Я: Могу тебе кое-что порекомендовать, но что мне за это будет?
Холли: А что ты хочешь?
Я: Можно позвонить тебе прямо сейчас?
Холли: Рискни. Заодно узнаешь, отвечу ли я.
Мне следовало предвидеть, что она так скажет. Прежде чем набрать номер, я забрался в кровать и выключил свет.
— Привет, — отозвалась Холли.
— Привет…
— Итак…
— Итак… расскажи мне что-нибудь интересное из школьной жизни. Мне кажется, я уже целую вечность не учился. — Вот еще одно правдивое заявление. Пока что у меня все получалось.
— Ну, например… мне нужно сделать новый проект для углубленного курса английского. Очень интересное задание: в течение дня записывать в дневник слова песен, которые отражают мое настроение, — и так целую неделю.
— И какая же у тебя сейчас песня?
— «Каникулы» группы «Гоу-гоу». Ты ее знаешь? — спросила она.
Я пропел первую строчку:
— «Не могу перестать думать о тебе».
— Тебе она кажется дурацкой?
— Вовсе нет!
— А какая у тебя сейчас была бы песня?
Голос Холли смягчился, и я закрыл глаза, представляя, как она забралась под теплое белое одеяло и положила голову на голубую подушку с оборками.
— Гм… «Все перемешалось».
— Никогда такой не слышала, — сказала Холли.
— Это группа под названием «Триста одиннадцать».
— Ты хорошо разбираешься в музыке, да?
— Да, можно сказать, помешан на ней.
— А у меня очень своеобразный вкус. Иногда я даже стесняюсь сказать, что мне нравится, — призналась Холли.
— Например?
— Песня Билли Джоэла «Не спрашивай, почему».
Я пропел в трубку первую строчку из этой песни.
— Поверить не могу, что ты ее знаешь, — удивилась Холли.
— Я и на гитаре могу ее сыграть.
— Не может быть!
— Я не шучу. Как-нибудь покажу тебе.
— Круто!
Согласен, я не смог удержаться и немного схитрил. Я ведь знал, какая песня у Холли любимая, и в две тысячи девятом году разучил ее на гитаре, чтобы произвести впечатление.
Этим вечером я лег спать, впервые за долгое время чувствуя себя самим собой. Пусть Адам, который соображает гораздо лучше меня, разбирается с новой информацией, а я поступлю так, как он советовал, и не буду торопиться подводить отца к разговору.
Я по-прежнему заперт в этом странном чистилище, ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь поможет мне понять, что делать дальше.
Глава двадцатая
Воскресенье, 7 октября 2007 года
Я знаю, что должен на какое-то время прекратить прыжки во времени. Нельзя забывать, что в последний раз после прыжка несколько дней чувствовал себя совершенно разбитым, и поэтому обязательно должен прислушаться к совету Адама. Но сегодня утром я проснулся с мыслями о Кортни… о том что хотел бы исправить в наших отношениях… например, тот случай в седьмом классе. Поскольку мы были не только братом и сестрой, но и одноклассниками, я был в курсе всего, что происходило в ее жизни. Хотя многого предпочел бы не знать.
Например, что от нервов у нее случались проблемы с желудком. Каждый раз, когда мы писали тест или наша музыкальная группа проходила прослушивание, Кортни начинала портить воздух и постоянно бегала в туалет. Я видел, как она торопится в женскую комнату, и знал, в чем причина. И все же я никогда особо не задумывался и не обсуждал ни с кем поведение моей сестры, пока вдруг мой лучший друг, который был сильно и безответно влюблен в Кортни, не увидел, как она выбежала из зала прямо перед выступлением на Фестивале научных проектов. Он забеспокоился, не заболела ли она, а я, не задумываясь, выпалил: «Она в порядке. Просто не любит пукать в присутствии других людей».
Он ухмыльнулся и в ту же секунду я осознал, что натворил. Тогда я еще мог сказать, что солгал, и попытаться взять свои слова назад. Но я упустил эту возможность и лишь посмеялся вместе с ним. В итоге несколько недель после Фестиваля Кортни пришлось жить с прозвищем «пердунья». Это было ужасно.
Трудно поверить, но после всего, что произошло с нами, эта глупая шутка в средней школе все равно вызывает во мне чувство вины. Самое неприятное — я так и не признался сестре, что я сам случайно распустил этот слух. Мы никогда не говорили об этом. Как будто Кортни знала, что мне не хватит смелости заступиться за нее перед друзьями. Мне кажется, она все понимала. Но ей не следовало так плохо обо мне думать, а я не должен был быть таким трусом.
Я пытался отпереть входную дверь в «Аэротвистерс», но у меня так сильно кружилась голова, что я никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Отдохнув несколько недель на новой основной базе, я нарушил правила, установленные Адамом, и провел целых четыре часа в две тысячи третьем году с моей сестрой. И сейчас расплачивался за это. А ведь я планировал задержаться в прошлом всего на несколько минут, но не смог заставить себя вернуться. Адам также рекомендовал мне ежедневно заниматься спортом, чтобы немного окрепнуть и легче переносить побочные эффекты от прыжков во времени. Но, похоже, четырехчасовая экскурсия в прошлое уничтожила все, что дали мне три недели бега и подъема тяжестей. По крайней мере, так я себя сейчас чувствовал.
Дверь открылась как будто сама по себе, и я, спотыкаясь, вошел внутрь.
— Джексон, дружище, что случилось? — произнес знакомый голос. Это был Тоби.
— Все в порядке? Ты выглядишь очень… бледным, — откуда-то издалека прозвучал голос Холли.
Их лица закружились у меня перед глазами, а потом я зажмурился и провалился в пустоту.
— У тебя есть другие туфли, чтобы доехать до дома? — услышал я голос Тоби.
— Нет, но я могу вести машину босиком, — ответила ему Холли.
Я попробовал разлепить глаза, увидел серые шкафчики у стены и понял, что лежу на скамейке в служебной раздевалке.
— Смотрите, кто проснулся! Парень, ты много выпил вчера? — спросил Тоби.
— От него совсем не пахнет. Скорее всего, это грипп, который сейчас повсюду. Я сама болела две недели назад, и меня рвало каждые пятнадцать минут целых шесть часов.
— Что ж, раз ты пришел в себя, я поеду.
— Увидимся позже, Тоби, — сказала Холли.
Я почувствовал, что она положила мне на лоб мокрое полотенце.
— Какой сейчас год?
Холли рассмеялась и села на кушетку рядом со мной:
— Ты хотел спросить, который сейчас час?
— Да, и это тоже.
— Пять часов.
Я попытался сесть, но она снова уложила меня.
— Не нужно вставать, иначе опять упадешь, а я не такая сильная, как Тоби.
— Мне нужно работать.
— Мы обо всем позаботились.
— В самом деле? Не стоило…
— Ты должен был позвонить и сказать, что болен.
Нет, я должен был дождаться выходного дня, чтобы отправиться в прошлое.
— Да, ты права. Как я здесь оказался?
Холли улыбнулась и поправила полотенце у меня на лбу.
— Ты упал на Тоби, и он успел подхватить тебя, иначе ты бы ударился головой о пол. А потом, когда он поставил тебя на ноги, тебя вырвало мне на туфли.
Я закрыл руками лицо и застонал:
— Прости, пожалуйста.
— Ничего страшного. Я уже говорила, что со мной было то же самое. Ведь дети, которые приходят к нам в клуб, повсюду оставляют сопли, а вместе с ними и вирусы. И как нам не подцепить их?
— Какое счастье, что вы здесь оказались! Иначе я упал бы прямо на входе, и у меня на голове была бы огромная шишка.
Она рассмеялась и провела пальцами по моей руке. Я чуть не сошел с ума от ее легкого прикосновения. Мы уже три недели обменивались письмами по электронной почте: в основном они были ни о чем — обычные шутки или рассказы о помешанных на спортивных занятиях мамашах, с которыми Холли приходилось иметь дело, но я ни разу не видел ее за пределами клуба. Не могу сказать, что я действовал так намеренно, но слова Адама не шли у меня из головы. Я боялся оставаться с Холли наедине и завязывать какие-либо отношения помимо дружеских, как между коллегами по работе. Кроме того, Холли «ноль-ноль семь» было всего семнадцать, и в две тысячи девятом году я бы даже не подумал ухаживать за семнадцатилетней девушкой.
Ее пальцы нащупали мой шрам.
— Откуда он у тебя?
— Свалился с дерева, когда мне было шесть. — Я протянул руку и прикоснулся к ее лицу прямо под подбородком. — А у тебя откуда этот шрам?
— Упала с кухонного стола. Восемь швов. — Холли схватила мои пальцы и сжала их. — У тебя холодные руки, — сказала она и пристально посмотрела на меня.
Я знал этот взгляд, и мне хотелось, чтобы он длился как можно дольше. И все же я сомневался, стоит ли ей так смотреть на меня.
— Ты, наверное, уже готова идти домой.
— Да, последний праздник закончился час назад. Но как же ты? С тобой все будет в порядке? — забеспокоилась она.
