в психушке, где Аспен встречался только с Дорианом и Альмой, привыкнуть к кому-то, кто заботился о нем, было легко. Кира всегда была рядом, разговаривала, смеялась. И хоть после путешествия она вернулась какой-то «не такой», Аспену все равно было сложно осознавать правду – ему не верилось, что время играет против него, что оно движется назад.
– Мама от нас ушла, – прояснила Кира бесцветным, равнодушным голосом. Казалось, из нее выжали все чувства. Она сидела рядом с Аспеном на диване, подтянув колени к груди. Зажатая, нелюдимая и дикая. Она сделала стрижку и теперь, когда опускала голову Аспену на грудь, он чувствовал, как кончики ее волос колют его в шею.
– Я хотела измениться. Я другая.
– Я заметил, – ответил Аспен, неотрывно наблюдая за Кирой. Она куда-то подевалась. Под ее внешностью оказался кто-то другой, кто-то с безумным взглядом, тревожно сжатыми губами и лихорадочным румянцем. Через неделю после возвращения Кира стала сильно худеть, и вот совсем скоро на ней мешком висела любимая одежда.
Аспен беспокоился до спазмов в желудке, потому что Кира ничего не объясняла. Лишь «мама уехала» было ответом на все вопросы. Бездушное, холодное, однозначное. Он не выдержал, схватил ее за запястье, скрытое под длинным рукавом болтающегося на ней свитера, и отчетливым голосом сказал, что они отправляются в больницу. Кира должна с кем-то поговорить. Если она не хочет говорить с ним, тогда она будет говорить с другими. Со специалистом. Кира мгновенно вышла из себя. Завопила, словно обезумевшая, яростно вырвала свою руку, а затем с такой силой отпихнула Аспена, что он, не ожидая этого, попятился к стене. Коридор был узким, и Кира, развернувшись, чтобы бежать, врезалась в другую стену и с диким ревом сползла на пол.
Аспена бил озноб. Ему было до смерти страшно, потому что он не понимал, что происходит. Кира никогда так себя не вела, никогда не плакала. Он присел перед ней на корточки, и она быстро подтянула к себе ноги, будто опасаясь, что он коснется ее.
– Что с тобой, Кира?..
– Я не могу говорить. Я ни с кем не могу говорить… – продолжала бормотать она, смаргивая горошины слез. Впалые щеки были бледными и мокрыми, ресницы слиплись, губы кровоточили – так сильно она прикусила их, стараясь сдержать крик.
– Я не могу говорить. Люди уходят.
Он видел, как у нее по подбородку скатилась слюна, поэтому вытер ее рот рукавом своего свитера. Затем осторожно приблизился и обнял. Ее колючие, влажные на кончиках волосы кольнули его шею, и Аспен сглотнул. Он чувствовал, что у него внутри поселилось что-то незнакомое, а потому страшное, и теперь оно растет и крепнет.
Она так и уснула тем днем, зажатая между Аспеном и стеной. Вскоре он услышал, что ее дыхание выровнялось, обернул ее податливые руки вокруг своей шеи и отнес в спальню. Несколько секунд он наблюдал за Кирой: изучал ее волосы, разметавшиеся по подушке – коротко подстриженные рваные пряди, будто Кира сама обкорнала себя, стоя в ванной у раковины; изучал ее худые руки с просвечивающей кожей. Наклонился, обследовал сгибы локтей. Затем выпрямился и заглянул Кире в лицо. Красные припухшие веки и синяки под глазами стали такими привычными, что Аспен забыл, как Кира выглядела раньше.
Замешкавшись на мгновение, Аспен поцеловал Киру в висок. Она стала такой маленькой, почти невесомой! Свитер на ее плечах перекосился, открывая ключицы. Аспен накрыл ее покрывалом, стараясь не тревожить, затем вышел из комнаты и позвонил Сьюзен.
– Я не говорила с ней, Аспен, – осторожно ответила та. – А что случилось?
– Кира не звонила тебе?
– Она никому не звонит. И я беспокоюсь. Я подумала, что ты… разберешься, в чем ее проблема.
– Скалларк тоже с ней не разговаривала?
– Ты же знаешь Скалларк… – отрешенно пробормотала Сьюзен. – Она не стала юлить и прямо спросила у Киры, какого черта с ней происходит.
– И?
– Она попросила Скалларк заниматься своими делами и не лезть в ее гребаную жизнь.
– Что?
– Я тоже удивилась, – признала Сьюзен. – Это же Кира… – Она слабо усмехнулась в трубку. Имя прозвучало как высокородный титул. – Она самая уравновешенная из нас. Они с мамой были близки. Наверное, Кире нужно время… Ты же не бросишь ее?
Бросить единственного человека, с которым ему так хорошо? Бросить девушку, которая делает его счастливым и которая вытащила его из ада? Бросить просто потому, что у нее настали тяжелые времена?
– Ни за что.
– Аспен, а вдруг и с тобой…
– Что-что, малыш? – хмыкнул Аспен. – Ты уже запала на меня?
– Иди к черту, Карлсон, – сварливо ответила Сьюзен и отключилась.
Аспен перестал притворяться веселым и приблизился к окну. Где-то там в тумане спряталась железная дорога. Вот бы схватить свои и Кирины вещи и умчаться подальше от этого проклятого города.
* * *
Кира спала, свернувшись в клубок. Положив под голову тоненькую руку, покрытую синяками, она подтянула к груди колени, будто пытаясь казаться еще меньше и незаметнее. Аспен устроился позади нее, прижал к себе, спрятал лицо в ее волосах. От Киры, как всегда, пахло персиками.
– Что же с тобой происходит? – еле слышно прошептал Аспен. Его дыхание кольнуло ее, и она застонала во сне. Кира спала крепко, но Аспен чувствовал, что она рада, что он здесь, поблизости, охраняет ее сон. Ее пальцы цепко обернулись вокруг запястья Аспена и прижали его руки к ребрам. На мгновение он почувствовал под своей горячей шершавой ладонью ее кости, а затем Кира накрыла его ладонь своей и поместила ее на левую грудь. Вздохнула. Аспен тоже вздохнул, чувствуя под пальцами обнаженную плоть. Он прижал Киру теснее к себе и задремал.
Где-то снаружи завывал ветер, швыряя в задрапированные окна его квартиры гнилые влажные листья, ударяясь о стекла холодными дождевыми каплями. В промозглой квартире стоял грохот. По водосточной трубе скатывались тяжелые струи, обрушиваясь на тротуар, заливая домашние растения парочки, живущей этажом ниже, которая приспособила пожарную лестницу под садик.
Несколько минут Аспен размеренно дышал вместе с Кирой холодным воздухом квартиры, чувствовал, как остывает лицо и единственное горячее место во всем мире – ее грудь и голый живот. А затем, когда прогрохотал первый взрыв грома и задребезжали стекла, Аспен испуганно распахнул глаза и вдруг очутился в полной тишине.
Он смотрел прямо в потолок. Водянистые блики на стенах из-за дождя на мгновение отвлекли его. А затем Аспен услышал странный, сковывающий движения скрип. И удар. Затем снова скрип и удар. Оторвав тяжелую голову от подушки, Аспен поежился от холода. Дверь на балкон была распахнута, и теперь, поддаваясь порывам ветра, она ударялась о дверной косяк, дребезжа стеклами. Шторы цвета переспелой вишни пропитались влагой, на полу уже натекла целая лужа.
Аспен поднялся.
– Ты отперла дверь? – Он сонно посмотрел на Киру, выпутываясь из одеяла, и застыл. Рядом было пусто. Только подушка
