— Мы должны ему сказать, — в который раз заявляет Тимур и решительно разворачивается к сыну.
— Ну, не сейчас же, — едва успеваю поймать его за руку.
Он возвращается, наклоняется ко мне, и наши лица, мало сплетенных ладоней, оказываются слишком близко. Я все еще смущаюсь от столь тесного контакта. Особенно потому, что с такой позиции Тихомиров всегда очень пристально меня рассматривает. Сейчас не исключение.
— Почему? — выдыхает он.
Я буквально физически ощущаю нетерпение. Его явно достала вся эта ситуация.
— Ты обещал, что мы посоветуемся с психологом, как лучше это сделать, чтобы не травмировать ребенка.
— Это какой-то бред, Полина, — резюмирует Тихомиров недовольно после непродолжительной паузы, во время которой он, судя по всему, все еще размышлял над ситуацией. — По-моему, очевидно, что он уже готов.
— А ты? — шепотом озвучиваю один из своих страхов. — Ты понимаешь, что ребенок — это не игрушка? И если ты примешь Мишу, как сына, то задней уже не будет. Ты к этому готов? Потому что… — мой голос срывается. Неосознанно прохожусь ладонями по крепким предплечьям Тимура и впиваюсь в них пальцами. Смотрю тоже на них, не в состоянии поднять взгляд. — Не хочу, чтобы Мише было в будущем больно, потому что он тебе надоел.
— Ты серьезно? — выдыхает шумно Тихомиров.
В его тоне сквозит не просто удивление, а какое-то пограничное шоковое состояние.
Я скольжу взглядом по его напряженному раскачанному торсу, темнеющему щетиной подбородку, и через силу к глазам подбираюсь. Только один этот контакт сейчас вызывает внутри меня цунами и непрекращающуюся дрожь.
Однако ответить не успеваю.
В кухню влетает Диана. Застукав нас в неоднозначном положении, она громко присвистывает и только после этого здоровается. Но и тут мне не удается отреагировать. Тихомиров, едва взглянув на нее, хватает меня за руку и тянет за собой в коридор.
— Присмотри за сыном, — бросает он Диане на ходу. И добавляет для Миши: — После завтрака погуляем.
Который он сам, похоже, собирается пропустить.
29
Птичка
Тихомиров приводит меня в спальню. Точнее, затаскивает туда и будто выбрасывает перед собой. Снова этот наклон головы и взгляд из-подо лба, откликающийся жаром в груди. Снова я не знаю, куда себя деть… Плечи Тимура заметно напряжены, но руки свободно опущены вдоль тела. Это мне хочется своими отгородиться. Закрыться. Как-то спрятаться… Хоть и знаю, что все бесполезно. Против него не сработает.
— Объясни сейчас нормально, — требует Медведь якобы ровным тоном. Я же чувствую, что он на пределе эмоций. — Ты думаешь, что я все это затеял, чтобы временно поиграть в отца?
Ни формулировка вопроса, ни взгляд, которым он продолжает держать меня в оцеплении, не настраивают на то, чтобы я вдруг выворачивала перед ним душу и выказывала, что меня тревожит.
— Я не знаю, — вот, что я выдаю. Сама себя чувствую глупой, но мне кажется, что на кухне я и так достаточно ясно высказалась. — Откуда мне знать, зачем ты все это делаешь, и как быстро тебе это надоест? Через месяц? Два? Четыре?
— Что «это»? — голос Тихомирова звучит громче.
Хотя, возможно, это у меня от безумной пульсации в висках искажается слуховое восприятие. Мне вдруг все слышится оглушающим. Даже обычно незаметное тиканье настенных часов.
— Все «это»! — подкрепляю ответ взмахом руки.
В образовавшуюся жестом кривую дугу главным образом попадает двуспальная кровать. Тимур, конечно же, понимает, что имеется в виду. И я тотчас краснею.
Ненавижу эту реакцию.
— Тебе пора завтракать. Каша остывает. И вообще…
Прежде чем успеваю еще что-то сообразить, отворачиваюсь от него и прижимаю к горящим щекам ладони. Надеюсь, Тихомиров просто выйдет и оставит меня одну. Вот только… Он, конечно же, никогда ничего не делает согласно моим желаниям. Подходит сзади и сжимает ладонями мои плечи.
— Мне нужно побыть одной, разве непонятно? — голос дрожит и, кажется, даже звенит от эмоций. — Пожалуйста…
— Я не собираюсь сливаться ни через месяц, ни через четыре, — перебивает он меня. — И меня пиздец как бесит то, что ты думаешь иначе, — слышу эту злость в голосе. Хоть он и звучит приглушенно, но буквально вибрирует нотками сдерживаемой ярости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Только я набираю в грудь воздуха, чтобы обосновать свои опасения тем, что он уже так делал, начинает трезвонить телефон. Нет необходимости смотреть на экран, благодаря характерной мелодии понимаю, что вызов от Кости. Мама в последнее время отдает предпочтение скайпу, а по ватсапу со мной продолжает связываться только Измайлов.
Безусловно, я не собираюсь с ним разговаривать при Тихомирове. Но… Тимур сам вытягивает смартфон из кармана моих шорт. Выражение лица, с которым он принимает видеозвонок, трудно описать. Таким агрессивным я лично видела его исключительно на ринге. Он даже ничего не говорит, лишь смотрит в камеру. Костя перестает улыбаться и, прежде чем я успеваю что-то сказать, спешно обрывает вызов.
— Зачем ты это сделал? — злюсь и пытаюсь отобрать свой телефон у Тихомирова.
Но он отгораживается от меня и, черт возьми, читает нашу с Измайловым вчерашнюю переписку. Ничего такого там, насколько я помню, нет. Однако сам факт того, что Медведь позволяет себе такие вещи, возмутительный!
— Сейчас же отдай мой телефон!
Он не реагирует. Продолжая одной рукой удерживать меня в стороне, второй быстро набирает сообщение. Набирает и, черт возьми, отправляет. А затем… Мне прекрасно видно, как он жмет на троеточие в верхнем левом углу.
— Не смей! — выпаливаю, как только догадываюсь, что он делает.
Но Тихомирову, естественно, плевать на мои слова. Он уверенно жмет дальше, пока посреди экрана не выскакивает окно блокировки контакта. Еще одно нажатие, и только после этого отбрасывает телефон на кровать.
Смотрит на меня. Непродолжительно. Сказать ничего не удается, только рвано выдохнуть, как Тимур прокручивает меня и прижимает спиной к своей груди.
— Ты больше не можешь с ним трахаться, — выдыхает мне в шею и притискивает еще сильнее к себе.
Дышать тяжело, но его слова вызывают во мне новый всплеск негодования.
— Как я могу спать с ним сейчас? По телефону, что ли?
— Вы так делали? — его голос становится ниже и грубее, а все тело — словно каменным. — Когда ты была здесь, делали?
Не считаю себя обязанной отвечать и как-то оправдываться, но Тихомиров так достал меня своими нападками…
— Какой же ты идиот! Ни с кем я не спала! Ни с кем, кроме тебя! Даже по телефону!
Пока выкрикиваю это, Тимур вновь крутит меня, как куклу, чтобы посмотреть в глаза. Посмотреть с не меньшим изумлением, чем тогда в больнице, когда понял, что Миша его сын. Да он в таком шоке, будто я не в отсутствии секса созналась, а в том, что четыре года не ела или не дышала!
— Почему? — спрашивая, бегает по моему лицу глазами.
Визуально все реакции считывает. Ничего не упустит, уже знаю.
— Потому что не хотела. Такой ответ ты понять в состоянии?!
На мое ехидство Медведь не реагирует. Продолжает рассматривать.
— А как же этот хер? Что у вас за отношения?
— Мы пару раз целовались, — чистосердечно признаюсь я.
Тихомиров дергает подбородком, выразительно сжимает челюсти и опускает взгляд к моим губам. Ничего больше не говорит. Только, яростно раздувая ноздри, вдыхает и, наконец, отпускает меня.
Он уходит, а мне требуется еще несколько десятков минут, чтобы полностью прийти в себя. Умываюсь прохладной водой и долго стою, пока сердце не успокаивается.
Кроме утренней прогулки, Тимур забирает Мишу еще и вечером перед ужином. Хорошо, что я вернулась на кухню. Руки занять есть чем, вот бы еще голову… Мало мне переживаний, еще и Расул Муртазанович вызывает на разговор.
— Полина, я не знаю, что у вас с Медведем происходит, — начинает издалека, а я сходу ощущаю себя школьницей, которую вызвали на ковер к директору за аморальное поведение. — Не в моем характере вмешиваться в чужие отношения, — вздыхает, будто ему и правда непросто дается эта тема. Я же стою, сцепив перед собой руки, и дышу через раз. — В общем, Тимур уже неделю срывает тренировки. Нет, он работает. Выкладывается. Прет на всех парах. Но не слышит, что я ему говорю. Едет на старой базе. Мы должны прорабатывать новые связки, повторять определенные комбинации и проходить «фишки» Рамиреса… — догадываясь, что я слабо понимаю суть проблемы, прерывается. И резюмирует более простыми словами: — Еще немного в таком режиме, и Тимур попросту начнет терять темп… И сам ведь это понимает! — срываясь, бормочет под нос какое-то ругательство. — После завтрака у него должно быть два часа сна, но он их не использует. Вместо этого проводит время с тобой или с Мишей. Сомневаюсь, что и ночью нормально отдыхает, — махнув рукой, отворачивается к окну.
