собой, чтобы чувствовать тебя на себе.
Он сорвал с меня всю одежду и опрокинул на кровать. Я точно помню, как противно скрипнули пружины. Помню, как щелкнула пуговица на его штанах. Никогда не забуду, как я съежилась в комочек, прижимая колени к животу и прикрывая руками голую грудь.
Где была мама?.. Он ударил ее в висок чашкой от кофе. Пока она лежит на кухне без сознания, истекает кровью, но когда придет в себя и обнаружит меня голую в их постели, когда увидит, что со мной сделало это чудовище, она убьет его. Но пока меня некому защитить.
Аспен, он никогда меня раньше не трогал. Не в этом смысле. Он избивал меня и маму до крови; душил до посинения, так, что на его руках выпирали вены и дрожали от напряжения щеки.
Это не длилось бесконечно – однажды мы с мамой все-таки сбежали. Мы были счастливы целых два дня. Но отец поднял на уши полицию, и когда нас нашли, он обвинил маму в похищении. Ты представляешь? Но это было до тебя.
Он клялся, что больше никогда не поднимет на нас руку. Но он лгал. Он солгал, потому что он был внутри меня. Там, где твое место, Аспен. И когда он терся о мое тело своим мерзким брюхом, он произносил твое имя. Он спрашивал, так ли ты хорош, как он.
Я хочу умереть, но не могу.
Я хочу убить его, но не могу.
Я хочу увидеть тебя.
Но я не могу больше.
* * *
Осень 2013
Вернувшись в Эттон-Крик, Кира Джеймис-Ллойд вдруг с удивлением обнаружила, что здесь ничего не изменилось: все те же замкнутые люди с отстраненными лицами и в темных одеждах, горы и окутанные туманом деревья, затянутое облаками небо…
Как Кира и мечтала, она похудела и загорела. Но она стала уродливой. Настоящей уродиной в красивой одежде, с красивыми волосами и стройной талией. Уродливая и мерзкая.
Она не сразу вернулась к Аспену.
Несколько дней она слонялась по своей квартире, пугаясь каждой тени, прислушиваясь к каждому шороху. Ей повсюду мерещился отец. Он ходил в квартире наверху. Он стучал в дверь ванной комнаты, когда она принимала душ. Ломился во входную дверь. Трогал ее нижнее белье. Трогал ее.
Тогда Кира не выдержала и вернулась к Аспену.
Она собрала все самое необходимое в дебильный розовый рюкзачок из прошлой жизни и, будто попрошайка с улицы, слабо постучалась в дверь его квартиры.
Его не будет дома.
Он на работе.
Или в университете, потому что наступил сентябрь.
А вдруг он не узнает ее?
Кира изменилась. Теперь она уродина.
Но тут дверь распахнулась, и все мысли пропали, сомнения отступили на задний план, сердце оборвалось.
– Кира! – воскликнул Аспен, бросаясь к ней с объятиями. Он первый пришел в себя. Узнал ее. Не увидел ее уродства, увидел лишь девушку, которую целых полтора месяца хотел обнять, прижать к себе, вдохнуть ее запах, вобрать в себя без остатка.
– Наконец-то! – Кира с трудом разобрала его шепот. – Я так соскучился, чуть с ума не сошел! Наконец-то ты вернулась. От тебя пахнет солнцем.
Кира шарахнулась от Аспена, стоило ему заговорить о ее запахе.
Пахнет солнцем? Она не пахнет солнцем, она воняет его потом, его выделениями, его смрадным дыханием. Киру затошнило.
– Ты побледнела, – пробормотал Аспен. Озабоченный ее плохим состоянием, он приобнял ее за плечи и провел в квартиру. Поставил на тумбочку в прихожей ее рюкзачок. – Наверное, устала после дороги?
– Можно я останусь у тебя?
Кира не узнала свой голос – испуганный, мерзкий. Она стала попрошайкой, которая клянчит питье и еду. Грязная оборванка.
– Эй… – Аспен взял ее за плечи, приподнял подбородок и посмотрел в лицо – Кира сквозь слезы с трудом видела его, но, судя по голосу, Аспен был не на шутку встревожен. – Ты устала? Ты голодна? Может, замерзла? Набрать ванну?
– Я просто соскучилась, – просипела она, оборвав поток его бесполезных вопросов.
Кира прижалась к его родному телу, обхватила руками его талию и крепко сжала. От удивления Аспен напрягся, но быстро оттаял и ответил на объятия.
– Я люблю тебя, Аспен, – шепнула она ему в грудь, а затем приподнялась на носочках и впилась в его губы яростным поцелуем. Она вложила в свой напор все – гнев и обиду на отца, разочарование в нем, жалость к себе, желание быть с Аспеном целиком и полностью, невозможность рассказать ему правду.
Он отстранился первый.
– Мы еще порог не переступили. Я тоже тебя люблю, но, думаю, тебе стоит войти внутрь и… выпить чаю. Или воды. Остудиться.
– Ты боишься меня?
– Что? – изумился он, вскинув брови. Подождав пару секунд, но так и не дождавшись объяснений, Аспен решил, что Кира пошутила.
– Это ты должна меня бояться. Я сильнее и крепче. – Он легонько стиснул ладони на ее талии, а затем забрался под ее черный свитер с кружевными вставками. Кончики пальцев едва коснулись ее лифчика, и тут Кира вывернулась из его объятий.
– Да, ты прав, мне стоит выпить чего-нибудь. У тебя есть пиво? Или что-нибудь покрепче?
* * *
Аспен посмотрел ей вслед долгим взглядом, чуть нахмурившись. Внешне это та же Кира: высокая, с подтянутой фигурой и крепкими мышцами. Ее волосы собраны в высокий опрятный хвост, глаза сверкают и губы все так же притягательны. Несмотря на то, что это была она, Аспен чувствовал, что в ней что-то неуловимо изменилось.
Может, ему все мерещится? Он давно ее не видел. Чертовски скучал. Много дней тоски, ночных кошмаров, много работы в автомастерской, много учебы. Сьюзен и Скалларк, как могли, пытались его отвлечь, но даже они заметили: Аспен без Киры будто неполноценный человек.
Теперь она вернулась. Идет привычной походкой по узкому коридору его темной квартиры. Исчезла из виду. Гремит посудой – ищет кружку. Или выпивку.
Кира изменилась.
Раньше она не пила. Раньше она не плакала. Раньше не вырывалась из его объятий.
Встревожившись, Аспен бросил взгляд на ее рюкзачок, затем неспешно пошел на кухню, боясь увидеть страшное. Но Кира поставила на плиту чайник и приготовила две кружки.
– Кофе, – объяснила она, почувствовав за спиной движение. Аспен опустился за стол и прикусил внутреннюю сторону щеки.
– Как все прошло?
– Что?! – Кира резко обернулась, будто Аспен уколол ее в больное место. В его вопросе ей послышалось что-то иное, что-то плохое. Аспен снова нахмурился, он буквально почувствовал, как у него на лбу собираются морщинки.
– Просто интересуюсь, как путешествие.
– А. – Кира расслабилась и отвернулась. Преувеличенно бодрым голосом она пустилась в долгие, красочные и витиеватые описания своих приключений. Кое-какие были забавными, и Аспен даже улыбнулся, но он ни на миг не потерял бдительности. Если можно так сказать, он возомнил себя гончей, напавшей на след.
Кира была странной, а он не любил все странное. Потому что по себе знал: странное не сулит ничего хорошего.
* * *
После четырех лет
