большому счёту только однажды — в дохристианский период европейской цивилизации, в древнегреческом городе-полисе и после — уже в государстве — в Римской республике. Эта демократия не что иное, как форма и способ организации социальной солидарности, сплочённости меньшинства — граждан, свободных людей — против большинства неграждан. То есть несвободных, зависимых людей, прежде всего рабов, в отношении которых осуществляется не власть, а
господство, то есть практика насильственного подчинения. В этом дохристианском государстве понятие свободы было предельно конкретно: противоположность рабству не как злу, а как нормальному и необходимому состоянию части и, возможно, большинства людей в государстве. Воспоминание об
этой свободе является мечтой всякой буржуазной элиты Нового и Новейшего времени, включая современность, учитывая, что капитализм, как политическая сверх-власть капитала, есть не что иное, как модернизированное рабовладение. Этой мечтой в той или иной завуалированной форме и торгуют по сей день так называемые политтехнологии всеобщей управляемой демократии.
Если количество свободных уменьшается, то в пределе остаётся один свободный — тиран. В Риме тиран-диктатор назначался в периоды политического кризиса и тяжёлой войны. Так что тирания — предельная форма демократии. Для несвободных неважно, кто их тиран — один человек или группа. Если же число свободных растёт, то всё кончается хаосом и властью худших, то есть «всех». Античная греко-римская демократия — базовая для европейской цивилизации — очень зависима от балансов и пропорций, а потому, как правило, является переходным, а не стабильным состоянием организации власти, что не раз показывала история европейской цивилизации. Демократия — не государство. Это более примитивная форма организации власти. Она в чистом виде представлена на пиратском корабле с его избираемым и свергаемым капитаном, в ватагах ушкуйников, вольных поселениях казаков — и там, и там чётко и продуманно регулируется доля в добыче. Демократия основана на жёстком цензе отделения «своих» — в общении которых практикуется собственно власть, то есть добровольное подчинение — от «чужих», которым адресованы насилие и господство. Социальный объём (численность участников такой системы) весьма ограничен: на корабле — сотнями человек, на «сухопутном корабле», полисепоселении — тысячами. Платон, проектируя государство, выступал категорически против этой системы.
Греческий или римский гражданин голосует, поскольку обладает прямой долей во власти, которая позволяет ему непосредственно защищать свои интересы. За долю во власти он платит жизнью и здоровьем, его место в обществе — в воинском строю, конном или пешем. У римлян голосование и было организовано по воинским подразделениям. Ни римская, ни греческая демократия не предназначены как институт власти для какого-либо воспроизведения прошлого или планирования, заботы о будущем. Античная демократия лишь уравновешивает распределение сил влияния и интересов свободных людей в данный момент, сиюминутно. Остальное — судьба. У подлинной демократии нет ни памяти, ни воображения. За реальное участие во власти античный гражданин несёт неограниченную ответственность. Тут нет представительства — каждый за себя выступает сам. Выборные магистраты действуют на основании поручения и делегированных полномочий политически дееспособной персоны. Выборный магистрат никого не обслуживает, как рассказывает нам светская вера в демократию, — он действует. Исполнение им политических функций непосредственно затратно, а не доходно. Это не профессия, а способность личности.
От греко-римской демократии к христианскому государству
Христианская революция ввела другое понятие свободы — свободы идеального существования каждого человека, вне зависимости от его власти и господства и власти или господства над ним, свободы от общества как такового. Душа из греческой философской гипотезы превратилась в общепризнанную действительность. Рабство становится техническим понятием. Предстоят долгие политические дискуссии, подчас с применением силы, о том, у кого душа есть, а у кого её нет. Но именно это и означает, что в решении политических вопросов душу больше не обойти. Рабов — а без них в хозяйстве не обойтись — приходится считать животными, а не людьми. Так рождается расизм. Возникнет и другой эффект — те, кто сам не считает себя человеком, будут не замечать своего рабства — в той модернизированной его форме, которую реализует капитализм, когда рабы содержат себя сами и вынуждены искать хозяина. Поэтому капитализм сделал всё, чтобы похоронить Бога и аннулировать реальность души. Само слово «душа» в словоупотреблении сегодня вытеснено за пределы любой социальной практики и допускается только как поэтическая метафора. Главная служанка капитала в области политики и исполнения наказаний — психология — подменила душу личностью, обессмыслив заодно и это понятие, что в совокупности не позволяет осуществлять главную педагогическую практику — воспитание, воспроизводство человека. Ведь воспитание и состоит в том, чтобы помочь душе вырастить собственную личность — совокупность её лиц в мире.
С момента христианской революции государство поставлено в новые рамки. Его носитель — и государь, и служащий — должен быть уже не просто социально свободен в старом римском смысле. Он должен быть свободен, как это угодно Богу, то есть быть человеком в собственном смысле слова, а не только политическим животным. Это же требование предъявляется ко всем социально свободным «членам» государства, то есть к тем, кто разделяет с Государем возможность сказать: «Государство — это я!»: к правящему классу и к народу, солидарному с государством. Одушевление народа обязательно. Христианское государство как цивилизационный проект наделяется функцией защиты и воспроизводства человека, как его понимает Христос.
А Он и был первым человеком, знающим о том, что Он человек, что это значит и чем человек отличается от политического животного. Греки и римляне не смогли метафизически ответить на вопрос о сущности человека, хотя греческая политика уже была практикой человека, сталкивающегося с реальностью души, ухватываемой в философской рефлексии. Одной из обязанностей христианского государства по защите человека становится защита церкви и подлинной — то есть в Бога — веры. Возможность быть человеком в христианском государстве дана каждому подданному или гражданину.
Греческая и римская демократии в отличие от идей христианской государственности строились на принципиальной склейке и неразличении власти и свободы. С древнеримской/древнегреческой точки зрения свободен тот, у кого власть, то есть гражданин. И напротив — свободный гражданин не может быть сущностно подвластен кому-либо, это делало бы его рабом. Он, не теряя своей свободы, может лишь разделять власть с другими свободными гражданами. И заплатить за свою «долю власти» воинским долгом и, если придётся, самой жизнью, обеспечивая тем самым тождество свободы и власти.
Проект христианского государства, в отличие от государства платоновского, отделил понятие свободы, как онтологическое, от понятия власти, сделал свободу независимой от власти и обнаружил, что власть возможна лишь благодаря свободе, так как основывается на добровольном (то есть свободном) ей — власти — подчинении. Христианство
