— Надо купить перстень с шипом, — снисходительно советовала Лара, заметив её румянец. — Кольнуть, вмиг отлетят. Или шляпной булавкой…
На дощатом балконе над входом в шатёр кривлялся зазывала с бородой-мочалкой, в дурацком колпаке с ушами и бубенчиками:
— Эй, дубьё мастеровое! городские потаскухи, солдатня и ребятня! Вали к нам, всё покажем! За пять лик стоя, за семь сидя, за червонец своё место уступлю! Страшная история про колдуна — дьяволы вылазят, рожи строят, воем воют, свищут, хрыщут, лают, хают! Полная расплата за грехи во всём ужасном безобразии! Святой старец проклинает звёздную ракету, астраль-поручикам на небо хода нету!.. Рыжая девка Бабарика валит всех палкой, сама падает в руки к Бабару!.. Ой, чего это?! Глянь, глянь — в чужой карман полез! кошелёк тянет! Поделись — никому не скажу!
Хайта и здесь юлой вертелась возле хозяйки, подпрыгивала, веселилась — а глаза её рыскали, зорко приглядываясь и высматривая.
Расселись, взяли три бутылки лимонада. Над сценой заполыхал, затрепыхался красный занавес, подсвеченный лампой. Колдун — вылитый Картерет, козлобородый, как ганьский старец, — вылез в островерхой шапке, замахал жезлом:
— Кто я есть? Я профессор колдовской науки, творю нечистые фигли и штуки! Желаю продать душу царю тьмы, стать вечным, иметь сто жён!
Под свист, брань и хохот из тряпочного пламени явился тёмный царь — урод уродом, дым из носа, — и заревел:
— Я жил на красной планете, прилетел на комете! Моё царство — яма, где полно срама! Сделаю тебя молодым!
Дёрг за бороду — та слетела вместе с кожей, от колдуна остался голый череп. Дьяволицы расцеловали колдуна, стали трепать, растащили в клочья.
Выросла ракета — труба жестяная, возник поручик с банкой на голове, вроде астральный шлем. Старец-праведник громко застыдил поручика; тот пустился с барышней в пляс.
Вот и Бабарика! Явление кудлатой стервы, всей стране известной, встретил общий восторженный крик. Жандарм с саблей против неё — нет ничто, враз отколотила, тот едва парировал удары, вопя:
— Как ты смеешь, шалава, принцева воина дубасить?
— Ах, ублюдок, с плахи взятый, с виселицы снятый! В твоей башке осиное гнездо — ну-ка, разобьём и глянем. И хозяина зови — он много хочет, много получит!
— Таких слов в пьесе не было… — качала головой Бези, а Эрита хохотала, хлопая в ладоши.
— Как бы их вместе с куклами не замели, — подмигнула Безуминке Лара.
Рыжая задира никому пощады не давала. Лекарь-шарлатан со склянками, богач-иностранец, хлыщ-гуляка — всех дубиной по хребту. Бамс, бац!
Как поплавок, выскочил иноверец-лозовик — круглая рожа, пунцовая улыбка. На голове шапка-рогулька в виде златого месяца, в руках мешок денег с крупной надписью «СТО МИЛИОН» и большая винная бутылка.
— Ай-яй-яй, бедный я, бедный! Утонуло моё царство-государство, в море кануло, гидры украли. Пропадаю, голодаю!.. Продал винишка, скопил излишка — кто мне пособит, тому дам кредит.
— А нищей братии подаёшь? — подкрадывалась рыжая. — А для сирот у ворот грош найдёшь?..
— Всем даю — царю, королю! — если залог предоставят и народ без порток оставят.
— Дай винца, угости барышню, — увивалась вокруг него Бабарика.
— Отдавай в залог юбку, за червонец выкупишь.
— Щас! — хлебнув из горлышка, она хрястнула лозовика бутылью по рогульке, лунные рожки отвалились. — Вот тебе кредит, вот тебе с прибылью!
Публика неистово рукоплескала и вопила, барабанила ногами по полу — так его, кровососа-процентщика!
Наконец, из-за ширмы вырос гордый-прегордый — губа оттопырена, нос задран, брови грозные, — рыцарь-еретик в чёрных одеждах с серебряным шитьём. В руке гнутый меч. Заговорил гнусаво:
— Я кавалер из Ордена меча, богом проклятый, людьми отверженный! Инобожию предался, тьме поклонялся. Страсть люблю резать людей, варить зелья из костей! Клянусь освобождать и защищать!.. Ты кто такая, рыжая?
— Я-а-а? — пропела Бабарика, пряча за спиной дубинку. — Не признал, кавалер? Твоя сестра, из лилового ордена ведьма! Помнишь, вместе в тёмное царство летели? Я тебе гостинец припасла… иди ближе, так поцелую — очумеешь…
Народ изнемогал от смеха, глядя, как рыцарь шествует прямиком под удар.
— Очень забавно, только непонятно, — призналась златовласка, когда компания в густых сумерках шла от балагана к конке.
— Тут надо пожить, чтобы понять, — утешила Ларита.
— Они не боятся шутить о принце и Золотой Лозе. — Эрита посмеивалась, вспоминая, как Бабарика обещала поколотить Цереса. — Наверное, полиции дан приказ закрыть глаза…
Лара вступилась за кукольников:
— Нет, они всегда смелые! В Гагене по всем прошлись — и таможенных охаяли, и что епископ полюбовницу завёл, тоже не смолчали. На них церковная стража напала, а люди их отбили. Потом судились — мол, кощунство или нет. Вот только насчёт рыцаря…
— Что? — спросила Лис.
— Кукловод сказал: «Освобождать и защищать». Я уже слышала…
— Тебе показалось, — с неожиданным смущением, а может быть, с испугом заговорила Лисси. — Ничего такого не звучало.
— Куклам это позволено, — глуховато молвила Эрита. — А у людей могут быть большие неприятности. Лучше не повторять.
— Правда, что за фраза? — вмешалась и Бези. — Когда Карамо…
Но Лисси настояла:
— Ан Бези, прошу вас — сменим тему.
— Хорошо, тогда давайте о другом. — Лара решила погасить спор. — Сейчас на конку так полезут — гроздьями повиснут. Может, хватит с нас толкотни? Пройдём квартал, возьмём извозчика до паровой дороги.
Мысль всем понравилась. Они свернули с пути толпы на боковую улицу — здесь пешеходов меньше. Газовые фонари неплохо освещали мостовую с тротуарами, горели лампы у входов в пивные.
Дальше — в проулок. Тут свет слабее — лишь керосинки и свечи в окнах теплятся, бросая на булыжную мостовую слабые блики. Тёмные Звёзды шли, будто по каменной трубе, вдоль немых стен. Эхом отдавался стук каблучков, где-то звучало пение граммофона; над головой, в верхнем этаже, слышалась пьяная перебранка.
Для Эриты всё окружавшее её сегодня было странной, причудливой сказкой. Необычная чужая жизнь Синей столицы, шумный люд, простонародный запах пива, табака и ваксы, бесцеремонные речи, дерзкие прямые взгляды… Из уютного тихого Гестеля принцесса словно перенеслась в иной мир.
«До сих пор я витала в заоблачном царстве, а теперь — впервые — иду по земле. И что вижу?.. Люди голодают, разорённые войной и поборами. Они против астральных полётов, они ненавидят жандармов, банкиров… Этот балаган — как отдушина, где они могут излить свои чувства. Их множество, а я — одна…»
Иногда — прежде — царственное одиночество мучило её. Невозможно найти, с кем искренне поговорить. Даже Огонёк… может, он потому и стал желанным, что был смел… и ласков, не видел разделявшей их сословной пропасти.
Но теперь, когда стих буйный смех балагана, прежнее одиночество вернулось — и стало горше оттого, что Эри увидела империю лицом к лицу.
«Как я могу помочь людям? подать на приют, купить детям пирожков?.. Дева Небесная, лучше выпить синюю микстуру, улететь в окно, чем смотреть на это и чувствовать себя бессильной! Ингира, дочка Синего царя — та ездит по госпиталям, покровительствует, её обожают, а я… Лунная ведьма, инкогнито, спрятанная от людских глаз в пансионе… И одна, как раньше… Хоть бы обнять кого-то! Или — плакать в подушку?»
Поход по Руэну в досужий храмин-день взбудоражил всех Темных Звёзд.
У паровой дороги, как условлено, их ждал садовник с крепкой тростью — в потёмках на окраине нужен мужчина-провожатый. Когда возвратились домой, ужин благодаря заботам кухарки был ещё тёплым. На правах заботливой и старшей стряпуха прочла нотацию:
— Что за новая манера — веселиться допоздна? Далеко ли до несчастья?.. народ в столице страсть бедовый!.. Одно хорошо — аппетит нагуляли.
За разговорами ужин вмиг исчез. Несмотря на усталость, болтали, пока горничная, зевая в ладошку, не намекнула барышням, что пора баиньки. Анчутку, шебуршавшую под столом и изучавшую рылом звонкую пустую миску, кухарка увела в пристройку, хотя животина упиралась.
— Иди, иди, проглотина! Больно ты здорова и неуёмна, чтобы при хозяйке ночевать.
Попытка чинно разлечься по комнатам сорвалась к полуночи. Всех переполняли впечатления. Сон не шёл, а когда не с кем поделиться, поневоле мерещится, что ты в спальне не одна. Так и страхи приходят — куда от них скрыться? под бок к подруге.
Если во дворце Эрита могла сонеткой вызвать чтицу, здесь надо идти самой. Это даже увлекательно — действовать самой, нарушая заученные правила. Встать, зажечь свечу — серный дух спички защекотал в ноздрях, — найти шлёпанцы и выйти в коридор с подсвечником. Синяя тьма, боязно, тени вздрагивают и колышутся… Поскреблась в дверь Лисси, нажала ручку, открыла — пусто!..
