давать какую-то насквозь революционную оперу. Голова кружится, когда подумаешь, что можно создать из таких изумительных элементов, какими обладает Большой театр, на почве народного энтузиазма, на почве героической эпохи в истории человечества, которую мы сейчас переживаем. Музыка, пение, танцы, солисты и масса, волшебная сила декорации, преображающая сцену по желанию мастера, – все это должно было бы воплотить такие колоссальные, вечные идеи, которые, будучи близкими и родными нашей революции, должны были, казалось, волновать вместе с тем каждого большого и честного артиста.
Борьба за свободу, за счастье всего человечества, за победу над природой, величавые картины прошедших страданий революции, полеты в будущее – вот только часть мотивов и тем, которые могли бы превратить Большой театр в центральную художественную ось великих народных торжеств. Для этого и хранит правительство Большой театр, ибо, растратив те сокровища, которые в нем накоплены, нельзя уже будет создать такие революционно-художественные праздники, о которых я говорю.
1925 г.
V
<…> Рабочий жил всегда вне сферы искусства. Ленин говорил, что мы должны искусство, которое произвели дворяне, чиновники и капиталисты, дать народу. «Как это? Буржуазное искусство? Да каждого из нас, если б мы это сказали, да еще без оговорок, взяли бы под жесточайший обстрел!» А в программе партии именно так и сказано, о пролетарском искусстве там ничего не было написано… Ленин говорил: дайте почувствовать рабочему, который завоевал мир, что все лучшее из достояния буржуазии принадлежит теперь ему. Это было в высшей степени мудро и правильно. И до сих пор роскошными театрами буржуазии пролетариат пользуется, как местом своих праздников, потому что он любит яркие краски, хорошую, монументальную музыку, торжественные движения и т. д. Этот театр сохранил свое обаяние до настоящего времени…
Праздник у нас имеет двойной характер. С одной стороны, он имеет целью подытоживание прошлого, с другой стороны, он должен давать бодрость, подъем настроения. Мы не хотим искать его в пивной, черпать в вине. А где же? В искусстве.
Где же мы найдем такое крепкое вино искусства – не этакую полуводицу, а искусство, которое бы встряхнуло, опьянило, но опьянило благородно, не винным опьянением? В тех театрах, где есть спектакль, где есть зрелище, где есть подлинное зрелище, насыщающее глаз.
<…> Неужели мы такие ползучие муравьи, которые не могут дать свободу своему воображению? Что мы считаем, что воображение, свободная фантазия есть нечто буржуазное, и отдаем ее мещанам, которые являются самыми бескрылыми существами на свете?
Мы хотим дать своей фантазии крылья. Подготовив таким прологом, таким вступительным действием пьесу, мы могли бы изобразить в ней в каких-то формах какой-нибудь могущественный конфликт, закончить ее торжественным победным апофеозом, окрашенным в тона торжествующей жизни и торжествующего человека, и этот последний акт довести до такого предела согласованной гармоничной громкозвучности, до такого предела световой и цветовой яркости, – до такого предела песне-танцевальной стихии на сцене, что вся зала встала бы и почувствовала себя закруженной в вихре этого великолепного общего настроения. Тогда театр заставит человека потерять чувство своей отъединенности в организованном коллективном переживании, которое никогда потом больше не забудется, – переживании почти такой же силы, как атака, когда с штыками, под боевой марш, идут вперед на смерть или к победе и закладывают этим в свою душу такую складку, которая остается навсегда.
Если нам удастся создать оперу и балет этого типа, тогда нам незачем будет направлять наши взоры на старое или новое искусство буржуазии и искать там образцов, тогда пускай к колыбели нашей новой оперы придут волхвы из разных стран и поклонятся рождению новой оперы, которую создаст в самый ранний период своего развития новый человек.
1930 г.
VI
<…> Нужны ли нам оперы и балет? В том виде, как они существуют, они нам нужны постольку, поскольку мы не должны пресекать линию культурных традиций, поскольку мы должны музыкальное мастерство поддерживать на известной высоте. Можно создавать оперы, по внешнему типу очень похожие на прежние оперные спектакли, но по своему либретто, по характеру музыки такие, которые отражали бы современность. Я думаю, что оперному театру предстоит будущность. Оперные спектакли найдут себя тогда, когда они подойдут вплотную к возможности организации блестящих символических праздников нового, возрождающегося человечества.
Нам нужны будут спектакли, которые будут просматриваться последовательно десятками и сотнями тысяч народа и в которых отразится то или другое крупнейшее народное переживание. Это не может в полной мере сделать драматический театр. Тут нужно выявление огромного массового переживания в наиболее яркой форме, и фантастика здесь совершенно допустима. Всякий аллегорический подход к изображению, конечно ярко символизирующий это содержание, язык музыки и хореографии является здесь бесконечно подходящим. Сейчас мы еще как будто не намечаем такого рода опер-праздников, но, несомненно, с течением времени мы к этому придем, и я уже знаю композиторов и отдельных работников театра, которые, совершенно инстинктивно и совсем не зная этой моей мысли, к этим идеям приходят и уже думают о таких торжественных спектаклях, которые не есть старое, а есть некоторый символический ритуал, что-то вроде оратории в костюмах и с отдельными сценическими моментами, в которые включены и хоры, и соло, и оркестровые вещи, и танцы и которые представляют собой блестящее развитие большой идеи, большого события, хотя бы взятого в форме нереалистической. Но это пока еще «музыка будущего».
1925 г.
В том же русле*
<…> Некоторым ответвлением того же движения (художественной самодеятельности. – С. Д.) являются попытки осуществить театр массового действия, где бы индивидуальный актер уступил место действующему коллективу. И это ответвление, возбуждающее, конечно, большой интерес только в своем зачатке, пока дало лишь малозначительные результаты, невысоко оцениваемые и самыми горячими принципиальными сторонниками массового действия, которое, думают другие, менее увлеченные, скорее послужит к обновлению народных празднеств, чем к передвижению театра. Наиболее крупная, хотя и разно оцениваемая, попытка осуществления массового действа была сделана в Петербурге – в виде инсценирования на площади взятия Зимнего дворца революционным пролетариатом и Красной гвардией. Готовится особое массовое действие к предстоящему празднику 1 Мая.
В том же русле находятся попытки осуществления театра под открытым небом, с использованием вместо замкнутого театра городской площади. Одна из самых крупных попыток в этом направлении была сделана около года назад в Москве, где во время одного из революционных праздников был поставлен у стены Китай-города софокловский «Царь Эдип» с участием больших масс, по преимуществу из красноармейцев. Вероятен синтез трех выше обозначавшихся видов нового театра – театра самочинного, театра массового действия и театра под открытым небом. Может быть, черты каждого из этих
