяжело.
- Да, не стоит жертв, - согласилась я. - Я справлюсь.
Сказала "Справлюсь", а прозвучало как "Дайте мне шанс справиться".
Маргарита Васильевна, помолчав, кивнула.
- Не возьмусь оценивать твои силы. Поэтому... Миша, закажи три билета.
Я хотела добавить - со страховкой от невылета, но промолчала. Я не оставляла себе путей к отступлению. Только деловито поинтересовалась:
- Скажи, сколько стоит. Я все оплачу.
Михаил приложил телефон к уху и рассеянно ответил:
- Не говори ерунды.
- Это мои траты и...
- Если ты так настаиваешь, - подала голос Маргарита Васильевна. - То я вычту эту сумму из твоей зарплаты. Договорились?
- Да!
- Ба! - возмутился Михаил. - Андрей, погоди... Ба, это неправильно. Я все оплачу. Вы же летите со мной.
- Но она не твоя сиделка. Уймись.
- Чего? - спросил Михаил у Андрея отвлекаясь от нас. - Да, втроем... Так решили... С бабушкой и Верой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я вздохнула и скрестила руки на груди. Андрей про моих родителей не знал. То есть был в курсе, что они погибли, но как и каковы были последствия не имел понятия. Я вообще никогда не вдавалась в подробности. Маргарита Васильевна оказалась одной из немногих клиенток, которые знали о моей трагедии. Точнее, о ее первом акте. Княгиня доверилась мне, я - ей, тут все вышло по-честному. Откровения - это ведь всегда бартер. А прибедняться в мои планы не входило, я терпеть не могла давить на жалость. Только один раз мне пришлось отыграть роль жертвы на толпу, только раз я воспользовалась трагической гибелью родителей в личных целях. Оказалось, что за справедливость тоже надо платить и гораздо больше, чем за откровенность.
* * *
Послезавтра, ранним утром, мне предстояло подняться в небо - это факт я осознала только, когда осталась наедине со своими мыслями. Елка была наряжена, гирлянды развешаны, Маргарита Васильевна отправилась спать, а Михаил, заперев гостиную от Мозеса, ушел к себе.
Я сидела в комнате, на кровати, и смотрела на картину, стоящую под окном. Мне вдруг очень захотелось пойти к Михаилу, постучаться в его дверь. Он непременно откроет, а я спрошу, не помешала ли. Он скажет, что нет и пропустит вперед. Я обхвачу плечи руками и, не оборачиваясь, тихо произнесу заветные слова: "Я хочу рассказать тебе кое о чем".
Нет, не так.
"Я хочу рассказать тебе, почему боюсь летать".
Он меня выслушает, обнимет, посочувствует, мы поцелуемся, и мне будет так хорошо в его объятьях, что я не уйду от него до утра.
Я вздохнула и потянулась к телефону.
- Привет, Лин.
- Привет, Верик. Как твое ничего?
Я откинулась назад и, рухнув на кровать, уставилась в потолок.
- Я сейчас сделала большую глупость.
- Да ты что? Ты и глупость? Такое возможно?
- Возможно. Через два дня мне надо сесть в самолет и подняться в чертово небо.
Тишина. Алина вздохнула:
- Кто-то снова умер или ты все-таки серьезно влюбилась?
- Похоже на то.
- Проясни.
- Мне очень... - я снова села и огляделась. Что-то подзабыла совсем, что в комнате могут быть камеры. Или не могут?
- Короче, через два дня я лечу в Екатиринбург с клиенткой и ее внуком к их родственникам.
- А-а-а... Внук... В нем все дело.
- Не знаю. Лин, я боюсь. Я до смерти боюсь лететь. Я не боюсь упасть. Я просто не могу...
- Но ты же давно не пробовала. Теперь есть шанс. Может, ты только надумываешь?
Я подперла щеку рукой.
- Может,ты и права. Но если меня переклинит?
- Как переклинит, так и отклинит.
- Что-то я не очень в этом уверена.
- А ты об этом не думай, - беспечно ответила Алина. - Просто встань и иди. Абстрагируйся от прошлого.
- Да я не о прошлом думаю. Не знаю... Мне страшно.
- Терять тебе все равно ничего, так что чего бояться?
- Действительно, - я вздохнула и почесала шрам. - Но, чую, искать мне новую работу.
- А внук как же?
- Будет в шоке, когда я убегу со взлетно-посадочной.
- Эх... У тебя твои страхи, как драгоценности у Кощея. Ты их бережешь, как зеницу ока. Чахнешь над ними, хранишь, ото всех оберегаешь. Только это прошло уже, Вер. А остальное - выдумки твоей больной башки.
- Сама ты больная.
- Договорились. Третьего числа идем в "Померанец". В десять вечера и до утра. Никаких отговорок, поняла?
- Ага. Пойдем. Опять напьемся?
- Нет, я с Артуром буду. А ты бери этого... внука.
- Ты с ума сошла?
- Ну никого не бери. Мы тебе и так найдем, - Алина усмехнулась. - Летать она боится... Просто не прижимало ещё. А прижмет - полетишь. Поспорила бы, если было бы на что!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Ой, да ну тебя.
Я бросила трубку, но не смогла не улыбнуться. Меня иногда следовало встряхивать. Не успокаивать, а именно ругать. Я переставала концентрироваться на своих печалях.
