Ни дыхания.
А Мефодий где?
И Машка, решившись, спустилась.
– Мефодий! – позвала она его, но голос вдруг стал сиплым, слабым. А впереди мелькнула тень, мелькнула и замерла… незнакомка не убегала.
Она звала.
– Иду, – ответила ей Машка. И мысленно поклялась, что одна и носа из дома не покажет. А Галке про привидение рассказывать не стоит. Галка в привидения не верит, но на всякий случай отчитает Машку за неразумное поведение.
Тень вела. Она то позволяла приблизиться, то отступала, но ждала, пока Машка найдет дорогу. И тень держалась тропинки, пока не добралась до яблонь. Здесь туман был особенно густым. Машка чувствовала его прикосновение к лицу, влажные лапы с запахом тины. И поскрипывание деревьев на невидимом ветру пугало ее до дрожи. Сам туман…
– Мефодий, – окликнула она, не особо надеясь на ответ.
И тень замерла. Она стояла над чем-то темным, крупным. Но когда Машка приблизилась, женщина вновь исчезла, а вот человек остался.
Он лежал ничком, раскинув руки.
– Мефодий!
В первое мгновение Машка испугалась, что он умер. Она заставила себя прикоснуться к телу. Шея Мефодия была теплой, и пульс стучал быстро-быстро. И сам Мефодий заворочался, застонал.
– Лежи, пожалуйста, – попросила Машка, ощупывая голову, та была залита чем-то темным и липким. Когда Машка поднесла пальцы к глазам, то убедилась – кровь.
– Ты?
– Я. – Она не представляла, что делать дальше. Крови было много, но рана, которую удалось нащупать, не выглядела такой уж опасной.
Галка говорила, что раны на голове всегда сильно кровоточат. И еще их шить надо.
– Что ты здесь… – он все-таки сел и застонал, схватился за голову.
– Тебя ищу, – ответила Машка.
Младшенькая как-то, крутясь на стуле, свалилась и лоб расшибла. Крови тоже было море, и она плакала, когда лоб шили. А врач сказал, что ничего страшного, кость твердая.
Мысли были суетливыми и глупыми.
– Нашла?
Мефодий вытащил из кармана платок, крупный, клетчатый, и прижал к ране.
– Нашла, – согласилась Машка. Туман ее больше не пугал, а вот призрак… следовало рассказать о нем Мефодию? Или ей не поверят? – Кто тебя?
– Женщина в белом, – он поднялся на ноги и застонал. – Проклятье! Найду и… пошли отсюда.
Машка не стала возражать.
Голова болела.
Нет, голова раскалывалась и грозилась вот-вот рассыпаться на части. И надо же было попасться так глупо? Игра в прятки с призраком. И он явно материализовался, чтобы оприходовать Мефодия чем-то тяжелым. Хорошо, не убил…
К слову, а почему не убил?
Силы не рассчитал? Так ведь ничто не мешало добить. Или его спугнули? Но Машка утверждает, что отправилась искать его не сразу, следовательно, у призрака имелась минута-другая.
Или он решил, что Мефодий мертв?
Или испугался, что убийство будут расследовать? Мог бы устроить очередной несчастный случай: заблудился в тумане, споткнулся, упал – и головой о камень…
Голова отказывалась выдавать мысли хоть сколь бы то ни было ценные. А все туман. Сразу следовало вернуться домой! И уж точно не стоило рассчитывать на то, что она попадется. Но ведь Мефодий слышал и голос, и смех, и саму незнакомку видел, близкую, манящую. Она была уверена в своей неуловимости, и он принял вызов.
Дурень!
Пошел. Позволил себя привести. А потом кто-то… кто?
Сзади подошли бесшумно. И Мефодий только успел понять, что за спиной кто-то стоит, он и поворачиваться начал, но не успел. Удар он помнит. Боль помнит, вспышку яркую перед глазами – и все.
Кто это был?
Грета дремала в холле, в том кресле, в котором Мефодий ее оставил. В нем она и оставалась? Или же, вернувшись с прогулки, убедившись, что в холле никого нет, сама себе устроила алиби?
А ведь она босиком. Куда подевались туфельки?
Спросить?
Притворится пьяной, не понимающей вопроса. Или просто пошлет подальше и гордо к себе удалится. А с остальными что?
– Идем, – велел Мефодий, и Машка вздохнула.
К слову, и она ведь могла…
Красивая девочка с голубыми очами. Пошла следом за Мефодием, и… нет, Машка острова не знает и в тумане точно заблудилась бы.
Софья сидела у себя. Кресло-качалка, водяной камин с имитацией огня, корзинка на коленях, спицы в руках. Спицы мелькают, подпрыгивает клубочек в корзинке.
– Что-то случилось, Феденька? – совершенно спокойным тоном поинтересовалась Софья и вязание отложила. – У тебя такой вид… тебе плохо?
Хорошо. Просто чудо, до чего хорошо! Вот только голова вот-вот развалится.
– Ты упал, да?
В Софьиной комнате пахнет духами, но не цветочными, какими-то дешевыми, из тех, что продаются на разлив. А со стен ее комнаты смотрят на Мефодия котята и гаденыш.
– Гришка где?
– Погулять вышел, – ответила Софья, прижимая ладонь к груди. А волнение-то показное. Ей или глубоко плевать на то, что произошло с Мефодием, или же она сама причастна. – А ты упал, да? Или…
Взгляд ее метнулся и остановился на Машке. Схлынула кровь, и Софья побледнела.
– Вы… снова?
Она подскочила к Мефодию и, вцепившись коготками в свитер, дернула:
– Если ты тронул моего сына…
А вот эта злость уже не была притворной. Софья и вправду волновалась за гаденыша… а он, значит, погулять вышел… вовремя как…
– Успокойся, – Мефодий стряхнул ее руку. – Туман случился. Вот и проверяю, все ли дома.
– Туман? – переспросила она.
Дешевая пудра облетела, помада стерлась, но как-то неравномерно, отчего Софьины губы казались пятнистыми. А вот лиловые румяна держались хорошо. И щеки Софьи пунцовели.
Некрасивая.
Вокруг Кирилла столько женщин крутилось, а он выбрал именно эту!
– Туман, – Мефодий поморщился и потрогал затылок. Волосы были влажными, слипшимися. – С берега поднялся и густой такой, что в шаге уже ничего не видать.
А гаденыш остров знает… и с него станется сыграть в прятки.
Осталась Стася.
И хорошо ведь Машка подметила! Тихая мышка, беспроблемный человек, вроде и есть, но в то же время присутствие его необременительно, а потому незаметно. Но ведь как-то же она попала в дом!
Стася сидела на кровати, завернувшись в банный халат. На голове ее возвышался тюрбан из махрового полотенца, в руках она держала пилочку, а перед нею выстроились в ряд склянки с лаком.
– Извини, что побеспокоил, – картина была столь мирной, что Мефодию стало неловко за свое вторжение в эту комнату.
– Ничего страшного, – спокойно ответила Стася, откладывая пилочку. – Я все равно ненавижу маникюр… по-моему, пустое убийство времени.
– Тогда зачем?
А ведь не так уж сложно создать сцену. Снять одежду, накинуть халат, забраться в кровать… да и времени у нее имелось с избытком.
– Надо же чем-то заняться.
Скучно? На скуку жаловались все, но никто не спешил уехать на большую землю. Стася никогда не просила денег, но это не значит, что деньги ей вовсе не нужны. Кирилл открыл счет на ее имя… и суммы переводил приличные.
Почему?
– Стася, – Мефодий придержал рукой голову. – Ты не могла бы вечером ко мне заглянуть? Поговорить надо.
Вдруг да расскажет что-либо полезное? Не на призраков же она охотится, в самом деле!
– Хорошо, – Стася вновь взялась за пилочку.
Разбитую голову она словно и не заметила. Или и вправду не заметила.
– Мефодий, – подала голос Машка, до того следовавшая за ним по пятам тихо, покорно. – Рану надо обработать.
– А ты умеешь?
Она усмехнулась:
– У меня племянник и племянница. Оба с характером и жаждой приключений. Так что… да, умею. Нужна вода, перекись и зеленка.
– Жечься будет.
– Будет, – совершенно серьезно ответила она.
Машка сама вымывала грязь из волос, стараясь действовать осторожно, но даже легкие прикосновения ее пальчиков причиняли боль. Мефодий стиснул зубы – он-то взрослый, способен потерпеть несколько минут.
– Лучше всего было бы зашить, – сказала Машка. – Раны на голове всегда шьются, но шить я не возьмусь.
– И не надо. Само затянется.
На ощупь ссадина была крохотной. Подумаешь, немного кожи ободрал!
– И как тебе они?
Мефодий прижал к ране, которая вновь стала кровоточить, подушечку из бинта.
– Подозрительно, – честно ответила Машка. – Причем я не могу сказать, кто из них более подозрителен, чем остальные… они как-то все…
Точно. Все. Но гаденыш… он вышел погулять… и наверняка следил за Мефодием издали. А когда случился туман, не отказал себе в удовольствии сыграть шутку. И по голове дал, отключил, но не убил… похоже на месть? Вполне.
– Спасибо, – свои догадки Мефодий оставил при себе и, коснувшись раскрытой Машкиной ладони, произнес: – Иди к себе. Отдохни…
– А ты?
– И я лягу.
Ночи все равно без сна, так, может, сейчас, когда за окнами бело из-за тумана, Мефодий сможет хотя бы немного поспать?!
Как ни странно, но стоило голове коснуться подушки, и он отключился. Сон был тяжелым, муторным, но что именно ему снилось, Мефодий по пробуждении припомнить не мог. Остался мерзкий привкус на языке и ощущение близкой беды. Часы показывали начало седьмого. И значит, проспал он почти три часа. Много… Мефодий забрался в душ, и вода принесла долгожданное облегчение. К ужину он спускался в настроении если не превосходном, то уж точно приподнятом, которое не исчезло при виде семейства.
