Колчак очень неодобрительно отзывается о деятельности атаманов Семенова и Калмыкова.
Цель своего приезда Колчак объяснил так: в скором времени перебраться на юг, к генералу Алексееву. Он крайне разочарован востоком. Трудно сказать, насколько он искренен.
Вечером заезжал на благотворительный концерт. Неприятное впечатление от офицера, который читал стихи «Молитва офицера» с подобострастным обращением к союзникам.
Вернувшись в штаб, беседовал с Колчаком по вопросу о назначении его военно-морским министром. Колчак с горечью спросил: «А где у вас в Омске море?»
Сегодня Авксентьев рассказывал мне, будто атаман Красильников, подбоченясь, стоял перед поездом Директории и нагло говорил: «Вот оно, воробьиное правительство, — дунешь и улетит!
Омск, салон-вагон, 18 октября. Утром прибыл Вологодский. Обещал приехать в правительство к двум часам, но потом позвонил Авксентьеву, что ему надо предварительно сходить в баню — явная отплата за наше отсутствие при встрече. Мне это даже понравилось, но Авксентьев очень взволновался и временами был близок к истерике.
Слушали прибывшего первый раз на заседание Директории Вологодского. Довольно невзрачен по внешнему виду, неярок и по содержанию. Просто сер. Сообщил факты, более или менее уже известные нам.
По сообщению Вологодского, японские представители присутствие их войск на станциях Сибирской железной дороги объясняют приказом микадо[17] «поддержать порядок в Сибири, охваченной большевистским движением». А американский корреспондент, наоборот, заявил ему, что общественное движение Америки удивляется — почему русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партий, как большевики, — в силу чего будто бы Вологодский должен был познакомить своего собеседника с ролью и поведением большевиков.
Вологодский очень много распространялся об обещаниях, будто бы данных ему французским представителем Реньо относительно займа Сибирскому правительству, который со 180–200 миллионов франков возрос до одного миллиарда.
Симпатии Вологодского на стороне Англии, Франции и Италии. В действиях Америки и Японии он видит корыстные цели.
Реальным результатом, достигнутым Вологодским, была ликвидация Сибирского временного правительства (Дербера — Лаврова), осевшего во Владивостоке[18], и некоторый компромисс с Хорватом — «временным правителем» на Дальнем Востоке. С Хорватом приходится считаться!
У него прочные связи и в политическом, и в экономическом мире, особенно среди японцев и китайцев.
Омск, 21 октября. Прибыл английский генерал Нокс. После встречи Нокс и Элиот приехали в штаб Сибирской армии, где я их приветствовал. В штаб явился и Авксентьев. С Ноксом приехал П. П. Родзянко, племянник председателя последней Государственной Думы, он на службе в английских войсках.
В 11.30 — парад, прошедший отлично. Чудесная погода. Объезжали с Ноксом верхами. Он и его спутники удивлялись результатам, какие были достигнуты всего за месяц обучения войск.
Труднее было угадать впечатления японцев, которых я тоже пригласил на парад. Говорят, будто где-то по дороге они продержали под арестом Нокса, несмотря на флаг его величества короля Великобритании, висевший над вагоном. Арест продолжался четверть часа. Нокс умалчивает об этом. При его огромном самолюбии и чисто британской заносчивости — это факт исключительный.
В 4 часа Нокс был у меня, выслушал доклады о положении на фронте. Нокс очень сочувственно относится к делу возрождения армии и идет на самые широкие обещания — на далекое будущее. Сейчас рассчитываем на 70 тысяч винтовок и 5 миллионов патронов.
Нокса, кстати, я знал достаточно хорошо. Во время войны он находился при русском гвардейском корпусе, где я был начальником штаба одной из дивизий.
Нокс недурно владеет русским языком. Особенно интересуется Востоком, Туркестаном, где ему довелось много путешествовать. Долго служил в Индии в бытность там вице-королем лорда Керзона[19], всецело разделял опасения русского вторжения в эту английскую колонию.
Нокс ненавидит социалистов, считает, что крепкой военной диктатуры совершенно достаточно, чтобы справиться с кучкой бунтарей.
Он упрямо и настойчиво ищет подходящего для этой роли генерала. Однако путается в сложнейших условиях русской действительности.
Омск, 22 октября. Пытался утром погулять, но район моей квартиры — сплошной рынок, всюду люди, а я больше всего люблю их отсутствие во время прогулки.
Кандидатура Колчака на пост военно-морского министра не встречает возражений. Завтра предложу ему этот пост.
В 7.30 обедал у англичан. Обед неважный, но радушия много.
Омск, 23 октября. Нокс осторожно спросил, какого я мнения относительно кандидатуры Савинкова в министры иностранных дел. Я ответил отрицательно. Савинков — очень крупная фигура, большой организатор, но он слишком отравлен подпольной работой и при двойном экзамене оказался не выше обстоятельств.
Нокс не сделал визита Авксентьеву, относится к нему скептически, как к типу, который сродни Керенскому.
Нокс, а вечером и Вологодский опять выдвигали кандидатуру Савинкова в министры иностранных дел. Нокса я быстро убедил в несерьезности его назначения при всех его положительных данных.
Омск, 25 октября. Утром Колчак очень заинтересовался, кто будет министром финансов, внутренних дел и снабжения. Я долго ему доказывал, что Михайлов как министр внутренних дел — фигура, которая не внесет столь необходимого успокоения.
В 4 часа приезжал Нокс с Родзянкой, озабочен размещением батальона прибывающих английских войск. Пил чай, грозил набрать банду и свергнуть нас, если мы не договоримся с сибиряками. «Я становлюсь сибиряком», — закончил он свою шутку.
Омск, 27 октября. На обычный утренний доклад Розанов прибыл с Колчаком. Говорили о создавшемся положении. Оба они определенно настроены в пользу постепенного сокращения Директорий до одного лица. Я сказал, что это вызовет осложнение с чехами, погубит дело возрождения России.
В общественных и военных кругах все больше и больше крепнет мысль о диктатуре. Я имею намеки с разных сторон. Теперь эта идея, вероятно, будет связана с Колчаком.
Вечером вместе с Колчаком явились ко мне Жардецкий и Лопухин. Идут ва-банк, намекая на упразднение Директории и сохранение одного верховного главнокомандующего.
«Знаете ли вы, что Чернов ведет переговоры о перемирии с большевиками?» — яростно задает вопрос неистовый Жардецкий.
Омск, 30 декабря. Вошел Виноградов и с волнением заявил, что военные круги и Жардецкий и К° прочат Колчака в диктаторы.
В Красноярске на параде в честь проезжавшего английского батальона подвыпившее офицерство устроило монархический дебош с пением «Боже, царя храни!».
Вечером был на парадном спектакле в честь английских войск, прибывших в Омск. Собрался весь местный бомонд. Давали «Смерть Иоанна Грозного».
Омск, 5 ноября. Утром явились с докладами Колчак, Степанов, Дембе и Розанов.
Колчак кипел негодованием по адресу Иванова-Ринова, Белова и Матковского. На двух последних он обрушился за «саботаж» его комиссии в военных округах — к слову сказать, довольно бестактно и бестолково составленной, — и что хуже всего, моим именем.
Много было в горячей речи Колчака одностороннего пристрастия и довольно ложной прямоты. Я редко видел человека, столь быстро загоравшегося и так же быстро гаснувшего после спокойного отпора его натиску. Хлопот с ним будет немало. Колчак категорически против прибытия японцев на наш фронт. Он считает это гибелью родины.
Омск, 7 ноября. Колчак представил проект об увеличении офицерского содержания — новые огромные расходы.
Приезжала бабушка русской революции Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская[20]. Старушка безгранично любит Россию и на старости лет собирается в Америку будить внимание к родной стране. На прощанье выразила пожелание, чтобы я одинаково боролся с врагами налево и направо, перекрестила меня и, к моему великому смущению, поцеловала меня как мать.
Омск, 10 ноября. Вместе с Реньо приезжал екатеринбургский консул Нейтеман. В свите находился офицер Пешков, отрекомендовавшийся приемным сыном Максима Горького. Он в форме французского капитана, без руки, которую потерял на французском фронте.
9 ноября в Екатеринбурге должно было состояться торжество освящения знамен, пожалованных четырем батальонам «в честь начала чешской национальной жизни» — Чехословакия стала самостоятельной республикой.
Русское верховное командование на этом торжестве должен был представлять Колчак, который как военный министр ехал для инспектирования войск Екатеринбургского фронта.
