— Да, отлично. Сейчас я всё подготовлю, и мы начнём, — я смотрю, как Грейнджер кружит по кабинету, открывая шкафчики и ящики, собирая оборудование и выкладывая всё на металлический столик на колёсиках.
Зейн спрашивает его, есть ли здесь туалет. Как только он выходит, Грейнджер разворачивается ко мне.
— Это Зейн был с тобой тогда на поезде?
— Так ты меня помнишь? — мои щёки вспыхивают. Он кивает.
— Ничего не понимаю. Я думал, что Зейн помолвлен с Ариан Стрэтфорд, той девушкой-гемом.
— Так и есть, — говорю я. — Но у нас… всё сложно.
Грейнджер вскинул брови.
— И нет, Зейна не было со мной на том поезде. Никого со мной не было, — по глазам Грейнджера я вижу, как его это задело. — Слушай, прости, что соврала тогда. На самом деле я просто хотела побыть одна.
Он не отрывает глаз от трубки в своих руках.
— Я могу это понять. Прости, что я так повёл себя. Ты просто… напомнила мне кое-кого.
— Кого?
Он медлит с ответом.
— Мою сестру.
Не успевает он сказать ещё что-нибудь, как возвращается Зейн. Грейнджер молча кивает мне, как бы подтверждая, что наша прошлая встреча так и останется втайне, и затем продолжает подготовку к операции.
— Что именно ты собираешься сделать? — спрашивает Зейн, когда Грейнджер достаёт длинную иглу.
— Использую наркоз, чтобы можно было сделать надрез и извлечь чип. Как только я достану его, воспоминания должны будут вернуться.
— И всё? Ты просто достанешь чип, и я стану такой, как раньше?
— По сути, да, — отвечает Грейнджер, раскручивая провода капельницы. Зейн шагнул ближе.
— Ты уже делал это раньше?
— Типа того.
— Мне не нравится такой ответ, — бормочет Зейн.
— Слушай, я много раз присутствовал на операциях по вживлению чипа и даже проводил парочку сам.
— Но?
— Но я ни разу не извлекал чип. Я видел, как это делает доктор Филлипс. Один раз, — он взмахивает руками. — Мало кто хочет вернуть стёртые воспоминания.
В горле пересыхает. Я собираюсь лечь под нож. Интерн, даже не врач, будет проводить операцию с моим мозгом, которая может вернуть, а может и не вернуть мои воспоминания. Чем я только думала, когда соглашалась на это?
Зейн смотрит на меня, на его лице играют желваки — признак сильной тревоги.
— Ты можешь мне гарантировать, что Сиенна будет в порядке?
Грейнджер наклоняет голову вбок, обдумывая вопрос Зейна.
— Я на девяносто процентов уверен, что операция пройдёт успешно: Сиенна будет прекрасно себя чувствовать, воспоминания вернутся в целости и сохранности, мозг будет функционировать как обычно.
Мышцы лица вновь дёрнулись.
— А оставшиеся десять процентов?
— Ну… — Грейнджер замолкает, поджимая губы. — Всегда есть риск повредить мозг.
Кабинет слегка вращается, и я хватаюсь за край стола. Повредить мозг? Я уже собираюсь сказать Зейну, что оно того не стоит, что я лучше проживу без воспоминаний, чем без мозга, но Зейн оглядывается на меня и говорит:
— Думаю, стоит рискнуть.
— Ты серьёзно? — мой голос срывается на высокие ноты.
Зейн пересекает кабинет и кладёт ладонь мне на спину. Наклонившись, он тихо говорит мне на ухо, опаляя дыханием мою щеку.
— Всё будет хорошо. Это небольшой риск. Я буду рядом от начала и до конца.
Я смотрю на него и киваю. По какой-то причине тот факт, что Зейн будет здесь, отчасти помогает побороть мои страхи, будто если что-то пойдёт не так, он как по волшебству сможет исправить это. Хотя мысль, конечно, нелепая.
Сделав глубокий вдох, я ложусь на операционный стол.
— Давайте приступим.
Зейн берёт меня за руку, сжимая её, пока Грейнджер подкатывает столик с инструментами. Он вкалывает мне в руку иглу, подключая к капельнице. Зейн убирает волосы с моего лица и шепчет:
— С тобой всё будет хорошо.
Грейнджер прикладывает к моему лицу кислородную маску, и я чувствую, как начинаю засыпать. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Зейна из-под полуопущенных век. Они такие тяжёлые, такие тяжёлые… Не знаю, как долго ещё смогу держать их открытыми.
— Ты очень красивый, знаешь, да? — говорю я, улыбаясь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я слышу сдавленный смешок. Зейн улыбается мне.
— Спасибо. Ты тоже.
Я хочу сказать что-то ещё. Какое-то слово уже готово сорваться с моего языка, но я его теряю. Слово, не язык. Язык пока ещё на месте. Вроде бы.
Но будет ли он там, когда я очнусь?
***
Ноющая боль поднимается со спины к шее и разливается в голове. Не знала, что мозг может болеть, но я ясно ощущаю непрекращающуюся боль, пронизывающую нервные окончания, пульсирующую в затылке. Я обвожу языком внутреннюю сторону дёсен. Да, он ещё на месте.
Лицо Зейна — это первое, что я вижу. Но опять же, не знаю, чего ещё я ждала. Раздаётся тихий писк — кардиомонитор? — и в воздухе витает сладковатый привкус крови. Зейн обеспокоенно нависает надо мной.
— Привет, — хриплю я. Он улыбается, тревога в его глазах рассеивается.
— И тебе привет.
— Уже всё?
— Да. Ты отлично справилась.
— Так мои… мои воспоминания уже на месте?
Голос Грейнджера вклинивается в наш разговор, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, как бы больно мне ни было от этого движения.
— Это может занять несколько часов, пока все синапсы не восстановятся. Но да, я извлёк этот чип. Операция прошла успешно. Воспоминания должны вернуться к утру.
— У нас получилось, — шепчет Зейн.
— Что-нибудь болит? — спрашивает Грейнджер.
Я киваю и морщусь. Поднимая руку, в которую вколота игла, я ощупываю затылок. Там большой пластырь, и волосы немного сбриты.
— Прости, — извиняется Грейнджер, подходя к столу, — мне пришлось сбрить немного волос, чтобы можно было проводить операцию. Не представляю, как доктор Филлипс обошёлся без этого. Но это место легко скрыть остальными волосами, да и скоро отрастут. Что касается болезненных ощущений, то всё пройдёт в ближайшее время, хотя голова может ещё побаливать несколько дней. Любых обезболивающих, отпускаемых без рецепта, будет достаточно, — на последний словах он переводит взгляд на Зейна, и тот кивает.
— Сколько займёт восстановление? — спрашивает Зейн.
Грейнджер смотрит на часы на противоположной стене.
— Я бы сказал, что она сможет пойти через несколько часов.
Если верить часам, время уже час ночи. Я протягиваю руку, пытаясь дотянуться до Грейнджера.
— Спасибо тебе большое, спасибо, — невнятно бормочу я. Мои веки слишком тяжёлые. — Могу я ещё поспать?
Я закрываю глаза. Голос Грейнджера звучит будто издалека, приглушённо и размыто:
— Действие анестезии ещё не прошло, — поясняет он.
— И когда оно пройдёт? — спрашивает Зейн. Но почему это звучит так, будто он сейчас где-то в коридоре, а не рядом со мной?
— Через пару часов, наверное. Это индивидуально. Она может быть более восприимчивой.
Наступает тишина. Может, Зейн тоже заснул? Но затем он отвечает своим обволакивающим голосом:
— Во сколько люди начнут приходить утром?
Люди? Какие ещё люди?
— Если вы успеете уйти до семи, то всё будет в порядке, — говорит Грейнджер, и его голос звучит так, будто он сейчас под водой. Я едва разбираю слова.
Не уверена, куда они собрались, но знаю, куда пойду я — в царство сна. Мой разум уплывает, их приглушённая беседа убаюкивает меня, как волны в океане.
Вперёд-назад, громко-тихо, тяжело-легко…
***
— Сиенна, просыпайся, — будит меня чей-то голос, и затем осторожно встряхивает. — Пора вставать.
Мои веки свинцовые, но я всё же пытаюсь их поднять. В отчаянной попытке открыть глаза, я помогаю себе пальцами. Зейн смотрит на меня, на его лице написан страх.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нам нужно уходить. Сейчас же, — он оглядывается назад, выпаливая: — Прости, я заснул. Сотрудники уже приходят. Если тебя увидит доктор Филлипс… — он не договаривает и кладёт руку мне на спину, помогая принять сидячее положение.
