Солдаты не стреляли: на одного раба набросилось не менее десятка англичан. Ирландец дрался со всеми сразу, нанося удары и отражая их, получая такие же подарки, но продолжал твердо стоять на ногах. Наконец одному из матросов удалось свалить раба, ударив по его ногам обломком весла. Озверевшие англичане, несомненно, забили бы его, но старший надсмотрщик, с трудом, отнял собственность губернатора. Передав возмутителя спокойствия своим подчиненным, он приказал вести его в дом губернатора на суд главы острова. Матросы хотели расправиться с ним немедленно, но старший надсмотрщик заявил, что губернатор является представителем британской короны в колонии и, следовательно, только он имеет право распоряжаться жизнью взбунтовавшегося каторжанина. Приказав солдатам усилить наблюдение за рабами, он сел на коня, и сам погнал повозку, где лежал связанный Кинг, находившийся в полубесчувственном состоянии.
Еще во время драки Питер, Майкил и Нэд сумели отнести Элин подальше. Уложив ее под легким навесом, где обычно скрывались матросы от тропического зноя, ирландцы стали помогать Питеру, который приложил все свое искусство, чтобы облегчить боль девушки. На лице, руках, ногах, теле были видны багровые следы, а там, где прут прошелся неоднократно, кожа налилась кровью, готовой вот-вот прорваться наружу. Майкил принес воды и помог снять рубашку с избитой, а Нэд разорвал на тряпки еще достаточно хорошую рубашку и теперь аккуратно смывал грязь и пыль, толстым слоем лежавшие на коже. Питер давал указания, обследуя Элин и убеждаясь, что похудевшее, но по-прежнему стройное тело серьезно не пострадало.
В это время к ним подошел матрос и, обращаясь к Питеру, высокомерно потребовал:
— Эй, ты! Кончай заниматься этой падалью, и идем, поможешь нашему моряку, и шевелись!
Питер ничего не ответил, но англичанин больше и не настаивал. Он увидел, как во весь свой могучий рост поднялась могучая фигура Нэда Галлоуэя, который с нескрываемой злостью произнес:
— Слушай, ты.… Катись отсюда поскорее, пока я твои кости…
— Не надо, Нэд, — перебил товарища Питер. Матросу он сказал: — Сами помогайте, я занят.
Хотя работа, прерванная неожиданным происшествием, возобновилась, но на ремонте боевого корабля царила напряженность. Она чувствовалась в молчании рабов, осторожном отношении к ним матросов, не решавшихся обращаться к каторжанам грубо, в настороженности охраны, увеличенной вдвое. Рабы понимали, что за свой поступок Кинг Сэлвор заплатит очень дорого и, когда Майкил, принимая у Огла горячую смолу, спросил, что, по мнению Блэрта, ожидает Кинга, бывший канонир тяжело вздохнул и посмотрел вверх на рею.
Именно в таком исходе дела никто не сомневался, слишком хорошо был известен жестокий нрав губернатора.
Элин уже пришла в себя, но Питер, оставшийся возле нее в одиночестве, продолжал ухаживать за ней. Это объяснялось тем, что Элин еще не могла самостоятельно передвигаться, к тому же Стэрдж не без оснований предполагал, что оставить сейчас одну — значит, бросить ее на произвол судьбы, что он, конечно, сделать не мог.
Глядя вверх, на пальмовые ветви, покрывавшие навес, Элин с трудом сдерживала слезы, но не боль вызывала их: тело, хоть и ныло, но болело теперь меньше. И не от обиды полнились солоноватой жидкостью глаза ирландки, а от бессилия, осознания того, что она была лишь вещью, и не в ее слабых силах изменить это положение вещей, это отношение к ней, с ее человеческим достоинством никто и не думал считаться — и это считалось нормальным! Огромным усилием воли она сдерживала себя, кусая губы, чтобы не впасть в истерику, не потерять самообладание, так необходимое ей именно сейчас. Элин сжимала пальцы с такой силой, что ногти впились в ладони. Заметив это, Питер сказал:
— Я бы посоветовал тебе не увечить свои ладошки, так ведь и пальчики недолго испортить!
— Пусть они хоть сломаются! — выдохнула Элин.
— Напрасно! — наставительно произнес Питер. — Пальчики у тебя хорошие, тонкие, но цепкие. Такие коготки удержат, что угодно!
Питер не лгал и не утешал, он был опытным врачом, много раз ему приходилось оказывать хирургическую помощь, к тому же анатомия была его излюбленным коньком в беседах и диспутах. Стэрджу можно было верить, но сейчас Элин это не интересовало.
— Зачем они мне, — с горечью говорила она, — если в них нет нескольких дюймов отточенного железа, чтобы всадить его в брюхо какому-нибудь англичанину…
— И повиснуть на виду у всех, — договорил за ирландку
Питер, прикладывая к рубцу на щеке влажную ткань. Видя недовольство ее, он добавил: — Не думай, что губернатор страдает избытком жалости, он и мать родную вздернет во славу короны! Так, что оставь эти глупые мысли! — После короткой паузы врач произнес: — А впрочем, нам и так… Да ладно!
— Питер сообразил, что сболтнул лишнее, и умолк.
Элин догадалась, что он нечто скрывает.
— Что, впрочем?.. — врач сделал вид, что не расслышал вопроса, намереваясь продолжить свое занятие.
Элин приподняла голову, хотя это движение стоило ей немалого труда, и с явным беспокойством посмотрела в глаза соотечественника.
— Что впрочем, Питер?
Стердж не хотел лгать. Он опустил глаза и сказал:
— Кинга взяли.
На лице Элин отразилось удивление.
— За что?
Питер поведал все, что произошло, пока она было без чувств, и Элин замолчала, закрыв глаза. Конец! Не ведая того, губернатор под корень срубил надежду рабов на освобождение. Завтра, а может, и сегодня, на перекладине ветер будет раскачивать тело Кинга Сэлвора — их веру, человека, с которым осужденные с которым связывали свои мечты о свободе.
— Может быть, попытаться освободить его? — с робкой надеждой спросила она, но Питер горько улыбнулся.
— Тогда и нас освободят от всех земных забот — навсегда!
Врач вздохнул, вновь намочил тряпку, и положил ее на тот же рубец и поднялся. Он взял деревянную бадью, намереваясь сменить воду, и услышал голос Элин:
— Значит, он обречен?
Стэрдж поднял глаза к небу…
— Спасти его может только чудо.
Питер не мог знать, что чудо, которое он призывал, уже приближалось к ним, стуча копытами Марга.
Джозиана возвращалась с прогулки, когда встретила неожиданное препятствие — ремонтировалась улица. Англичанка не захотела пачкать ноги благородного скакуна в месиве из воды и земли и поехала другой дорогой. Проезжая мимо порта, она увидела, как к тому месту, где ремонтировался фрегат, спешно направляются два десятка солдат во главе с капралом: после того как увезли Кинга, комендант форта майор Эдуард Хэллоуин, опасаясь возраставшего недовольства рабов, могущего вылиться в открытое неповиновение, направил дополнительные силы для усиления охраны. Заинтригованная происходившим Джозиана направила жеребца вслед за солдатами.
