Закончив с роком, небольшой оркестр в углу зала стал играть легкую джазовую мелодию, которую я раньше не слышала, но подумала, что она совсем не подходит приглашенным гостям.
Кинг протянул мне свою руку.
— Потанцуем?
— Мы с тобой?
— Да. Собравшиеся здесь люди очень опасны и не лишены собственных даров. Поэтому предполагаю, что как минимум человек пять уже знают, кто ты. И, к твоему несчастью, мисс Валентайн, ты никому не принадлежишь.
— Я не собираюсь становиться чьей-то собственностью. И правильно: доктор Валентайн.
Кинг засмеялся и опустил руку.
— Как хочешь. Но теперь ты в нашем мире, а здесь, если не являешься чьей-то собственностью, то становишься честной добычей.
«Черт!»
— Прекрасно. Если танец даст мне время, чтобы рассказать тебе то, что я хотела, то почему бы и нет.
Кинг учтиво, почти как джентльмен, снова предложил мне руку и повел меня ближе к оркестру. Он определенно чувствовал себя совсем непринужденно, да и к тому же был отличным танцором, скользящим по паркету, как мягкое масло по хлебу. Легко и красиво.
— Ты хорошо танцуешь, — с легким презрением похвалила я Кинга.
— Спасибо. Итак, что за предложение ты хотела обсудить, маленький Провидец?
Я крепче сжала его руку, желая причинить ему хоть немного боли, но попытка обернулась провалом.
— Ты знаешь, каким даром я наделена, Кинг?
— Конечно. Даром раздражать меня и способностью убивать мою единственную родную кровь.
Я покачала головой. «Вот мудак».
— Я целитель.
На мгновение мне показалась, что он побледнел и ледяная маска на его лице треснула. Кинг был удивлен.
— Ты этого не знал, да? — спросила я.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что ты всегда сосредоточен на том, чтобы спасти физическую форму Мака, оболочку, но не его душу. Он мучился, Кинг, и практически умолял меня прекратить его страдания, потому что ему невыносимо жить с чувством вины за все, что он совершил в своей очень долгой жизни. И, если ты не веришь мне, спроси себя, для чего он снял то ожерелье?
Глаза Кинга расширились, будто бы от удивления, а потом он посмотрел за мое плечо.
— Это ведь тебе тоже знакомо, не правда ли? — задала я риторический вопрос. — Ты тоже был проклят. Наверняка тебе до сих пор снятся кошмары об ужасных, совершенных тобой вещах.
— И я снова повторяю свой вопрос. К чему ты клонишь, маленький Провидец.
— Я могу исцелить Мака. Когда ты его вернешь, я смогу убрать всю его боль, чтобы он был не просто жив, а счастлив.
— Думаю, ты преувеличиваешь свои способности, чтобы я тебя не убил, — усмехнулся Кинг.
— А я думаю, что ты просто ищешь любой предлог, чтобы убить меня.
— Возможно… — согласился Кинг.
«Ладно! Могу ли я доказать ему свои слова?»
Честно говоря, я не знала, как использовать свой дар, но должна была попытаться. Закрыв глаза, я стала покачиваться в такт музыке и устремила все свои эмоции куда-то внутрь себя, но ничего не происходило.
«Ты должна попытаться еще раз. Ради Мака. Он ведь рассчитывает на тебя!»
Затем образ Мака вспыхнул в моей голове, и я почувствовала, что в моей груди будто бы появился шар, состоящий из белого света и тепла. Он кружился внутри.
«Могло ли это исцелять?»
Думая о Маке, я не позволяла шару исчезнуть и, визуализируя его, представляла, будто бы этот шар проходит из центра моей груди в руку, а потом наружу, впитываясь в кожу руки Кинга. Я почувствовала странный поток какой-то энергии, проходящей через меня и проникающей в тело Кинга. Этот поток соединял наши души. Я не просто исцеляла Кинга, а действовала, как своего рода проводник этой энергии, чем бы она ни была… Откуда исходило это белое свечение, я могла только догадываться, но, когда оно стало проникать в Кинга, поняла, что черпаю его не из себя.
«Это свечение… эта энергия… она была вовсе не из этого мира…»
Прошло еще некоторое время, и нашу связь прервал подошедший к нам человек, похлопавший Кинга по плечу. Мы отстранились друг от друга, потрясенные и слегка дезориентированные.
Мы одновременно посмотрели на мужчину, брюнета среднего роста с небольшим шрамом на правой щеке, одетого в черный смокинг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Могу я вмешаться? — спросил он с практически волчьим оскалом.
Кинг посмотрел сначала на меня, потом на него, затем снова на меня и сделал что-то чрезвычайно странное. Он притянул меня к себе и обнял, практически защищая.
— Эта женщина моя! — прорычал Кинг. — Так что проваливай к черту.
Оскал на лице мужчины уступил место ненависти.
— Хорошо. Сколько ты за нее хочешь?
— Она не продается.
«Кинг защищал меня? Священная корова!»
— У всего есть цена.
— Я берегу ее для другой сделки, и у тебя нет ничего, что мне нужно! — Кинг угрожающе сузил глаза.
— Это мы еще посмотрим.
«Что за черт? Эти люди и правда чокнутые!»
Кинг, словно сторожевой пес, не сводил с затылка мужчины глаз, пока тот не исчез в толпе.
— Что это было? — спросила я.
Кинг резко перевел на меня свой взгляд.
— Тебе тут небезопасно!
— А тебе не все равно? — рассмеялась я.
На красивом лице Кинга отразилось невыразимое страдание.
— Нет. Не все равно. Но, если ты кому-нибудь расскажешь об этом, я буду все отрицать.
— Значит, сработало… — пробормотала я, совершенно ошеломленная.
Кинг нахмурился и, схватив меня за руку, буквально потащил прочь из зала.
— Куда мы идем? — спросила я.
— В мою комнату. Трахаться! — выкрикнул он громко и практически ласково.
Я попыталась вырваться из его хватки, но вызвала этим еще более непонятную реакцию: подняв на руки, Кинг перебросил меня через свое плечо и зашагал вверх по лестнице. Я слышала, как зал наполнился перешептываниями и смехом. Разумеется, из-за нас.
«О, Господи Иисусе! Что происходит? Что-то явно пошло не так, и Кинг совсем спятил!»
Вошел в какую-то комнату, запер за нами двойные двери и бросил меня на огромную кровать.
— Что ты творишь?! — закричала я.
— А ты как думаешь? — крикнул он в ответ и, склонившись надо мной, приложил свой указательный палец к моему рту, чтобы заставить меня замолчать.
«Черта с два!» Я вскочила на ноги и попыталась обойти Кинга, но он поймал меня и швырнул на пол.
— Женщина! — прошипел он. — Успокойся! Они должны поверить, что ты принадлежишь мне!
«Ого!»
— Значит, ты не собираешься меня насиловать?
Он нахмурился, явно оскорбленный моими мыслями, но это лишь принесло мне дополнительное облегчение.
— Не позволяй их смокингам одурачить тебя. Эти люди — животные, Теодора. Они признают только жестокость и насилие. Они должны поверить, что ты, так сказать… моя игрушка. Конечно, это не помешает им попытаться обменять тебя, но, по крайней мере, они тебя не украдут. Надеюсь.
«Надеется?»
— Как они могут обменять меня, если ты не хочешь меняться?
— Они будут охотиться за тем, что дорого мне, пока не вынудят пойти на обмен.
— Ты имеешь в виду своего ребенка или что-то подобное?
— Да. Или кого-то подобного.
Да уж. Теперь эти люди вызывали отвращение и у меня.
— Теперь я хочу, чтобы ты вцепилась мне в лицо и громко закричала.
— Чего? Ты серьезно?
— Да. Потом я вернусь на вечеринку, а ты запрешь за мной двери и останешься здесь, пока я за тобой не вернусь.
— А что потом?
— Если все пройдет хорошо, то сегодня я узнаю, кому Мак продал чашу, — его слова звучали слишком просто и легко. — Готова?
— Сначала расскажи мне, как все прошло? Что ты чувствуешь?
В глазах Кинга появился диссонанс между радостью и недоверием.
— Я снова чувствую себя цельным.
Мои глаза наполнились слезами. Я должна была ненавидеть этого человека за все, что он сделал мне, но не могла. Раньше он был сломлен. Больше нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он взял мою руку и прислонил ее к своей щеке.
— Пусть она кровоточит… — прошептал Кинг.
Мне было сложно причинить вред его красивому лицу. Хотя я помнила, как он потрошил меня, словно рыбу, ломал мне шею и, кажется, однажды даже поджег.
