— Что за ерунда?.. — спросил один из них металлическим голосом. — Ты поймал двоих?
— Не совсем. Второй — мунатик. Ему, видите ли, шоу понравилось, сидел здесь, пялился.
— Мунатик? — Второй, похоже, не поверил своим ушам.
— Мунатик, мунатик. Когда все рванули к выходу, как перепуганные зайцы, он остался, говорит, хотел посмотреть, чем дело кончится. Хуже того — утверждает, что сразу заподозрил вот этого нашего будущего хряска в том, что тот под «кайфом», но никому ничего не сказал. Просто сидел и пил кофеёк, как будто кругом тишь да гладь.
Всё уставились на Томаса, но тому нечего было сказать; он лишь пожал плечами.
Краснорубашечник отошёл в сторонку, давая возможность четверым в защитных костюмах заняться заражённым — тот всё ещё лежал на полу, свернувшись клубком и тихонько всхлипывая. Один из новоприбывших держал в обеих руках какой-то большой синий аппарат с раструбом на конце и направлял этот раструб на валяющегося на полу человека. Оружие? Вид у аппарата, во всяком случае, был зловещий, и Томас принялся копаться в своей дырявой памяти, пытаясь выудить оттуда сведения о том, что же это такое, но так ничего и не обнаружил.
— Выпрямите ноги, сэр, — сказал тот из новоприбывших, что заговорил первым, по-видимому, их старший. — Не двигайтесь и постарайтесь расслабиться.
— Я не знал! — взвыл задержанный. — Откуда мне было знать?
— Знал! — прикрикнул краснорубашечник. — Никто не пользуется «кайфом», просто чтобы задуреть.
— А я пользуюсь! Я люблю «кайф»!
Голос пойманного звучал с такой мольбой, что Томасу стало его жалко.
— Ну да, рассказывай. Есть сколько угодно наркоты — и дешевле, и не хуже. Так что кончай вешать нам лапшу и закрой пасть. — Краснорубашечник махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху. — Запакуйте этого болвана.
Инфицированный скрючился ещё больше, обеими руками обнял себя за ноги и подтянул их к груди.
— Это несправедливо! Я не зна-ал! Выкиньте меня из города, клянусь — никогда не вернусь обратно! Никогда! Клянусь! — И он снова разразился безнадёжным плачем.
— Ах, ты вот как! Ну, тогда с тобой поступят, как положено. — Краснорубашечник почему-то воззрился на Томаса. Похоже, он улыбался под своей жуткой маской — по крайней мере, глаза его засветились чем-то сильно похожим на злобную радость. — Смотри-смотри, муняшка. Тебе это понравится!
Внезапно в Томасе поднялась волна невиданной ненависти к типу в красной рубашке. Кажется, так он ещё никого никогда не ненавидел. Он перевёл взгляд на четверых в защитных костюмах, склонившихся над лежащим на полу беднягой. Снова раздался приказ:
— Вытяните ноги! Иначе будет очень-очень больно. Выпрямитесь. Немедленно!
— Не надо! Пожалуйста, не на-адо!
Краснорубашечник протопал к задержанному, отодвинул одного из коллег в сторону, наклонился и приставил дуло пистолета ко лбу больного.
— Вытягивай ноги, не то ты их у меня протянешь. Всажу пулю прямо тебе в башку, и всем сразу станет гораздо легче. Ну?!
Томас не верил своим глазам — этот тип был напрочь лишён сострадания.
Подвывая и выкатив полные ужаса глаза, инфицированный медленно распрямил ноги и остался лежать на полу, содрогаясь всем телом. Краснорубашечник снова отступил в сторону и сунул пистолет в кобуру.
Человек со странным синим аппаратом немедленно устроился над головой задержанного и поместил раструб на его макушку, прижав к волосам.
— Не вздумай дёргаться, — предупредил другой голос, женский. Будучи пропущенным через фильтр, этот голос показался Томасу ещё более зловещим, чем мужские. — Иначе, глядишь, лишишься какой-нибудь существенной части тела.
У Томаса даже не было времени поразмыслить, что бы это значило — человек с аппаратом нажал кнопку, и из раструба вылезла какая-то похожая на желе субстанция. Тягучая, синяя, она быстро двигалась, распространилась по всей голове лежащего мужчины, потом вокруг лица и ушей. Он закричал, но вопль оборвался — вещество затянуло рот и пошло дальше — на шею и плечи. По мере продвижения желе застывало и превращалось в блестящее твёрдое покрытие, прозрачный синий панцирь. Субстанция заполняла каждую впадину на теле и каждую складку на одежде несчастного; в считанные секунды половина его туловища оказалась упакована в жёсткий пластмассовый кокон.
Томас почувствовал, что патрульный смотрит на него, и рискнул встретиться с ним взглядом.
— Что? — буркнул он.
— Нравится шоу, а? — прозвучал издевательский ответ. — Веселись, пока можешь. Как только оно окончится, отправишься со мной.
Глава 31
Сердце Томаса ёкнуло. В глазах краснорубашечника было что-то садистское, и юноша отвёл взгляд, вновь сосредоточившись на задержанном. Синее желе уже достигло его ступней и сомкнулось вокруг них. Мужчина, завёрнутый в твёрдую пластиковую пелену, лежал теперь совершенно неподвижно. Женщина, держащая синий аппарат, выпрямилась, и тогда Томас увидел, что это вовсе и не аппарат, а пустой пакет. Она расправила его, затем свернула и засунула в карман своего зелёного костюма.
— Давайте уберём его отсюда, — сказала она.
Четверо помощников подняли с пола беспомощное тело. Томас опять посмотрел на их начальника — тот стоял и наблюдал, как его сотрудники выносят добычу. Что он имел в виду, говоря, что Томас отправится с ним? Куда? Зачем? Эх, убежать бы, но у этого типа пистолет...
Когда запакованного мужика унесли, в двери снова возник Минхо. Он уже был готов ступить внутрь, но краснорубашечник опять выхватил своё оружие.
— А ну стоять! — рявкнул он. — Убирайся вон!
— Но мы с ним! — Минхо ткнул пальцем в Томаса. — И нам надо идти!
— Этот никуда не пойдёт. — Патрульный помолчал, как будто обдумывая какую-то внезапно возникшую идею. Потом взглянул на Томаса. И опять на Минхо. — Э, постой-ка. А вы, ребята, тоже мунатики?
В душе Томаса вспыхнула паника, но Минхо не зевал. Он мгновенно сорвался с места, и только его и видели.
— Стой! — заорал краснорубашечник, кидаясь к двери.
Томас подскочил к окну и увидел, как Минхо, Бренда и Хорхе перебежали улицу и исчезли за углом. Краснорубашечник остановился у самого входа, видимо, решив, что не стоит рисковать и пускаться в погоню, затем повернулся и вошёл обратно в помещение. Он снова держал Томаса на мушке.
— За то, что твой дружок сейчас сделал, мне надо было б прострелить твою жалкую шею и подождать, пока ты кровью истечёшь. Скажи спасибо Господу, что вы, мунатики, такой ценный товар, не то пристрелил бы — просто, чтобы настроение повысить. Денёк выдался дерьмовый.
Томас не мог понять, как после всего того, что ему довелось пережить, его угораздило вляпаться в такое дурацкое положение! Он даже не испугался, его лишь грызла досада.
— Если уж на то пошло, то у меня не лучше, — пробормотал он.
— Зато на тебе я оторву солидный куш! Так что день не такой уж плохой. И, кстати, к твоему сведению — ты мне сразу не понравился, уродская твоя морда.
Томас улыбнулся.
— Угу, взаимно.
— Да ты весельчак, как я посмотрю. Смейся-смейся. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Пошли. — Он указал на дверь стволом пистолета. — Верь мне на слово, у меня терпение на исходе. Только дёрнись — и я прострелю тебе затылок, а полиции скажу, что ты вёл себя как инфицированный и попытался удрать. Политика нулевой толерантности, слыхал? И мне ничего не будет. Никто ничего не спросит. Даже бровью не поведут, понял?
Томас стоял и соображал, как ему поступить. Нет, но какова ирония! Совершить побег из ПОРОКа, чтобы глупо попасться на мушку какой-то мелкой муниципальной сошке...
— Не заставляй меня повторять дважды, — предупредил краснорубашечник.
— И куда мы пойдём?
— Не твоё дело. Узнаешь, когда придём. Я сегодня стану богатым. Двигай!
Томас уже дважды на своём веку схлопотал пулю и знал, как это больно. Если ему не хочется пережить это снова, значит, ничего не поделаешь, придётся идти с этим типом. Он обжёг патрульного яростным взглядом и пошагал к двери; но дойдя до неё, остановился.
— А теперь куда? — спросил он.
— Налево. Спокойненько проходим три квартала и опять налево, там у меня машина. Надо ещё раз предупреждать, что будет, если попробуешь выкинуть какой-нибудь номер?
— Всадишь безоружному подростку пулю в затылок. Понял, не дурак.
— Ух, как я ненавижу вас, мунатиков. Пошёл. — И он вжал дуло пистолета Томасу в спину. Юноша вышел на улицу.
Они прошагали три квартала, повернули налево — и всё это молча, не произнеся ни единого слова. Стоял душный, влажный день, Томас весь вымок от пота. Когда он поднял руку, чтобы вытереть лоб, конвоир стукнул его рукояткой пистолета по затылку.
— Не дёргайся, — процедил он. — А то я, глядишь, разнервничаюсь и нечаянно проделаю тебе дырку в башке.
