спину. Обнажённую, нагретую летним солнцем — его так манило дотронуться до неё, почувствовать её жар. Очертить пальцами три небольшие родинки на лопатке, а потом коснуться губами. Вобрать солнце, впитавшееся в эту кожу, дышать запахом — таким любимым, таким желанным и родным… Можно было бы сойти с ума в тот момент, если не отвернуться от загорающего на пляже Юры, глубоко дыша и пытаясь сосредоточиться на плеске воды в речке.
Пальцы Игоря так внезапно сменились жгучей полосой по центру спины, что Володя вскрикнул. И не успел даже снова вдохнуть, как на то же место обрушился ещё один удар. Володя застонал, чувствуя, как боль распространяется по всему телу, как от неё скручивает всё внутри. И как пустеет голова.
Ещё два косых удара по лопаткам — один за одним. Володя вцепился в изголовье кровати так сильно, что казалось, может сломать хрупкое дерево. Закусил угол подушки, глуша новый стон.
Ремень просвистел в воздухе и обрушился унизительным ударом по ягодицам, а следующий — выше. Володя закричал. От какой-то дикой, грязной смеси боли и обиды внутри всё сводило, он готов был уже попросить Игоря остановиться, только бы… только бы он…
«Что же ты делаешь? — снова ворвался в сознание далёкий, но знакомый голос. — Зачем?»
И такой яркий образ встал перед ним, будто под закрытые веки залили жидкий солнечный свет: непослушные жёсткие волосы, большие карие глаза, опущенные уголки губ. И вдруг — звонкий смех, стирающий гримасу обиды с красивого лица.
А на контрасте — прохладные пальцы Игоря, которые казались ледяными на покрасневшей, горящей коже. Он чертил линии на бедрах вдоль полос от ремня.
«Зачем?» — прозвучало снова, будто Володино сознание пыталось его добить.
И он, пытаясь убедить самого себя, ответил тому далёкому голосу:
«Тебя давно нет».
Он поднял голову от влажной подушки, обернулся на Игоря. Тот покусывал нижнюю губу и диким, липким взглядом осматривал его тело.
Кровать скрипнула под весом Игоря, он огладил обеими руками Володины бока, склонился над ним, ткнулся носом в волосы на затылке, поцеловал ниже — в шею, спускаясь по позвоночнику. Прижался всем телом, лёг ему на спину.
Володя уловил тонкий синтетический аромат клубники. Он узнал его — запах раздражал, но Игорю нравился этот гель, поэтому Володя покупал для него именно такой.
Ощущая, как влажные скользкие пальцы грубо касаются его ягодиц, Володя услышал возбужденный шепот:
— Ты прекрасен. Ты такой…
«Грязный!» — подсказал собственный внутренний голос.
«…самый лучший на свете, — сказал другой, тот, далёкий, — ты самый хороший человек… Это я испорченный, это я виноват, а не ты…»
— Давай уже, — выдавил Володя. Так хотелось заткнуть эти голоса, так хотелось, чтобы Игорь или снова ударил, или…
Но вместо этого по комнате разнесся противный писк звонка.
— Не бери, — шепнул Игорь, продолжая издеваться — поглаживая по животу, легко целуя лопатки.
Но звук раздражал, а вызывающий абонент не унимался: за первым раздался второй звонок.
Игорь рыкнул — его тоже раздражало.
«А вдруг мать?» — подумал Володя. Она редко звонила ему сама, чаще — он первым набирал. Вдруг срочно?
— Прости. — Пока он дотянулся до брюк и достал из кармана телефон, позвонили в третий раз. — Да серьёзно, что ли?
На экране высветилось имя Маши.
Сперва он хотел сбросить — она, конечно, смогла выбрать самый неподходящий момент. Но какой смысл, если она тут же перенаберёт снова? Не выключать же телефон?
Володя ответил:
— Маша, сейчас вообще не…
— Володя, срочно! Пожалуйста! — она орала в трубку дрожащим голосом. — Прошу!
— Да что опять… — Ему было сейчас так глубоко наплевать на её проблемы.
— Отец Толи всё узнал, я… Господи, я не знаю как… Что мне… Он же убьёт их!
— Где ты? — спросил Володя раньше, чем подумал, что вообще может сделать в этой ситуации.
— Возле Исторического музея. Ты приедешь? Пожалуйста!
— Да, я сейчас… — он завершил звонок, тут же вызывая такси.
— Ты серьёзно? — вспылил Игорь, пока Володя диктовал оператору адрес. — Что бы там ни было, это не может подождать?
— Нет, не может.
Где-то в глубине души вспыхнула секундная радость, что Володя не дал себе пасть настолько низко, а Игорю — закончить начатое. Да и продолжать уже не было никакого смысла — после Машиного звонка возбуждения как не было, спина ныла, а полосы на лопатке дико болели. И теперь уже боль не доставляла никакого удовольствия.
— Прости, Игорь, — одеваясь, сказал Володя. — Это правда срочно.
— У тебя там в трубке какая-то баба была, — хмуро ответил тот. — В натуралы записался?
— Не думаю, что это твоё дело.
Игорь явно опешил: одновременно удивлённо и обиженно вытаращился на него.
— Ты мне мстишь за что-то? Да?
— Не выдумывай, Игорь. — Володя уже подошёл к зеркалу, чтобы надеть галстук, но в последний момент плюнул — свернул его в трубочку и сунул в карман пиджака. — Давай, пока. Сдай, пожалуйста, ключи сам. Уверен, что в этом клоповнике даже не посмотрят, кто сдаёт.
* * *
Володя ехал в такси и не знал, на кого больше злился. На Машу, которая так не вовремя оторвала его? На чужой скандал, участником которого он теперь стал? Или на самого себя — за всё, что позволил и хотел позволить Игорю с собой сделать?
Он пытался выкинуть из головы навязчивую мысль о том, что, получая удовольствие от причиняемой боли, с помощью этих унизительных ударов хотел избавиться от воспоминаний. Хотел ими выбить из сознания самое ценное, что было в его жизни, самое дорогое. Юру. И паршивее всего было то, что у него это получалось — в какой-то момент он оборвал связь, смог заглушить тот далёкий голос. Он почти опустился до того, чтобы позволить другому человеку, не Юре, овладеть собой, заменить и предать Юру.
Маша ждала его у метро, прячась под зонтиком. Понуро опустив голову, она нервно теребила ткань длинного тёмного платья. Володя удивился — она будто бы смущалась, хотя
