Решено.
Послезавтра я сяду в самолет и долечу до Екатеринбурга, даже если сойду с ума.
Когда двадцать восьмого декабря, ранним утром, мы втроем вошли в здание аэропорта, я поняла, что, решив бороться со своей фобией, не учла одного. Это было то же время - предновогодняя неделя. Елка в углу, гирлянды по карнизам, молодежь в шапочках эльфов. Дух праздника, который здесь меня только пугал.
Мы отстояли очередь к стойке регистрации и прошли на досмотр ручной клади. Михаил в этот раз летел с чемоданом - там были подарки, и нес сумки - свою и Маргариты Васильевны, которая уже утомилась и с недовольным видом оглядывала аэропорт. Мы прошли в комнату досмотра. И тут меня накрыло. Я поставила сумку на ленту, Михаил что-то сказал мне, но я его уже не услышала. Похолодели руки, стало больно глотать, в ушах зашумело. Я озиралась по сторонам, не понимая, что тут делаю. Все вокруг было нереальным, словно я провалилась в сон. В очередной кошмар.
О чем-то говорили рядом стоящие люди, где-то что-то противно пищало, а меня несло на пятнадцать лет назад.
- Для установления личностей погибших нужен тест ДНК.
Биоматериал.
Невозможность опознания.
Закрытые гробы.
- Вся страна скорбит вместе с вами.
- Вера, мне так жаль.
- Там летели целыми семьями.
Я должна была быть с ними. Или они со мной. А теперь я их не встречу.
Поднимусь в небо, а попаду в ад.
- Вера! - меня резко дернули под локти. Я плечом ударилась о ленту. - Вера, встань!
Или боль, или приказной тон, или все вместе, но слова дошли до моего сознания и потянули меня наверх вместе с сильными руками моего спутника.
Я, кривя губы, посмотрела на Михаила. Он сжимал мои плечи - сильно, крепко, неприятно.
- Отпусти меня, - заныла я. - Отпусти. Не хочу...
- Может, валерьянки накапать?
Я повернула голову - охранник расстроенно оглядывал меня.
Тогда мне тоже совали валерьянку.
Не надо было никуда ехать. Надо было остаться в аэропорту. Насовсем.
- Надо остаться в аэропорту, - вслух произнесла я, и мой голос в голове прозвучал так, будто у меня заложило уши.
- Пойдем.
Мы вышли в зал ожидания. Михаил тянул меня за руку. Я обернулась и посмотрела на табло. Другие цифры, другие рейсы. Кто следующий?
- Вера, - он рывком развернул меня к себе. - Слушай меня и повторяй.
Я рассеянно оглядывала его хмурое лицо. Он тряхнул меня.
- Повторяй за мной.
Я испуганно кивнула.
- Ты никуда не летишь.
- Ты... Я никуда не лечу.
- Ты остаешься здесь.
- Я остаюсь здесь.
- Ты справишься.
- Я справлюсь.
- Ты позаботишься о моей бабушке?
- Что? - я часто заморгала. Удивленно огляделась по сторонам, возвращаясь в здесь и сейчас. - Что...
И стало стыдно. Стыдно и до боли грустно, что снова не смогла, что опять кого-то подвела, в очередной раз оставшись на земле.
- Простите меня.
- Никто ни в чем тебя не винит, - Михаил ослабил хватку. - Посмотри на меня.
Я исподлобья глянула на него и снова отвела глаза. Он взял меня за подбородок и, легонько нажав, заставил поднять голову.
- Мне очень жаль, что все так вышло, - я шмыгнула носом. Начинала болеть голова и лицо.
- Ничего страшного. Теперь все нормально?
- Да.
Он пошарил рукой во внутреннем кармане куртки и протянул мне сложенный квадратом, отутюженный платок.
- У тебя кровь идет из носа.
Я кивнула и, взяв платок, приложила его к верхней губе. Потом отняла, оглядывая красные пятна.
- Где Маргарита Васильевна?
- Я здесь, - княгиня сидела тут же, раскинув полы своей необъятной, бурой шубы. - Вы готовы ехать домой, Вера?
- Мне очень жаль.
- И мне. Но здесь есть и моя вина. Я знала, как вам будет тяжело, и все же решила вам помочь.
- Спасибо. Но это я переоценила свои силы и...
- Знала? - Михаил обернулся. - О чем знала?
- Это не просто фобия полета, Миша, - княгиня отвернулась. - Впрочем, это не мое дело.
Я коснулась плеча Михаила, и он посмотрел на меня.
- Я думала, что теперь все получится, но... ошиблась. Я не могу... не могу сесть в самолет, - даже говорить стало больно, но правда должна была прозвучать сейчас. Я хотела, чтобы он знал, почему здесь у меня не выходит быть сильной. - Мои родители погибли в авиакатастрофе пятнадцать лет назад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Михаил не сказал ничего. Мягко привлек меня к себе, а я уронила голову на его плечо и замерла. Объявили посадку. Он отстранился.
- Поговоришь со мной, когда я вернусь? - спросил, отступая и поднимая с сидения свою сумку.
- Хорошо.
- Не отводи глаза.
- Мне стыдно.
- Стыдно повторять это слово без конца, - Михаил закинул сумку на плечо и снова подошел ко мне. - Посмотри на меня.
Я нехотя подняла голову. Он шагнул ещё ближе и поцеловал меня в висок. Мне захотелось плакать, но я только зажмурилась и прижала платок к носу.
- Андрей заедет за вами. А послезавтра я вернусь.
Михаил ушел, больше не сказав ни слова. Я села рядом с Маргаритой Васильевной.
- Мне очень жаль, что из-за меня вы не увиделись с родственниками.
Княгиня пожала плечами и ничего не ответила. Через двадцать минут, за которые мы не перебросились и словом, к нам приехал Андрей. Он отнес в машину багаж, болтая без умолку, но я отвечала односложно, и он, видимо, помня, о таких моих ступорах, замолчал. До поселка мы добирались в тишине.
Выгружая вещи во дворе, он поровнялся со мной и спросил тихо:
- Все нормально?
- Наверное, - равнодушно ответила я и ускорила шаг.
- Тебя никто не обидел?
- Нет.
- А почему ты не полетела?
- Потому что боюсь.
- Серьезно? - удивился Андрей мне в спину. - Никогда бы не подумал, что ты чего-то боишься. Обычно только за кого-то.
На крыльце я помедлила и, грустно улыбнувшись, обернулась.
- Клин клином вышибают.
Андрей ничего не понял, и в ответ просто расплылся в улыбке.
- Пошли, - я махнула рукой. - Попьем чая.
Маргарита Васильевна уже вошла в дом. Повесила шубу, скинула сапоги. В гостиной заболтал телевизор.
- Здорово вы тут все украсили, - Андрей, войдя в дом, поставил на пол сумки и огляделся. В прихожей мы ограничились гирляндой в виде сплетенных между собой еловых веток - протянули их вдоль дверных проемов, да повесили бубенчики на бра. Вышло минималистично, но изыскано.
- Разувайся, я тебе покажу нашу елку.
Но не успела я сделать и шага, как из гостиной навстречу мне вышла Маргарита Васильевна. Выглядела она растерянной. И вопрос ее прозвучал, как гром среди ясного неба.
- Вера, а где Миша? Я никак не могу его найти.
На следующий день я повезла Маргариту Васильевну к врачу.
- Надеюсь, вся эта суета того стоит.
Я захлопнула дверцу машины и оглянулась. Княгиня стояла под вывеской медицинского центра имени С.И. Рахвиятова, спиной ко мне. Я вздохнула и, спрятав ключи от машины в карман, подошла к Маргарите Васильевне.
- Вы сами настояли на немедленной диагностике. Можно отложить процедуры на месяц, как сказала Лидия Алексеевна. Она бы провела дополнительные тесты, и тогда...
- Ничего не изменится, - отозвалась княгиня и шагнула вперед, к дверям центра.
- Вы о чем-то не хотите мне говорить.
На приеме у невропатолога Маргарита Васильевна попросила принять ее без меня. Я зашла позже для того, чтобы сообщить Лиде о своих наблюдениях. Маргарита Васильевна в это время из кресла пациента пересела к двери, на скамейку, и внимательно слушала мой рассказ. Я упомянула, что княгиня часто путает местоимения, обращаясь ко мне (и не только ко мне) то на "Вы", то на "ты". Вспомнила и о том, что часто она не дослушивает обращенные к ней фразы, будто отметая их. И, конечно, особое внимание уделила вчерашнему инциденту. Маргарита Васильевна слушала молча. Лида задала мне несколько вопросов и потянулась к клавиатуре - начала составлять заключение, попутно озвучивая итоги приема. Доктор отметила ухудшение памяти, координации и восприятия, чего не наблюдалось на предыдущих приемах, и что соответствовало стадии легкой деменции.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
