— Прости за то, что не смог ответить тебе взаимностью, — негромко сказал Володя. — Я хотел, чтобы тебе было легче, но даже сейчас не знаю, как бы мог помочь тогда.
— Не извиняйся. Я тогда чуть не разрушила тебе жизнь.
Володя подумал: «Я сам её разрушил».
Песня закончилась, они сели. Оказавшись перед Машей, Володя посмотрел ей в глаза:
— Опять не туда свернули.
Маша кивнула. Они помолчали, потом выпили ещё и ещё, и вдруг время будто ускорилось. Они окончательно опьянели, а разговор потёк, сам собой став беззаботнее и легче. Они говорили о разном будничном: о ремонте Машиной квартиры, повышении цен на коммунальные услуги и курсе доллара. Как вдруг ни с того ни с сего Маша оживилась, глуповато улыбнулась и воскликнула:
— Володь, а расскажи про себя, как ты сейчас живёшь?
— Ну, работаю, — Володя аж растерялся. — Живу в частном доме.
— У тебя кто-нибудь есть?
Володя кивнул и, чуть пошатнувшись на старой неустойчивой табуретке, ответил:
— Собака есть.
— Нет, я про другое. Ну, это… — она нелепо подмигнула, — есть кто?
— А… ну да, вроде того.
— Расскажи. Кто такой, как зовут? Вы вместе живёте?
Володя усмехнулся:
— Живи мы вместе, думаешь, я бы мог бегать к тебе по первому зову? Нет конечно.
— А почему не живёте?
— Он женат, у него семья, дети, — ответил Володя и невпопад добавил: — А у меня только собака…
— Получается, ты — любовник? Во дела… Нет, ты достоин большего. — Маша воздела палец вверх. — А может, ну их, этих мужиков, а? Мужики ж такие козлы! Найди себе хорошую бабу, чтобы варила борщи и давала по требованию!
Володя расхохотался. Маша возмущённо посмотрела ему в глаза и добавила твёрдо:
— Нет, я серьёзно!
— И изменять ей с Игорем? Или что, может, вообще шведскую семью завести? Нет уж, Маш, я за честность — партнёр у меня должен быть один.
— И ты любишь этого Игоря?
— Нет, не думаю. А что?
— Да вот интересно, на хрена он тебе нужен тогда. Для здоровья? Просто и бабу можно для здоровья…
— Маш, прекрати!
— Всё-всё… я просто, ну знаешь, типа раз не любишь, то как бы заключи доро… говор.
— Ты уже заговариваешься.
Володя хмыкнул, а вот Маша была серьёзна:
— Ну да, ну да. Слу-у-ушай, Володь, ты говоришь, Игорь. А почему Игорь, почему не Юра? Почему ты его бросил?
Володя развёл руками, как бы говоря: «Не знаю», но тут же безвольно уронил их на колени.
Маша перегнулась к нему через стол, нахмурившись, посмотрела в глаза и залепетала:
— Ой, Володя, солнышко, ну что ты, ну… у тебя лицо, будто ты сейчас заплачешь. — Протянула к нему ладонь, погладила по щеке.
— Я не бросал его, — с трудом выдавил из себя Володя. — Я его любил. Только его. Никого больше — никогда. Но так и не сказал — не успел.
Маша прикрыла рот ладонью, тихонько охнула:
— А что с ним случилось?
— Не с ним, а со всеми нами. Девяностые.
— Вы что, после «Ласточки» больше не виделись? — догадалась Маша.
Володя покачал головой.
— Мы переписывались несколько лет, потом меня забрали в армию, а Юра уехал в Германию. Мы просто потерялись. Такие времена тогда были… сложные. Сама понимаешь. А я, дурак, решил, что там ему будет лучше. Что раз наши пути разошлись, такова судьба… До сих пор жалею, что тогда не поискал по-хорошему — не поспрашивал у соседей, не обзвонил знакомых. И потерял его окончательно.
— Неужели ничего не осталось: ни адреса, ни телефона? Вообще ничего?
— То, что осталось, не помогло мне его найти.
— Скажи, в том, что вы так разошлись, я не виновата? — Маша стиснула его руки в своих. — Я ведь вмешалась однажды, так, может быть…
— Нет. Виноват в этом я. Хотел его уберечь от себя, от своей участи.
Маша отпрянула, откинулась на спинку стула, посмотрела на него серьёзно, сложила руки на груди.
— Не нашёл тогда, значит, найдём сейчас! Чем он может сейчас заниматься, ты знаешь?
— Нет, да и откуда? Все мосты уже давно сожжены.
— Тогда он занимался музыкой, может, продолжает до сих пор?
— Может быть… — нахмурился Володя. — Почему ты так настойчиво интересуешься?
— Мне кажется… это маловероятно, но вдруг это Юра… вдруг… — Маша встала и принялась ходить по кухне кругами. — Недавно я видела одну афишу у филармонии. Я просто проходила мимо, особо не вглядывалась, но мне запомнилось, что там было написано, будто скоро выступит какой-то дирижёр Конев. На имя не обратила внимания, откуда приедет — тоже не знаю. Но вдруг это он?!
Володя не принял эту новость всерьёз. Он был твёрдо уверен и попросту не мог вообразить, что сказанное Машей — правда. «Нет, — думал Володя, — это либо какая-то выдумка, либо полуправда». Маша аж светилась от радости, сообщая ему эту новость, и Володя решил: она так сильно хочет порадовать его, что сама себя убедила, что приезжает Юра. Когда на самом деле либо это была афиша не концерта, а фильма, либо фамилия была не Конев, а какой-нибудь Канёв, либо, что… Да что угодно, но это не Юра.
Но свою теорию он не стал озвучивать вслух, не стал даже спорить.
— Нет, Юра же пианист. Тем более Конев — не самая редкая фамилия. Мало ли сколько существует на свете музыкантов Коневых, Коневых строителей, реализаторов…
— А ты узнай! — Она протянула ему телефонный справочник. — Вот позвони в филармонию, она через час откроется…
— Нет, даже не уговаривай. — Володя отвернулся к окну. — Не вселяй ненужных надежд.
— Чего ты так сразу в штыки? Зачем надеяться — ты просто проверь!
— Маша, я не хочу проверять! — Отрезал он и встал. Эта тема оказалась для него не просто неприятна, а даже болезненна.
Этот разговор, Маша, её кухня, серый день за окном в один
