Обидная. Жесткая. И крайне раздражающая.
Иными словами, земли башкир и прилегающие к ним с севера территории натурально кипели, как пчелиный улей. Гудели. Понятно — это ненадолго. Но все в округе пришло в движение…
— Не понимаю я, — покачал головой царевич в беседе со Строгановым, который оставался в Перми и никуда оттуда не уезжал. — Вся эта история насквозь странная.
— А чего тут понимать то? — усмехнулся Григорий Дмитриевич.
— Как чего?
— Ты гонца не посылал?
— Нет.
— В Уфе опросил о том, как он выглядел и звался, но тут его никто не видел. Так?
— Так.
— Значит не отсюда его послали.
— Как? Кто?
— А кому ты больше всего ноги отдавил?
— Аристократы?
— Они здесь чужие люди. Нет у них тут силы и власти. Так… самую капельку. — покачал головой Строганов.
— Неужели раскольники?
— А чего нет-то? Они самые. Даже те, кто примирился, не сильно вас с отцом жалуют. Скорее терпят. Выбора то у них нет. В угол вы их загнали.
— Башкиры отбили меня уж очень… наигранно.
— Ну, я бы так не сказал. Степь, конечно, знает и великую кровь. Но эта постоянная игра в налеты и набеги больше славиться умением вовремя отойти. Многие из этих детей степи постоянно ходят в набеги друг к другу. Из одного племени в другое. Чтобы скот угнать, невесту украсть или доблесть показать. Сильной крови там не льется. И если ничего прям вот жизненно важного нет они нередко могут бросить добычу, отходя.
— Значит меня просто бросили? Как корову?
— Да. Когда поняли, что сейчас их убивать будут. Ведь башкир пришло много. И они явно были в бешенстве. А с тобой они вряд ли ушли бы. Ты нормально скакать в седле не мог, да и не стал бы. Всех задерживал. Потащи они тебя с собой — и все — сами бы пропали.
— А отчего не убили?
— Их бы потом из под земли нашли. Оно им надо? — усмехнулся Строганов. — Или ты думаешь, что не узнали кто это сделал? В степи все на виду. Может сейчас и молчат, но полгода-год пройдет, и вся округа будет знать имена лихих ребят, что самого Алексея Петровича в плен захватили. И едва не увели в полон ради великого выкупа. Да и не поступают обычно в степи так. Они, ежели дело дурно оборачивается, спокойно даже пленников, что в рабство угоняют, бросают. Никого не режут. Пустое это. Глупость.
— Все равно странно. Выглядит так, что их наводил кто-то из местных. Не могли пришлые так хорошо и своевременно сориентироваться и засаду организовать.
— Разумеется. Я полагаю, что того гонца нужно искать в землях башкир. Местный он. Из тамошних. Он один из тех, кто там скрывается от царевых людей. Если еще жив. А может и убег куда. Там ведь найдут.
— Куда?
— Так на Кубань. Чем не жизнь? Тамошние казаки царя не уважают. И примут этого пройдоху вполне добро. Вон как тебя провел? Любо-дорого. И башкир. И вообще…
— А он-то сам как узнал?
— Так весточку кто послал. Птицей али конем. Тот, кто тут, в Перми ведал о твоем отправлении. То есть, считай если не весь, то почти весь. И многие в округе. Любой мог. Не угадаешь. Да и не найдешь.
— Птицу найти можно. Она ведь в клетках держится. Наверняка у него и иные голуби имеются.
— А если конный гонец, что напрямки пошел, меняя лошадей у своих?
— Мда…
— Здесь много лихих людей со сложной судьбой. Хватает и обиженных. Сейчас ты нагнал работников из старых русских земель. Думаешь этому местные довольны? Раньше то дела иначе шли. А теперь вон какие домны стоят. Гудит все, коптит… Это многих старожилов нервирует.
— А зачем это похищение вообще потребовалось? В чем суть?
— Так на поверхности все. Если бы тебя увели, кто бы пострадал?
— Башкиры, полагаю.
— Я тоже так думаю. На них бы подумали. И отец бы твой послал сюда полки, который каленым железом бы стали дела делать. Скорее всего башкирам пришлось бы бежать от них. Просто чтобы выжить.
— И кому это выгодно?
— А кому их земли надобны? — улыбнулся Строганов. — Разве не тем, что у них гостит из числа беглых, да лихих людишек, скрывающихся в тех краях от царевых людей? Не удивился бы, если бы эти местные активно бы помогали царевым людям в вырезании и разгроме башкир.
— Как интересно вы тут живете.
— И не говори.
— А меня бы просто держали где-то?
— Кто знает? Но без выкупа точно не отпустили бы. В степи таких как ты любят. Одного украдешь, а денег, как за хороший набег отсыплют.
— А башкиры этим шалунам разве простят подобную выходку?
— Нет, конечно, — улыбнулся Строганов. — Ты ведь обратил внимание на то, когда произошло первое восстание? Сразу после реформы Никона, когда раскол пошел. Через шесть лет. Думаешь совпадение?
— Они разве взаимосвязаны?
— Разумеется. Ты, я слышал, обвинил башкир в том, что они брали деньги от иноземцев за ради восстаний. Может и так. Да только кроме иноземцев и свои имеются. Они виновны. Да. И ты этим обвинением не переложил с больной головы на здоровую. Но только ошибся в причине, в источнике этого волнения.
— Ты так уверенно о том говоришь.
— Так первое восстание мой отец деньгами поддерживал. И не только он.
Алексей поиграл желваками, но промолчал.
Строганов внимательно смотрел на царевича и ловил его реакцию.
— Как ты понимаешь, — после затянувшейся паузы произнес Григорий Дмитриевич, — я кое-что знаю о событиях тех лет. Алексей Михайлович, а потом и его сын Федор Алексеевич, продолжавший поддержку дел Никона, вызывали у многих дикое раздражение.
— Дядю Федора убили?
— Я не знаю. Интересы моей семьи были далеко от той истории. Но до меня доходили слухи, что ему помогли. Там много и не требовалось. Здоровьем-то он был слаб.
— А Софья?
— Она всех обманула. Всем все обещала, да только как власть взяла о том позабыла. Словно корова языком слизнула. — Строганов усмехнулся.
— А если бы не обманула?
— То вряд ли бы отец твой царем стал. Опять же — по слухам. Мы от этого
