в Петербурге?
— В азартные игры — куда реже. Мы предпочитаем игры коммерческие, более разумные и спокойные.
— Что бостон и вист более разумны — я не спорю. Но чтобы они были и более спокойны, — простите, маркиз, я не согласен: ведь как бы хорошо вы сами ни играли, плохой партнер безпрестанно портит вам кровь, особенно, если он воображает себя еще хорошим игроком. Как бы вы ни сыграли, — вы всегда виноваты. А попробуйте-ка оправдываться, что сыграли по правилам, "По правилам! Точно не бывает и исключений! Лучше бы, право, и за стол не садиться, если играешь как сапожник".
— Да, русские вообще очень экспансивны, — тонко усмехнулся Лесток. — Вы отнюдь не дипломаты.
— Есть между нами и дипломаты, которые ведут себя дипломатами и за картами. Но такой дипломат, если и не станет бранить вас в лицо, зато взглянет на вас с таким изумлением, так снисходительно пожмет плечами, испустит такой выразительный вздох, — что вас в жар бросит, вы растеряетесь и невольно уже сделаете явную ошибку, которая зачтется вам потом, конечно, на весь вечер. Нет, уж Господь с ними, с этими коммерческими играми! То ли дело банк, где бой на жизнь и смерть.
— La bourse ou la vie? Грабеж среди белого дня, — виноват: среди белой ночи.
— Нет, доктор, это не простой грабеж, а блогородный бой с равным противником, в своем роде турнир.
— Так что же вы не побьете главного борца?
— Кого, герцога? То-то, что он не равный борец: сам он терпеть не может проигрывать и как бы требует, чтобы все слагали перед ним оружие.
— А было бы вовсе не вредно хоть раз пустить ему кровь, — заметил молчавший до сих пор Волынский. — Вы, Петр Иваныч, нынче ведь в изрядном, кажется, выигрыше? Что бы вам сорвать y него банк?
— А ваше высокопревосходительство меня блогословляете?
— Блогословляю от всей души. На всякий случай, впрочем, доктор, не возьметесь ли вы быть секундантом молодого человека. Почем знать? Может-быть, ему понадобится и хирургическая помощь.
— Будем надееться, что не понадобится, — улыбнулся в ответ Лесток и своей легкой, эластичной походкой последовал за Шуваловым во вторую гостиную, где играл герцог с избранными партнерами.
IX. Человек на карте
Сорвать тотчас банк y Бирона Шувалову не представилось, однако, физической возможности: метал банк не сам хозяин, а один из гостей — генерал-полицеймейстер Салтыков.
— Diable! — выбранился с досады Петр Иванович и стал перебирать лежавшую на боковом столике к услугам понтеров колоду.
— А вы разве не выждете тальи герцога? — спросил его шопотом Лесток.
— Да скучно, знаете, ждать! Притом надо пользоваться счастьем, пока везет. На какую бы карту вернее поставить?
— А y вас нет своей верной дамы сердца, червонной дамы?
— Дама-то есть, — отвечал Шувалов, вспомнив об Юлиане Менгден, — но червонная ли она и верна ли, — еще вопрос. Сделать разве пробу?
Отыскав в колоде червонную даму, он подошел к играющим и попросил y банкомета разрешение поставить также карту.
— Сделайте одолжение, — с холодною вежливостью отвечал Салтыков. — Но наименьшая ставка y нас — золотой.
Петр Иванович вспыхнул и, положив свою карту на стол, насыпал сверху, не считая, целую горсточку золотых.
— С места в карьер, молодой человек, — заметил Бирон.
— Да, ваша светлость, курц-галопа я не признаю.
Банкомет начал метать. Дама легла направо.
— Дама бита! — возгласил Салтыков и загреб к себе всю ставку.
— Курц-галоп-то все же вернее, — усмехнулся герцог.
— Ein mal ist kein mal! — отозвался по-немецки Шувалов и, достав из кармана новую, еще большую горсточку золотых, накрыл ими ту же карту.
— Дама бита! — повторил банкомет, и вторая ставка точно так же перешла в его владение.
— Zwei mal ist nichts, — подзадорил молодого игрока с своей стороны Бирон.
— Не горячитесь, — услышал Шувалов за собою тихий голос Лестока. — Не забывайте вашей главной цели.
Но того обуяла уже игорная страсть, да к тому же взоры всех играющих были обращены на него. Он выгрузил на стол все, что y него было в карманах и золотом, и смятыми ассигнациеми.
— Все это на одну карту? — нашел нужным спросить его Салтыков.
— Ваше превосходительство затрудняетесь принять такую крупную ставку?
Очередь покраснеть была теперь за обер-полицеймейстером. Отвечать он счел ниже своего достоинства.
— Дама бита! — раздалось в третий раз.
— Prrr! angekommen! доехали! — сострил герцог, и кругом послышался сдержанный смех.
— Не совсем… — пробормотал Шувалов сквозь зубы и достал свой бумажник.
Но бумажник оказался пуст: давеча, закладывая банк, Петр Иванович выложил на стол все, что y него там было, и обратно потом ничего уже не клал. Бирон, наблюдавший за всеми его движениеми, хотел, должно быть, его окончательно пристыдить и иронически предложил ему поставить на карту своего камердинера, который ведь также такой мастер скакать во весь карьер.
— И поставлю! — воскликнул Шувалов, потерявший уже голову.
Лесток дернул его сзади за рукав; но он оттряхул его от себя и обратился к банкомету:
— Вы, генерал, видели ведь тоже моего человека, Самсонова, в манеже?
— Видел, — отвечал Салтыков. — Лихой наездник.
— Обошелся он мне самому в полторы тысячи рублей. Не позволите ли вы мне поставить его на карту в этой сумме?
В иное время банкомет, быть может, и стал бы возражать против столь высокой оценки вовсе ненужного ему человека; но самолюбие его было уже слишком больно задето, и он отвечал коротко:
— Извольте.
Однако и четвертая дама упала направо.
У Петра Ивановича потемнело в глазах; он должен был ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
— Вам, генерал, — этот Самсонов ведь ни к чему, обратился тут Бирон к Салтыкову. — Уступите-ка мне его. Что вы с меня за него возьмете?
— Простите, господа, — запротестовал Шувалов, — но это было бы против основных правил игры: все, что выиграно банком, остается в кассе банка до конца тальи, и не может быть изято оттуда.
— Но оно может быть выиграно! — вскричал Бирон. — Я ставлю на карту против того Самсонова те же полторы тысячи.
— Ваша светлость верно не откажете прежнему владельцу раньше вас отыграть его себе? Прошу о том со всей аттенцией и решпектом.
Герцог, чванливо фыркая, обвел окружающих игроков враждебно-вопрошающим взором. Никто из них не решился открыто принять сторону его молодого противника; но выражение их лиц не оставляло сомнение, что общие симпатии все-таки на стороне Шувалова.
— По статуту моего дома, г-н Шувалов, — произнес он сухо-деловым тоном, — за сим столом играют только на чистые деньги.
Петр Иванович весь побледнел и затрясся. Но самообладание y него все-таки достало еще на столько, чтобы ответить с должною
