— Амелия!
— Что — Амелия? Рано утром она отбыла в Бат. Мэтью на двуколке отвез ее к Уилтонам.
— Она не поехала в Бат, она сбежала в Лондон! Вот, смотрите! — Она сует мне под нос книгу, раскрытую на странице, исписанной неровным быстрым почерком.
Я читаю, и в сердце моем разрастается ужас.
— Это я виновата, — с горечью говорит Софи. — Если я ее не спасу, ее репутация погибнет. Если мне удастся нанять экипаж, возможно, я сумею перехватить ее на одной из остановок. Но мне нужно выехать прямо сейчас.
— С другой стороны, виноват во всем я. Если бы я сразу открыл его сиятельству, кто вы такая, он бы выставил вас из дома и ничего этого не случилось бы.
Она бросает на меня испепеляющий взгляд:
— Очень любезно с вашей стороны так говорить.
— Я еду с вами. — Я открываю дверь на черную лестницу и кричу, чтобы готовили двуколку.
— Я и сама отлично справлюсь, — упирается она с подлинно ослиным упрямством.
— Нет, не справитесь. Я управляющий его сиятельства, и я не должен отпускать вас одну. Это неправильно.
— Вы ужасный кучер.
— А что, вы обращаетесь с лошадьми лучше?
— Если честно, да. Один из моих… один джентльмен меня научил.
— Не сомневаюсь. Ждите здесь.
Я велю мистеру Булмершу и его людям продолжать работу и объясняю, что меня вызывают по срочному делу, но я вернусь сегодня, если получится, или через день-другой. Потом я мчусь к себе домой и наспех бросаю в сумку кое-какие дорожные принадлежности. Вернувшись, я вижу, что Софи уже восседает в двуколке на козлах и держит вожжи прямо-таки профессионально, чему я, честно сказать, завидую. Я забрасываю саквояж назад, а сам взбираюсь на козлы и усаживаюсь рядом с Софи. Она щелкает языком, свистит кнут, и мы срываемся с места. Взлетают из-под колес брызги гравия.
Одному Богу известно, что произойдет в этом доме в мое отсутствие.
Дилижанс останавливается у гостиницы примерно в десяти милях от дома Шадов. Там нам Амелию не перехватить, потому что у нее фора как минимум в час, но с Божьей помощью на лошадях его сиятельства (лорд Шад часто ездит в Лондон, а потому держит по пути своих лошадей) мы наверстаем это время позже.
Понятное дело, в гостинице говорят, что дилижанс останавливался здесь вовремя, и конюх вспоминает хорошенькую юную леди, которая путешествовала одна. Мы меняем лошадь и несемся дальше. Мы почти не разговариваем, но спустя несколько миль Софи останавливает двуколку.
— Лошадь потеряла подкову. — Она спрыгивает вниз и осматривает левую переднюю ногу лошади.
— А как вы узнали?
Она странно на меня смотрит:
— По походке. — Она подвязывает поводья. — Мы потеряем еще больше времени, потому что надо ее подковать, а пока придется идти пешком.
Мы идем пешком в следующую деревню. От всей души надеюсь, что там будет кузница. Тут до меня доходит, что с Софи не все в порядке. Время от времени она кашляет и часто сморкается.
— Боюсь, вы заболели, миссис Марсден.
— Не извольте беспокоиться, сэр. — Она с отвращением смотрит на мокрый платок.
Я протягиваю ей свой, относительно чистый.
Мы идем дальше. Лошадь и Софи хромают (она стерла ногу). Мне кажется, что это длится уже несколько часов. Солнце уже висит низко, когда мы видим на горизонте дымок, свидетельствующий о том, что деревня близко. Прибываем мы туда на закате.
Кузница в деревне имеется, но выясняется, что кузнец уже ушел домой ужинать. Пивная, жалкое место с грязными окошками и ранним Посетителем, заснувшим прямо на бочонке снаружи, — единственное место, где можно переночевать. Хозяин сего заведения, очевидно, под впечатлением от нашего платья, провожает Софи в гостиную, единственное украшение которой — дохлые мухи на подоконнике, а я остаюсь договариваться о ночлеге для нас и нашей лошади.
Софи
— Что вы сказали? — спрашиваю я у Гарри с возмущением.
— У них здесь только одна комната. Разумеется, я сказал, что мы женаты. Ваша репутация…
— Моя репутация? Моя репутация в Аппер-Дангхилле, или как там называется эта дыра?! — Я чихаю, невольно прерывая собственную возмущенную речь.
— Если бы он подумал, что мы не женаты, он бы не пустил нас вовсе. Или запросил бы вдвое дороже.
Мы оба умолкаем: в гостиную входит официант, тощий, неряшливый человек, местами даже более грязный, чем салфетка, переброшенная через его руку, и спрашивает, закончили ли мы с ужином. Он бросает вопросительный взгляд на пожилую и явно недожаренную птицу и странные тушеные овощи, которыми здесь угощают.
— Принесите нам чаю, — говорит Гарри. — На этот раз, пожалуйста, заварите его кипятком и вымойте чашки в чистой воде, а не в той, в которой драили чугунки.
— Да, сэр. — Он уносит поднос, роняя капли подливки.
— Я не собираюсь спать с вами в одной постели, — выпаливаю я, как только официант уходит.
Гарри достает дорожный сундучок и раскрывает его. Внутри выстроилась маленькая армия пузырьков и бутылочек.
— У меня есть микстура от простуды, — заявляет он. — Или можете попробовать полечиться бренди.
— Наверняка местным бренди можно отравиться.
— Бренди — это бренди. Если оно окажется разбавленным, я откажусь платить по счету.
Когда возвращается официант с чаем, Гарри требует чистую салфетку и с величайшим тщанием протирает чашки и ложки. Молоко чуть подкисло, но так как я почти не чувствую вкуса, то маленькие белые хлопья в чашке меня совсем не волнуют.
Я отправляюсь спать, и горничная, особа без переднего зуба, с жидкой прядкой волос, выбившихся из-под чепца, поднимается наверх, чтобы помочь мне с корсетом. Кровать тут не очень большая, но в комнате едва хватает места для нее, нашего багажа и умывальника. Пусть Гарри спит на полу, если поместится, ха-ха. Я забираюсь в постель. У меня все болит, чувствую я себя ужасно, и мне снова нужен чистый платок. Мои лежат на дне саквояжа, но у меня нет сил их оттуда доставать.
— Миссис Марсден? — Гарри сует мне в руку носовой платок. — Мэм, сядьте, пожалуйста, я принес вам бренди. — Он ставит на умывальник сальную свечу. — Они постелили простыни, которые я привез?
— Должно быть, постельное белье чистое. — Я делаю большой глоток бренди. — Доброй ночи, Гарри.
Однако он почему-то не уходит. Я слышу, как он раздевается. Закрываю глаза.
— Я не стану спать вместе с вами, разве вы не можете лечь в гостиной?
— Лучше я буду спать с вами, чем с тем грязным официантом.
— Ах, как лестно это слышать. — Но я его прекрасно понимаю. Я двигаюсь на кровати и оказываюсь в опасной близости от края. — Надеюсь вы проявите себя как благородный человек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
