— Не на вечеринку, — трагическим тоном начала я.
— Вот выпей, — Лира сунула мне кружку. — Я спать, так устала. Все-таки любовь — ужасно утомительная штука.
Глотая мерзко пахнущий раствор, я злилась: любовь у нее! Тут человек умирает, а у нее любовь. Ну ладно, вот умру и вы все поплачете.
Я суеверна. Поэтому утром (Лира убежала рано-рано, быстро положив мне руку на лоб и отмахнувшись от разговоров) я задумалась о новом способе самоубийства — раз отравиться не получилось, значит не судьба. Нужно… нужно… о! Вены порезать.
Пошатываясь от слабости — вечернее приключение давало о себе знать, я поплелась в оружейную лавку знакомого гнома.
— Ульрих, дай мне, пожалуйста, самый острый нож.
— Зачем? — полюбопытствовал гном, доставая нечто кривое и ржавое.
— Надо.
— Убить кого хочешь? Вот, орочий ятаган, самое оно.
— Я не в настроении шутить, — сказала я. — Мне нужен самый острый нож.
— Хорошо, хорошо, — гном достал нож. — Такой подойдет?
С умным видом я бросила на нож платок.
— Нет, мне чтоб платок разрезал.
— Мне не жалко. Но у тебя денег не хватит.
— Хватит, хватит, — я уже смирилась с тем, что красивая смерть — предприятие не из дешевых.
— Отто на меня обидится, — пробурчал Ульрих.
— А ты не дери с меня три шкуры, — посоветовала я.
— Как же можно! — поразился торговец.
Я вышла из магазина с «Осой» — любимым ножом наемных убийц. Назрела необходимость писать завещание, чтобы ножик не достался не в те руки. Сколько хлопот со смертью!
Дома я переоделась, распустила волосы и занесла нож над рукой. Нет, заляпаю кровью все платье. Переоделась в старую одежду. Занесла нож над рукой…
Порезать себя оказалось занятием тяжелым. Я трусишка, крови и боли боюсь. Поэтому я завернула нарядную одежду в сумку и пошла искать собственного убийцу.
— Входите! — проревел Ряк в ответ на мой робкий стук в дверь.
— Ола? — он вытаращил глаза. — Вот кого не думал у себя увидеть.
— А вот, — сказала я, оглядываясь.
Обстановка в комнате наводила на мысль о том, что тут не убиралось с того момента, когда Ряк был первокурсником (а это было очень, очень много лет назад).
— Ты убивал? — перешла я к делу.
— Ну конечно, я же боевой маг! — хозяин комнаты гордо приосанился. — А что?
— Убей меня, — я протянула ему нож. — Только быстро и не больно.
— Ты что, девка, дура? — Ряк захлопал глазами.
— Нет, я серьезно. А потом переоденешь в эти шмотки, только аккуратно.
Парень потрусил головой и попросил:
— Еще раз, только медленно.
— У-бе-й ме-ня, — повторила я.
— А что на это твой некромант скажет?
— Он не мой некромант! — разозлилась я. — Бери нож!
— Он меня убьет, только не быстро и не безболезненно.
— Он не имеет к моей жизни никакого отношения, — я тыкала ножом в грудь Ряху. — Убивай!! Я тебе два золотых дам.
— А потом оживит и будет издеваться, — развил мысль парень и совсем запечалился.
— Да ничего он тебе не сделает. Ему все равно!
— Главное не то, что ты думаешь, а что он, — Рях потянул меня к выходу.
— Три золотых! Четыре! Десять! — перед моим носом захлопнулась дверь. Я пнула ее ногой. — Ненавижу всех!
Половину утра я потратила на возвращение «осы» Ульриху. Жадный гном не хотел принимать товар обратно, утверждая, что нож «не так выглядит».
— Зарежу, — пообещала я. — Я сейчас в таком состоянии, что зарежу.
— Я буду жаловаться в лигу оружейников, — заявил торговец.
— Жаловаться? Ты уже не сможешь жаловаться! Отдавай деньги!
— Грабят, — пискнул Ульрих, выкладывая на прилавок монеты.
— Десяти серебряных не хватает!
— Это за моральный ущерб. Ты же мне угрожала. Это очень повредила моему моральному здоровью!
Я поняла, что за эти деньги гном будет стоять до последнего, плюнула и, в мрачной решимости, пошла на рынок.
— Дайте мне веревку. Самую прочную. Чтоб в узел завязывалась хорошо.
— Две серебрушки.
Я вздохнула. Оказывается, дешевое и верное решение было под носом, а я столько времени (и денег!) потратила зря.
— Помягче веревку, ладно? Научите меня, пожалуйста, завязывать скользящий узел.
— Повеситься хотите? — пошутил молодой торговец.
— Да.
Улыбка парня увяла.
— Вы серьезно? Ну зачем же так!
— Есть причины.
— Ну и какие же?
— Я живу не правильно. Меня никто не любит и я никому не нужна!
— Давайте, я вас полюблю? Вот прям сейчас, у меня и домик тут неподалеку.
Я мрачно посмотрела на торговца. Тут вопрос жизни и смерти, а он! Про собственное удовольствие думает!
— Я простыни чистые постелю… Вы не думайте, что я бедный, веревками тут торгую. У меня есть простыни иностранные, шелковые! Контрабандные!
Искушение поваляться на шелковых контрабандных простынях было велико. Говорят, что ощущения незабываемые! Я поймала себя на том, что внимательным взглядом изучаю фигуру парня и с трудом вернула себя к поставленной цели.
— Нет, спасибо. Я пойду.
— Жаль, конечно. Ну, раз так. Вам еще табуретка понадобится, — сказал торговец, вскакивая. — У меня есть, вот. Уступлю за двадцать серебрушек.
— Она старая и некрасивая, — оценила я.
— А зачем новая? Для вашей цели и такая пойдет. Главное — легкая. Вы же не прям тут это делать будете. И кусочек мыла. Всего один медячок. Узел лучше будет скользить.
Я махнула рукой и забрала и табуретку, и мыло.
В обнимку с табуреткой я бродила по берегу речушки в Гае Влюбленных. Мысль о том, что умирать надо красиво, не давала мне покоя. Я хотела висеть на берегу речки, просматриваясь со всех сторон. И чтоб ивы печально шелестели листьями… Стоп, какими листьями. Зима же. Может, отложить это дело до весны? А, грязь будет. Лучше сейчас. Наконец, мне надоело таскать за собой табуретку, которая с каждым шагом становилась все тяжелее. Да и ноги в туфельках замерзли. Я передохнула немного и полезла привязывать веревку к ветке.
Старая табуретка под ногами угрожающе скрипела.
«Как бы не упасть да шею не свернуть» — подумалось.
Я выбрала ветку потолще, чтобы избежать всяких случайностей, но привязать веревку оказалось делом трудным — в рукавичках неудобно, а без них пальцы мерзли и отказывались гнуться. Наконец, дело сделано. О, нет! Тщательно завязанный скользящий узел оказался на уровне пупка. Да что же это такое!
Я села на табуретку и немного поплакала. Какая же я несчастная! Даже веревку для повешения не могу нормально привязать. Слезы оставили на щеках две жгучие дорожки. Полезла опять, веревку развязывать. И завязывать. Упрела вся, расстегнула шубку. Так, теперь надо сказать Последнее слово.
— Мир! Ты был жесток ко мне! — эх, жаль, никто не слышит! — Ты подкладывал мне на жизненном пути всякие гадости. Я несчастная, никому не нужная неудачница! Вот сейчас умру и все поймут, как я им была дорога!
Слова исчерпались. Ноги в туфлях окончательно окоченели. Я взмахнула рукой, оттолкнула табуретку. Горло моментально больно сдавила веревка. Я еще успела услышать, как с сухим треском сломалась моя шея…
Что я вам скажу? Путешествие в мир Иной довольно болезненно. Спина ужасно ныла. Шея ныла. В голове звенело. Вокруг была тишина. Я помедлила открывать глаза, боясь, что увижу перед собой Ешку, который с довольным видом сообщит, что за свои деяния при жизни я заслужила только преисподнюю. Наконец, решившись, я открыла глаза и увидела две физиономии — гладко выбритую и лохмато-бородатую.
— И что теперь? — спросила лохмато-бородатая физиономия.
— Добьем, — предложила гладко выбритая.
Нет, я явно не на Небесах! Если на счет Отто я не уверена, то Ирга точно туда попасть не может.
— Где болит? — спросил Отто.
— Я что?… — прохрипела я. Горло больно саднило и говорить было тяжело.
— Пыталась покончить жизнь самоубийством, — спокойно сказал Ирга. — Не получилось.
Я открыла рот.
— Ветка сломалась, — сказал Отто. — Придумала тоже, на обледеневшей ветке вешаться.
— И вообще, придумала — вешаться! — я поняла, что спокойствие было обманчивым. На самом деле, его голубые глаза метали молнии, кулаки были судорожно сжаты. — Что тебе на этот раз стукнуло в голову?
Я попробовала пожать плечами, говорить не хотелось.
— Давай ее поднимать, а то она тут совсем замерзнет, — сказал полугном. — Потом будешь ругаться.
Я застонала. Спина болела ужасно.
— Конечно, болит. Еще бы, на землю рухнуть копчиком. Хорошо, что шуба удар смягчила, — ворчал Отто, помогая мне встать.
— Вы все видели? — прошептала я.
— Видели, — кивнул друг. — Ряк примчался к Ирге и сказал, что ты просила его убить. Пока туда-сюда, пока тебя нашли. А потом Ирга предложил посмотреть, что будет.
— Вам было все равно, — обреченно сказала я.
