чтобы мы все делали по правилам, почему ее так волнует его одобрение ее работы. Это многое объясняет, но я бы никогда не узнал о ее неопытности, если бы она не сказала мне. Я мог бы усомниться в ее знаниях, когда речь шла о самом доме, но не в других вещах.
— Я тесно сотрудничала с Деб, — добавляет она, избегая моего взгляда. — Она была моим начальником на прошлой работе. Я многому у нее научилась. Но, да… это мой первый проект.
Я осушаю свое пиво.
— Ну и что? Я думаю, ты отлично справляешься. Я знаю, что был строг к тебе с самого начала, и… — я сморщился — я сожалею об этом, но, действительно, ты убиваешь это. Все работает как часы. Такого почти никогда не бывает в подобных проектах, и я думаю, это потому, что ты хороша в своем деле. Даже ребята так говорят.
При этих словах ее рот тронула улыбка. — Правда?
Я киваю, и она вздыхает, ее улыбка исчезает.
— Ну, это не отменяет того факта, что папа дал мне эту работу под ложным предлогом. Что последние четыре года он думал обо мне то, что не соответствует действительности.
Я кручу в руках пустую бутылку из-под пива. — Почему ты не сказала ему правду? спрашиваю я, хотя знаю ответ.
— Сначала это было недоразумение, но потом он стал таким гордым, и… — Она гримасничает. — Я не могла позволить себе подвести его. Только не снова.
Я киваю, понимая. Я знаю, каково это — подводить людей, которых любишь.
Она выпрямляется.
— В любом случае. Вот почему так важно, чтобы этот проект был успешным. Я просто хочу сделать то, что заставит папу гордиться мной, а меня — собой.
Все во мне смягчается при этом замечании. Мы неделями спорили, не соглашались, в общем, просто не ладили, и все из-за меня. Я сделал этот проект для нее гораздо сложнее, чем нужно, и ради чего? Потому что я не доверяю себе, чтобы не действовать в соответствии со своими чувствами к ней? Я сделал свое влечение ее проблемой, вместо того чтобы справиться с ней самому. Я больше не могу так поступать — не сейчас, когда я знаю, что это значит для нее. Не тогда, когда она доверяет мне настолько, что делится этим со мной, когда я вижу, как она старается.
Не тогда, когда я вижу, что стоит на кону.
16
Вайолет
Кайл смотрит на меня через стол, и в его взгляде сквозит сострадание. Я никому не рассказывала о том, что произошло в классе в тот день, и мне интересно, как он узнал, что это был приступ паники.
А вот чего он не знает, так это того, что ее вызвало.
Дело в том, что он папин друг. Я не хочу говорить ничего такого, что заставило бы его плохо думать о папе, потому что знаю, что папа в этом не виноват. Конечно, он много работал и у него никогда не было времени на меня в детстве, и да, он нарушил несколько обещаний, данных мне в детстве, но это не значит, что он делал это специально. Его работа была важна — я поняла это много лет спустя.
Но тогда мне это не помогло.
Воспоминания нахлынули без приглашения, и я зажмурила глаза. Это был выпускной класс средней школы, и я сыграла важную роль в том, что наша команда по дебатам попала на региональный чемпионат. Папа был в восторге, когда я ему рассказала. Он был очень успешным адвокатом, предъявлявшим высокие требования к своей единственной дочери, и даже нашел время, чтобы помочь мне подготовиться к дебатам. Мы провели целую неделю поздними вечерами, изучая возможные темы, придумывая аргументы и репетируя опровержения. Это было самое большое время, которое мы когда-либо проводили вместе, и я никогда не чувствовала себя такой близкой к отцу, как в ту неделю. Когда он пообещал, что будет поддерживать меня в ответственный день, я знала, что он меня не подведет.
В день дебатов я по понятным причинам нервничала. На сцене было так жарко, а мой товарищ по команде Найваша все утро подрывал меня. Мы никогда не ладили, но я знала, что общение с трудными людьми — важный аспект юриспруденции, которой я планировала заниматься, поэтому старалась относиться к этому как к хорошей практике.
Рэнди открыл дебаты, и его уверенный тон ничуть не успокоил мои нервы, пока я осматривала толпу в поисках папы. Мама была там, в нескольких рядах, ее лицо растянулось в гордой ухмылке, но она была одна. Я уверила себя, что папа, скорее всего, опаздывает, и до моего заключительного слова еще много времени.
Не знаю, что именно в тот день показалось мне таким важным. Как будто все в моей жизни вело к этому моменту, и папа должен был быть там. Он должен был.
Во время дебатов я старалась сосредоточиться, не сводя глаз с двери в аудиторию. Мои руки вспотели, а рубашка прилипла ко мне под горячим светом сцены. Все произошло так быстро — слишком быстро, — а потом настала моя очередь завершить наш спор и принести его домой. У меня это хорошо получалось — я делала это уже десятки раз, — но сегодня мой пульс был неровным, грудь напряженной, и я чувствовала, что не могу сделать достаточно глубокий вдох.
Он обещал, подумала я, уставившись в свои блокноты, а затем снова обвела взглядом зал. Он сказал, что будет здесь.
Больше не было времени ждать. Все смотрели на меня с ожиданием, а мой отец собирался пропустить это событие. Мой самый гордый момент.
Но это был не самый гордый момент — отнюдь. Я с трудом выговаривала слова, а когда дверь в аудиторию распахнулась, я замерла на полуслове, отчаянно молясь, чтобы это был папа.
Но его не было. Разочарование, которое я испытала, было настолько сильным, что, когда я посмотрела на свои записные книжки, они расплылись сквозь слезы.
Не знаю, как мне удалось вымолвить оставшиеся слова, но я это сделала. Я проговорил свои заключительные комментарии, но сделала это так плохо, что мы проиграли дебаты.
Я до сих пор помню язвительный взгляд, который бросила на меня Найваша, когда объявили, что победителями стала другая команда. Удивительно, что я не превратилась в пепел на месте.
Когда мама нашла меня после дебатов, она обняла меня, сияя. — Ты отлично справилась, дорогая!
Я не могла понять, искренне
