отвратительное? Она заслуживает того, чтобы кто-нибудь отвел ее в элегантное место, а еще лучше — приготовил для нее. Она заслуживает большего, чем отвратительная холодная пицца на ужин.
А что касается предположения, что у нее слишком большая задница… просто нет. Я не могу оторвать глаз от ее идеальных пропорций с тех пор, как мы познакомились. Я бы все отдал, чтобы погладить ее великолепный зад, даже если бы я считал себя придурком. Я не могу, черт возьми, сдержаться.
Она все еще смотрит на меня, а пицца с каждой секундой выглядит все менее аппетитно. Она была не в духе всю неделю, с тех пор как мы поссорились во дворе, но, черт возьми, ей повезло, что я был рядом — она могла серьезно пострадать.
Я вспоминаю, как я держал ее на руках в саду, как мягко ее волосы прижимались к моему плечу, как она на мгновение прижалась ко мне, словно я был ее безопасным пространством. А когда я увидел, что ей больно, мое сердце бешено заколотилось. Я не стал раздумывать, а просто понял, что должен позаботиться о ней. Только когда мы сидели на ее кровати, так близко, что я мог вдыхать ее сладкий ванильный аромат, а ее рука лежала в моей, пока я очищал порез, я понял, какую ошибку совершил. Достаточно было сделать несколько шагов, и ее рот оказался бы на моем. Боже, как я этого хотел.
Я почувствовал облегчение от того, что она избегала меня весь оставшийся день и, похоже, вернулась к раздражению на всю оставшуюся неделю. Лучше, когда мы спорим, хотя иногда я представляю, каково это — затащить ее к себе на колени и хорошенько отшлепать, когда она использует этот умный рот на мне. Интересно, понравится ли ей это?
А может, она сочтет меня полным извращенцем.
Я качаю головой, испытывая отвращение к самому себе. Что, черт возьми, сказал бы Рич, если бы узнал, что я думаю такие вещи о его дочери? Да что со мной такое?
Я возвращаю свое внимание к Вайолет, нависшей над коробкой с пиццей. Может, нам и лучше быть на расстоянии друг от друга, но это не значит, что я позволю ей есть эту дрянь на ужин. Сейчас я искренне беспокоюсь о ее здоровье. Я думаю о том, что Рич просил меня присматривать за ней, и задаюсь вопросом, знает ли он, как много она работает и как мало заботится о себе. Если она не хочет этого делать, придется кому-то другому.
И хотя это противоречит моему здравому смыслу, часть меня хочет, чтобы этим кем-то был я.
Я вздыхаю.
— Нет, Вайолет. Я просто думаю, что ты заслуживаешь того, чтобы поесть что-нибудь повкуснее, вот и все. — Я отправляю коробку с пиццей в мусорное ведро, прежде чем она успевает запротестовать, а затем жестом указываю на лестницу. — Переоденься. Я знаю одно место.
Она поднимает руки к бедрам.
— Я не могу выйти прямо сейчас. Мне нужно работать.
— Работа может подождать. — Она открывает рот, чтобы возразить, и я добавляю: — Вайолет, сейчас лето. Ты молода, — я чуть не сказал "красива", но вовремя себя остановил, — одинока… и ты решила провести этот потрясающий вечер с ноутбуком и холодной пиццей.
Она кривит губы, обдумывая сказанное. — Ты говоришь об этом так грустно.
Я бросаю на нее взгляд, который говорит, что это и есть грустно.
— Ну и ладно.
Она дуется и уходит вниз переодеваться, а я усмехаюсь про себя. По крайней мере, сегодня у нее будет нормальная еда.
Вайолет появляется в гостиной через тридцать минут в красивом белом платье со свободными рукавами, низким вырезом и подолом до середины бедра. На ней те же босоножки на танкетке, что и в день нашей встречи, а ноги длинные и стройные. Не буду врать, мой член дергается при виде ее, от того, как она выглядит одновременно невинно и сексуально. Я не замечаю, что пялюсь, пока она не перекладывает свой вес с одной ноги на другую и неловко смеется.
— Все нормально? Я не знаю, куда мы идем, так что…
Я отрываю от нее взгляд и тянусь за бумажником. Пригласить ее куда-нибудь — ужасная идея. О чем, черт возьми, я думаю?
Тебе нужно успокоиться, мать твою.
— Да, — бормочу я. — Все в порядке.
Даже лучше, чем нормально — оно великолепно, и я хочу сорвать его с нее.
Все будет хорошо, пытаюсь я сказать себе. Пока ты на людях, пока ты не один, все будет хорошо. Ты сможешь контролировать себя. Ты же не животное.
Мы выходим в яркий летний вечер, воздух все еще горячий и липкий от долгого дня. Место, куда я ее отвезу, находится всего в нескольких кварталах от нас, на Монтегю-стрит, поэтому мы идем пешком. Когда мы пересекаем улицы Бруклин-Хайтс, я вспоминаю день нашего знакомства, день, когда я почти пригласил ее на ужин. Мне приходит в голову, что технически я приглашаю ее на ужин, но совсем при других обстоятельствах. Даже если мне хочется, чтобы вечер закончился так же, как и свидание.
Мы доходим до ресторана средиземноморской кухни, и я приостанавливаюсь, чтобы убедиться, что Вайолет не против такого выбора. Она переводит взгляд со столов и стульев, выстроившихся на тротуаре, на меня, и улыбка появляется на ее губах в ответ.
Клянусь, эта улыбка меня убьет.
Мы находим столик на улице, где можем наслаждаться теплым вечерним воздухом, и оба чувствуем себя немного неловко и неуверенно. Я хочу, чтобы она перестала беспокоиться о работе и расслабилась. Она заслужила вечер отдыха.
— Ты так добр ко мне, — пробормотала Вайолет, когда я пододвинул ей стул.
Хм. Может, мне стоит перестать вести себя так, будто я на свидании?
Интересно, не проносится ли в ее голове та же мысль — что это похоже на свидание, которого у нас так и не было. Наверное, нет, ведь я с самого начала отрицал тот факт, что собирался пригласить ее на свидание.
И все же. Она не дура.
Я сажусь на стул напротив, игнорируя ее комментарий, когда достаю меню. — Что ты хочешь?
Она молча изучает меню, и на секунду я задумываюсь, не было ли это место неудачным выбором. Но потом она смотрит на меня широкими, возбужденными глазами.
— Все выглядит так вкусно.
Мой рот растягивается в ухмылке, прежде чем я успеваю ее остановить. — Действительно хорошо. Давай возьмем кучу всего.
— Хорошо, — соглашается она, ухмыляясь в ответ. Сколько бы я ни твердил себе,
