Тут за моей спиной раздался тихий детский голос.
— Лейла, а нам уже можно играть в шпионов?
— Конечно! — Тут же откликнулась я. — Просто нас теперь будет больше.
И повела всех к потайной двери, у которой, к моему неудовольствию, стоял Ромич.
— Ты почему вышел? — зашипела я.
— Откуда они здесь? — и не подумал отвечать он.
— Все потом. Открывай дверь.
Когда мы оказались внутри, все были, мягко говоря, в шоке — не ожидали, что уйдя за ребенком, приведу еще троих взрослых, один из которых тяжело ранен. Места в комнате вдруг оказалось очень мало — все-таки двенадцать человек.
Начавший было подниматься галдёж, мама задушила в зародыше.
— Тихо! С минуты на минуту в дом ворвутся солдаты! Уверена, нам скоро все объяснят!
Я благодарно на нее посмотрела и глубоко вздохнула:
— Саргайлу срочно нужна помощь. Мама, ты взяла тревожный чемоданчик?
Та встреча с Сольгером, когда мне пришлось по всем углам искать средства первой помощи для раненого, не прошла даром, и я позаботилась о том, чтобы у нас в доме и в кофейне появились аптечки — «тревожные чемоданчики», где лежали средства дезинфекции, мази, сборы трав, рулон самодельного бинта и всякие мелочи — даже нитки с иголкой.
Мама утвердительно махнула головой и вместе с Эльмирой начала снимать с раненого одежду. Сэйра в это время как бы отдалилась от всего вокруг, присела в угол и прикрыла глаза. Айла опустилась рядом и положила голову ей на колени, крепко обняв за талию. Я выдохнула и, глянув на Саргайла, поняла, что хранящихся в «чемоданчике» бинтов и дезинфицирующих средств явно не хватит.
— Мама, ты взяла что-нибудь, из чего можно сделать бинты?
— Сейчас, я посмотрю, что подойдет… — она завертелась на месте в поисках мешка.
— Хорошо, мама, спасибо! Профессор-аха, я знаю, вы просто обязаны были захватить с кухни что-то покрепче воды… — Хотя я вроде и не спрашивала, но вопросительно посмотрела на профа в надежде, что он подтвердит мою догадку.
— Да… — после некоторой паузы проговорил он и довольно быстро, как бы оправдываясь, продолжил. — Я взял с собой домашнюю настойку и вино, все-таки нам всем нужно немного расслабиться… — сутки в закрытом пространстве…Ты же знаешь, я не люблю ни тесных кают, ни… — он красноречиво обвел взглядом комнату.
— Это просто замечательно! — облегченно выдохнула я. Но тут же исправилась, поняв, как это прозвучало со стороны. — В смысле, замечательно, что вы все это захватили! Вы очень предусмотрительны и дальновидны! — Даже в таком состоянии я как могла решила подбодрить профессора, все-таки он человек уже в возрасте и все эти потрясения, как и непереносимость замкнутых пространств, могут плохо на нем сказаться.
— А вода? Сколько у нас воды?
— На сутки должно, и нам хватить, и господина офицера обмыть, — ответила Эльмира.
Обмыть? Эта ощипанная курица и правда думает, что я дам Саргайлу погибнуть и нам придется обмывать покойника? Интерпретировать эти слова иначе было просто невозможно, так как в эльмирантийском языка подобное употребление слова имело именно такой контекст. Было конечно «обмыть» со вполне обычным значением, но произносилось оно немного по-другому. А потому гнев и какое-то дикое отчаяние буквально вскипели в моей крови.
Увидев мой разъяренный взгляд, она тут же исправилась:
— Я хотела сказать промыть господину офицеру раны! — и затараторила в надежде прикрыть свой промах. — Мы специально взяли побольше воды, чтобы хватило, и попить, и умыться!
Я решила не заострять на этом внимания и как могла успокоилась, все-таки сейчас самое неподходящее время для выяснения отношений.
Женщины уже освободили раны Саргайла от одежды, промыли, продезинфицировали и перевязали те, что помельче. Но кровь из более серьезных не думала останавливаться, поэтому я под изумленные взгляды матери и остальных наложила жгуты. Лицо осторожно обмыли от крови, и раны на нем оказались не так страшны, как казалось, а я еще раз убедилась, что любые повреждения на лице выглядят гораздо страшнее, чем есть на самом деле. Да и глаз оказался на месте, просто заплыл. Действительно пугала лишь одна глубокая рана на лице, к которой приложили лоскут пропитанной антисептиком ткани. Ее нужно было зашивать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я мысленно застонала. Как же не хотелось вновь браться за иголку! Но надо. Здесь почему-то особенно сильно боялись ран на лице, и даже знахарки и лекари предпочитали за них не браться. И это было гарантированное уродство, ведь она заживала долго и как придется, а уж такая, на пол лица, вполне могла закончиться не просто уродливым шрамом…. Сейчас только грамотная медицинская помощь могла помочь несчастному. Хотя, где я и где грамотная медицинская помощь! Всевышний! Хотелось покричать вслух, но я ограничилась беззвучным внутренним воплем и попыталась взять себя в руки.
— Мама, нужно положить в домашнюю настойку нитки и иголку из «чемоданчика».
— Зачем? — удивилась она.
— Будем зашивать господину офицеру раны, — сглотнув и судорожно вздохнув, ошеломила ее.
Мама серьезно посмотрела мне в глаза и, перекрестившись по местному обычаю, принялась выполнять то, что я попросила. Хотя было видно, что делает она это с большой неохотой, недоверием и даже возмущением. Вейла и Эльмира просто сидела с круглыми непонимающими глазами и переводили взгляд с меня на маму, явно не веря, что она восприняла мои слова серьезно. На мужчин в это время я не смотрела, хотя и знала, что они о чем-то тихо между собой беседовали, не обращая внимания на женское крыло, которое помогало офицеру. Напряженное молчание прервал тихий каркающий смех Саргайла.
— Лейла, ты неподражаема! Но сегодня чуда не случится. При моих ранениях разве что хороший лекарь смог бы помочь, и то не факт. А ты, конечно, замечательная девочка, но не нужно мучить ни себя… ни меня. Эта женщина правильно сказала: еще немного — и меня нужно будет обмывать, а не зашивать.
На последней фразе его и так тихий голос стал почти неслышным. А я разозлилась! На этот мир, на солдат и их военачальников с обеих сторон, на самого Саргайла, на ситуацию в целом, и больше всего на себя! За то, что стояла в нерешительности, хотя могла помочь, и за то, что этот мужчина себя уже хоронил. А злая женщина — это опасная и решительная женщина, даже если для всех она всего лишь ребенок.
— Саргайл, я тебе сейчас одну вещь скажу… Ты ее, пожалуйста, запомни, потом, как придется, запиши и можешь даже повторять, когда особенно хреново будет: Ты жутко везучий тип! И ты выживешь, чтобы ни случилось. Я лично за этим прослежу и Всевышнего за тебя попрошу. Понял?!
Во время всего этого спича в комнате стояла полная тишина, а потому мы без труда услышали совсем рядом приглушенные выкрики и топот тяжелых сапог. Я прикрыла рот ладошкой и, в испуге опустилась на колени рядом с Саргайлом, а Кирим прикрыл горшком и без того слабо горевшую масляную лампу. И хотя мы специально проверяли, виден ли свет за пределами комнаты, предосторожность никому не показалась лишней. К счастью, нас никто не услышал и не увидел. По крайней мере, никто не спешил крушить стены в поисках непонятных голосов, и это радовало. Некоторое время за стенкой еще слышалось чье-то присутствие, однако, скоро не стало слышно и его. Но радоваться никто не торопился, так как это совсем не значило, что дом пуст.
Еще немного посидев в тишине и темноте, я, наконец, решилась пошевелиться и подползла к «тревожному чемоданчику».
— Кирим, открывай лампу, думаю, уже можно, извне все равно не видно, мы же проверяли.
— Так-то оно так… — прокряхтел он, освобождая лампу из «плена». — Но предосторожность никогда не повредит. — Потом немного подумал и сказал Ромичу: — А ты поднимись-ка вон по тому чурбачку и вынь из стены камень — нужно пустить немного воздуха, а то нас здесь слишком много.
Ромич в недоумении потянулся к ближайшему камню, однако тот и не думал сдвигаться.
— Да не этот, балбес! Тот, что выше и цветом немного отличается. Да! Днем еще парочку достанем, чтобы свежее было, а сейчас нельзя, могут свет непонятный увидеть.
