– Обратите внимание, господа! – сыплет Коврига. – Капот сделан не из стали, а дюраля. Это сплав алюминия, очень легкий. Таким образом, мы облегчили аппарат на несколько фунтов. Он стал скоростнее и маневреннее.
– Дюраль заграничный? – спрашивает Сергей.
– Вовсе нет! – Коврига аж лучится. – На заводе Красовского освоили выделку!
Та-ак…
– Вы имеете в виду Ксаверия Людвиговича Красовского? – уточняю.
– Именно! – подтверждает техник. – Замечательный человек, оказал содействие.
Я смотрю на Сергея, он – на меня. Мы подумали об одном.
– Скажите, где можно телефонировать в Петроград?
– На Кузнецком Мосту! – техник сама любезность. – Там телефонная станция.
– Благодарю! – я жму ему руку. – Вы не представляете, как помогли!
Через полчаса я прижимаю наушник к уху. У папаши два телефонных аппарата: в конторе и дома. Содержать их стоит дорого, но Ксаверий Людвигович на связи не экономит. У него и телеграфный аппарат в конторе имеется… Главное, чтоб не уехал – святки как-никак. И чтоб линия Москва – Петроград не оказалась перегруженной – это вам не сотовая связь…
– У аппарата! – раздается в наушнике знакомый голос.
– Здравствуй, отец! Это Павел…
Сергей дышит мне в затылок, его я в наши отношения не посвящал. Пусть будет "отец". Похоже, Красовский-старший от такого обращения растерялся: я назвал его "отцом" впервые. Мгновение он молчит.
– Ты в Петрограде? – спрашивает, наконец.
– В Москве, в командировке! Отец, нужна помощь…
Быстро излагаю суть дела. Он слушает, не перебивая.
– Возвращайся на завод! – говорит по завершению. – Я распоряжусь! Все сделают.
– Спасибо, отец! С Рождеством тебя!
– Здоров ли ты? – ему явно хочется поговорить.
– Здоров! – рапортую. – А вы? Как Лизонька?
– Тебя вспоминает, – он рад вопросу. – У нас все хорошо. Звони нам и пиши, Павел! Не забывай!
– Постараюсь, отец! – я говорю это искренне, Рапота тут ни при чем. Старик у меня деляга, но все ж молодец! Выпуск дюраля наладил, а его и в СССР будут за границей закупать. Выгорит с аппаратами, в ножки поклонюсь!
Берем извозчика и мчимся на "Дукс". Управляющий встречает нас у порога.
– Что ж вы промолчали, что сын Красовского?! – он укоризненно смотрит меня.
Пожимаю плечами: кто знал, что это важно?
– Будут вам аппараты! – говорит управляющий. – У нас действительно много заказов, но ради Ксаверия Людвиговича… Организуем сверхурочные смены.
– Получим все шесть? – не верит Сергей. – Три "ньюпора" и три "морана"?
– Как в заказе! Однако предупреждаю: понадобится десять дней. Неделя, если облетаете сами. У нас не хватает летчиков…
Это нам известно. Испытатели на авиационных заводах долго не живут. Аппараты лепят, не слишком заботясь о качестве, летчики гробятся. Сергей готов управляющего расцеловать, но я протягиваю тому руку. Обойдется! Целовать надо других.
Удачу обмываем в ресторане, шустовским "чайком". Его приносят в серебряном самоваре. Холодный "чай" (не "шустовский", конечно же, контрабандный) славно идет под балычок с икоркой. Жизнь хороша! Задание, считай, выполнено, у нас неделя отдыха. Остается решить, чем заняться.
– Сходим в театр! – предлагает Сергей. – Большой! Ни разу не был!
Я тоже не был – ни в Большом, ни в Малом. Не довелось: пути-дороги пролегали вдали от столицы. Большой так Большой. Едем. Билетов в кассе, естественно, нет, но театральные "жучки" крутятся тут же. За места в третьем ярусе запрашивают несусветную цену. Сергей плюется. У меня деньги есть, но строить купчика перед другом… Торгуемся, жучок не уступает. Внезапно от колонны отделяется штатский лет сорока, в шляпе и длинном пальто.
– Фронтовики? – он смотрит на наши кортики с темляками. – Летчики?
Киваем.
– Уступи! – говорит неизвестный "жучку", тот беспрекословно подчиняется. Сдаем шинели и папахи в гардероб, в блеске хрома и оружия поднимаемся на свой ярус. Звенит третий звонок, еле успеваем к местам.
Дают "Лебединое озеро". Я видел этот балет в своем времени, как-то его крутили по телевизору целый день. С той поры у меня отношение к спектаклю особое. Однако Сергей смотрит заворожено. Я тоже приглядываюсь. Балерины еще ничего, но танцовщики! Руки, ноги, торсы как у грузчиков. Как им прыгать? Впрочем, они и не прыгают. Ходят вокруг балерин, изображая страсть. Хорошо, хоть балерин поднимают.
Антракт, выходим в фойе. Наметанным глазом определяю буфет. "Сельтерская" или "шустовский чай" там наверняка есть…
– Господа офицеры!
Машинально вытягиваемся. Полковник! Погоны, ордена, борода рогами вниз. За спиной "полкана" маячит поручик с аксельбантами, похоже, местные штабисты.
– Па-ачему одеты не по форме?
– Это наша форма! – пытается оправдаться Сергей. – Мы летчики!
– Кожаная куртка – служебная форма летчика. Покинув аппарат, летчик обязан ее снять! На вас должен быть китель либо парадный мундир.
Подкованный, зараза! Наверняка из московской комендатуры.
– У нас нет другой одежды, – Сергей совсем сник.
– Ежели нет, незачем появляться в публичных местах! Своим внешним видом вы позорите честь российского офицера!
Привлеченные скандалом, вокруг нас собираются люди. Попали! Пригнало на нашу голову! Загремим на гауптвахту!
– Николай Иванович! – из толпы выступает немолодой господин в визитке. В петлице – орден Святого Станислава. Полковник поворачивается к нему и улыбается: – Евстафий Петрович!
– Давайте простим фронтовиков! – предлагает Евстафий Петрович. – Они денно и нощно льют кровь за Отчизну. Видите! – он указывает на наши кортики. – В окопах и траншеях не до уставных правил.
– Устав надо помнить всегда! – важно говорит полковник. – Ну да ладно! Не будь этого, – он тычет в темляки на наших кортиках, – поговорил бы я с вами!
– Благодарю, Николай Иванович! – незнакомый Евстафий берет нас под руки. – Не составите компанию, господа?
Отказываться глупо. Евстафий ведет нас к угловому столику буфета. На стуле, спиной к нам, сидит женщина в лиловом платье. Она поворачивает голову на звук шагов. Колени мои слабеют. Большущие серые глаза под ресницами-опахалами, светло-каштановые волосы, забранные в высокую прическу, точеный носик, свежие губы… На тонком, безымянном пальчике обручальное колечко. Даже Сергей впал в столбняк, а уж он к своей Татьяне… Кем незнакомка приходится Ефстафию? Жена? Я мгновенно начинаю ненавидеть спасителя.
– Вот, Липочка! – говорит Евстафий. – Отбил у Штеймана! Едва не съел фронтовиков!
Липочка улыбается! Боже, какие зубки!
– Позвольте представить, господа, Олимпиада Григорьевна Невзорова, моя помощница по делам Земского союза.
Помощница…
– Меня зовут Семенихин Ефстафий Петрович, – он выжидательно смотрит на нас.
Рекомендуемся. Моя фамилия не производит впечатления. Забыли: газеты давно обо мне не пишут.
– Рад познакомиться, господа! Присаживайтесь! – Евстафий делает знак лакею, на столике появляется шампанское, бокалы и конфеты вазочке. Лакей разливает.
– За победу над супостатом!
Чокаемся. Олимпиада отпивает маленький глоток и ставит бокал. Мне очень хочется взять его и отпить со стороны, где касались ее губки. Едва сдерживаюсь.
– Нескромный вопрос, господа, – продолжает Семенихин. – Вам приходилось лечиться в госпиталях?
– Как же! – говорит Рапота. – Но я только раз, а вот прапорщик дважды. В последний раз долго лежал! У него часы из живота достали – осколком вбило. Покажи, Павел!
Чтоб тебе, болтун! Взгляды оборачиваются ко мне, нехотя достаю почтенные останки. Неудобно. Понятно во что был вымазан когда-то покойный "Буре". К моему удивлению Олимпада берет часы и внимательно рассматривает. Евстафий тоже любопытствует. Мне возвращают "Буре", я зажимаю его в кулаке. Искореженное серебро хранит тепло ее пальчиков, я это физически ощущаю. Возможно, я схожу с ума.
– Вы надолго в Москву? – Евстафий возвращает меня в реальность.
– Самое малое – неделя. За аппаратами приехали. Ждем, пока сделают.
– Тогда, господа, вам предложение. Земской союз помощи раненым и больным воинам собирает средства для госпиталей. Люди охотней жертвуют, когда видят тех, кто в госпиталях лечился. Тем более, героев. Не согласились бы помочь? Всего лишь показаться публике, сказать два слова…
Сергей растерян. Олимпиада смотрит на меня. За такой взгляд! Незаметно толкаю Сергея ногой.
– Ну, для раненых… – выдавливает он.
– Замечательно, господа! – Евстафий сияет. – Вы где остановились?
– Меблированные комнаты в Ситцевом Вражке.
– Почему не в гостинице?
– Мест нет.
– Безобразие! – он искренне возмущен. – Отказать фронтовикам! Завтра… – достает часы, смотрит на циферблат. – Уже сегодня переезжаете в "Метрополь"! Все расходы – за наш счет! Олимпиада Григорьевна, займетесь?
