— Вместе…
Недовольно цокаю языком. Еще и условия мне ставит.
— Черт с тобой, — отодвигаю его. — Когда скажу, цепляйся сзади. Понял?
— Угу.
Вылезаю в окно.
— Ты человек-паук?
Медленно поворачиваю голову.
Че???
— Спасать ммменя пришел? — уточняет это маленькое чудовище.
Как только меня не называли в моей жизни, но человек-паук…!
Матерюсь. Не сдержался.
Сколько ему? Лет пять-шесть? А все верит в эту марвеловскую чушь. Я в его возрасте уже ни в кого и ни во что не верил. Спасибо отцу.
— Давай.
Мелкий прижимается со спины, обхватывая руками мою шею.
— И ногами.
Слушается.
— Так и держись, — наставляю строго.
— Хооолодно.
Уж лучше пусть так.
— Терпи.
Еще один взгляд вниз. Пожарники возятся с лестницей, но ждать больше нельзя. Мне совсем не нравится то, что происходит за спиной.
Выбираюсь наружу. По идее спуститься на нижний балкон несложно. Они тут клоунские: маленькие и близко расположены друг к другу. Единственное не сорваться бы. Свои кости не жаль, но на мне висит чужая жизнь. Причем в прямом смысле этого слова.
— Кислород не перекрывай мне.
— А?
— На глотку не дави так!
Не задохнулся от дыма, так задушит меня от страха.
— Ооой.
Да, это тебе не кино, Рома.
— Вниз не смотри.
Эти еще внизу галдят. Разорались. Итак голова трещит просто адски.
— Сына! Сыночка! — доносится до нас гортанный вопль его матери.
Объявилась, тварь. Вспомнила.
— Мама! — прямо мне в ухо.
— Руки не вздумай разжимать, — предупреждаю на всякий случай. Мало ли, как его переклинит.
Повиснув на перекрытии, щупаю ногами выступ.
Шаг. Второй…
Несколько секунд, и мы уже видим обеспокоенное лицо усатого соседа.
— Иди сюда, малец, — тянет к мальчишке руки, но тот упрямо отказывается слезать с меня.
— Любишь все усложнять? — интересуюсь, усмехнувшись.
По ходу парню тупо понравилась вся эта канитель.
Замечаю пожарную лестницу слева.
Вовремя.
— Мы короче вниз сами, — сообщаю мужику.
Спускаемся очень быстро. Когда кроссы касаются земли, довольно грубо сдергиваю с себя ноющего мальчишку.
— Все, слезай.
Его тут же хватает пожарник.
— Спасибо! Спасибо! — мать Ромы в слезах и соплях. Лезет ко мне со своими благодарностями.
— Уйди от меня…
Сжимаю пальцами виски. Люди обступили. Хоровод незнакомых лиц и громких голосов. В ушах стоит дикий гул, перед глазами все плывет. Или дымом передышал, или начинается…
Мне надо уйти. Срочно надо уйти отсюда.
Распихиваю локтями собравшихся зевак. Спешно покидаю место происшествия, оставляя позади толпу.
Почему, почему ты не смог вот так же спасти ее?
Почему она задохнулась?
Почему ты не успел…
Сворачиваю налево. Туда, где туристов поменьше. Иду еще с минуту вдоль канала и останавливаюсь лишь на маленьком мосту.
Холодный ветер неприятно лижет шею и взмокшую от напряжения спину. Закрываю глаза. Но зря… Образ маленькой Алисы тут же воскресает в памяти.
Я даже помню это стремное ощущение. Ощущение бездыханного тела в моих руках…
Не успел. Я не успел.
Пытаюсь вдохнуть воздуха, но легкие словно битым стеклом наполнены.
Почему я не сдох там вместе с ней…
— Ян!
Лучше бы так, клянусь.
— Ян!
Кто-то цепляется за мой свитер.
Какого…
Открываю глаза. Взгляд фокусируется на девчонке.
Арсеньева.
Растрепанная. Запыхавшаяся. Дурацкая шапка съехала набок…
Вылупилась на меня. Стоит, давится слезами.
— С тобой все в порядке? — спрашивает взволнованно.
Подходит ближе.
— Ян… Я думала, не найду тебя.
Дрожащими пальцами дотрагивается до моего лица и тяжело вздыхает.
Глава 18. На шаг ближе к тебе
ДаринаЧестно говоря, состояние одноклассника меня очень тревожит. Он пугающе спокоен и по-прежнему молчит, абсолютно не реагируя на мое присутствие.
— Ян…
Мои дрожащие пальцы оглаживают скулу парня, но его остекленевший взгляд фокусируется на мне далеко не сразу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Скажи хоть что-нибудь, пожалуйста, — прошу отчаянно. — Я так за тебя испугалась…
Меня душат горячие слезы. Они бегут по щекам, и я ощущаю их привкус на искусанных от волнения губах.
— Ты такой молодец, — искренне восхищаюсь его поступком. — Я так горжусь тобой…
Поддавшись порыву, крепко обнимаю и какое-то время висну у него на шее, пытаясь успокоиться и хоть немного его согреть. Совсем ведь замерз. На улице градусов шесть, а он без куртки.
— Арсеньева, это лишнее, — отодвигает меня от себя.
Снова дистанцируется.
— У тебя наверняка есть ожоги, надо к врачу.
— Нормально все со мной. Уйди.
— Никуда я не пойду. Одного не оставлю, — цепляюсь за рукав его тонкого свитера.
После Сашиных слов про его сестру у меня душа не на месте, но задавать какие-либо вопросы на такую личную тему неуместно, поэтому я просто буду рядом.
Раздраженно вздыхает. Ему явно не нравится эта идея.
— Вода есть?
— Есть.
Как же я сама не додумалась предложить! Он ведь надышался дымом и, вероятно, его мучает жажда.
Достаю из сумки маленькую бутылку, которую купила еще утром, и отдаю ему.
— Подожди меня минутку.
Замечаю за его спиной аптеку и спешу туда. Вхожу. Растерянно осматриваю многочисленные полки. Понимаю, что сама ничего не найду, поэтому объясняю ситуацию фармацевту. Быстренько изучаю предложенный ассортимент и расплачиваюсь за выбранный товар. Хорошо хоть из налички что-то осталось. Почти все деньги я умудрилась растранжирить на подарки и сувениры.
— Спасибо!
Абрамова нахожу там же, где оставила. Не ушел… Стоит на мосту, наблюдает за тем, как к маленькой пристани пришвартовывается катер.
— Я тут!
Так торопилась, что теперь не могу отдышаться.
— Рад безумно, — отзывается он, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе.
— Ну-ка, давай кое-что сделаем.
Вскрываю защитный блистер и подхожу к нему.
— Арсеньева, что это? Тебе заняться нечем? — интересуется недовольно.
Молча беру его за руку. Наклоняюсь ближе. Осторожно осматриваю обширный ожог, который тянется от пальцев вверх, вдоль всей тыльной стороны ладони.
Кошмар, но могло быть и хуже.
— Это специальная стерильная ожоговая повязка с гидроколлоидным покрытием, — рассказываю, аккуратно заматывая пострадавшую поверхность.
Почти наверняка делаю ему больно, но он вообще не подает вида. Только смотрит на меня излишне внимательным, тяжелым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Взглядом, от которого невыносимо печет щеки.
— Обеззараживает, снимает боль и… способствует заживлению, — продолжаю я, пытаясь сохранять невозмутимое выражение лица. — Дай вторую руку посмотреть.
— Уймись, Арсеньева.
— Видишь?
С сожалением замечаю ожог и там.
— Надо и здесь так сделать.
У меня вдруг звонит телефон. Достаю его из кармана, а Ян в этот момент выдергивает из моих пальцев новый блистер.
— Алло. Да, мам.
— Дариночка, у тебя все в порядке? Время позднее, а ты не позвонила! — принимается отчитывать меня родительница.
— Все хорошо.
— Ты в гостинице? — спрашивает настороженно.
— Нет. Мы… гуляем по Невскому.
— Все вместе? — зачем-то уточняет.
Вот как чувствует! Ну и что говорить?
— Да, — смотрю на то, как ловко Ян справляется с повязкой. — Я напишу тебе попозже, ладно?
— Что, совсем нет времени поговорить с матерью? — отвечает она обиженно.
— Есть конечно. Извини, — тут же исправляюсь я.
— Хоть расскажи мне, как дела… Я же скучаю по тебе.
Улыбаюсь. В последнее время мама редко говорит что-то подобное.
— Нормально. Я тоже соскучилась. Завтра уже увидимся.
